Все вокруг засмеялись, ибо и черниговцы, и киевляне знали, что сегодня сбылась самая заветная мечта Святослава.

Святослав, сопровождаемый Всеволодом и толпой бояр, обошел весь дворец, где прошло его детство и где жил его отец. Здесь же до киевского восстания жил Изяслав, который по возвращении из Польши отстроил для себя деревянный терем близ Михайловского Златоверхого собора, отгороженный от шумного Подола и верхних кварталов Киева бревенчатой стеной Дмитриевского монастыря. Изяслав принял меры безопасности, которые, впрочем, не помогли ему на этот раз.

В тронном зале Святослав задержался подольше. С бьющимся сердцем взошел он по ступенькам на возвышение, где стоял трон из мореного дуба с бронзовыми позолоченными подлокотниками и высокой резной спинкой. Вот она, вершина власти! Вот он, предел мечтаний для всякого честолюбца, место самого старшего князя на Руси!

Изяслав занял этот трон в тридцать лет. Святослав добился этого златого трона уже в сорок шесть лет.

«Ладно, - мысленно утешил себя Святослав, - главное добился-таки. И не замарал рук кровью старшего брата».

Ода с замирающим сердцем вступила под своды белокаменного дворца в Киеве. Отныне это был ее новый дом.

Святослав встретил супругу с распростертыми объятиями.

- А вот и великая княгиня пожаловала! - весело молвил он и с притворной строгостью приказал боярам, толпившимся вокруг: - Кланяйтесь, почтенные, своей княгине! Кланяйтесь!

Бояре поклонились: кто низко, кто не очень.

Среди киевских бояр Ода заметила много старших дружинников, перебравшихся за своим князем из Чернигова в Киев.

Святослав самолично провел Оду по всему дворцу, завел ее даже в сокровищницу.

- Гляди, лада моя, сколь мы с тобой ныне богаты! - Святослав поднимал крышки больших сундуков, в которых покоились груды золотых и серебряных монет, россыпи самоцветных камней и белого жемчуга. - Не все упер с собой Изяслав, как видишь. Да и мог ли он все-то с собой забрать, а?

Святослав повел Оду дальше по сокровищнице туда, где на деревянных полках стояли рядами золотые чеканные ендовы, братины, чаши и бражницы. Он смеялся, глядя на неподдельное изумление супруги при виде золотых слитков, сложенных конусообразными пирамидками. Тут же стояло множество кожаных мешков с серебряными гривнами. На стенах было развешано украшенное золотом и драгоценными камнями оружие: мечи, кинжалы, множество изящных топориков, секир, стилетов…

Далеко не бедная была казна у Святослава в Чернигове, но с таким богатством сравниться не могла.

- Таких сокровищ нет даже у германского короля, - промолвила пораженная Ода, выйдя из сокровищницы.

- Да что у короля германского, - в восторге воскликнул Святослав, - у самого Папы Римского нет таких богатств! А у нас есть!

Он торжествующе расхохотался.

Однако поздно вечером, находясь с супругой в ложнице, Святослав стал совсем другим, мрачным и задумчивым.

- О чем печаль, свет мой? - допытывалась Ода. - Что таишь в сердце своем?

- Изяслав-паскудник перехитрил меня, - хмуро ответил Святослав, - не ко Всеславу в Полоцк побежал, а к Болеславу в Краков. Теперь он станет поляков на меня натравливать.

- Болеслав - зять твой, - сказала Ода. - Не поднимет он меч на тестя своего.

- Ты поляков не знаешь, Одушка, - мрачно усмехнулся Святослав. - Они хотя и христиане, а по волчьим законам живут. У них в княжеской среде убийство ближней родни - обычное дело. Брат режет брата, сын - отца, жена - мужа. И все - ради власти и богатства. Так что Болеславу поднять меч на тестя - плевое дело.

- Что ты намерен делать? - спросила Ода, знавшая, что ее муж не из тех людей, которые почивают на лаврах после всякой удачи.

- Думаю вот, - неопределенно ответил Святослав. Став великим князем, Святослав перераспределил княжеские столы.

Брату Всеволоду Святослав уступил Чернигов, тем самым подтверждая, что Всеволод отныне второй по значимости князь на Руси. Владимира, сына Всеволода, которому уже исполнилось двадцать лет, Святослав перевел из Смоленска во Владимир. Святослав давно заприметил во Владимире Всеволодовиче недюжинное ратное умение, поэтому и решил держать его на польском порубежье на случай войны с Болеславом.

Своего старшего сына Глеба Святослав вывел из Новгорода и посадил в Переяславле. Давыда - перевел из Мурома в Новгород, а в Муром отправил Ярослава, младшего сына.

Олег и Роман остались на прежних княжеских столах: один в ростово-суздальской земле, другой - в Тмутаракани. Не забыл Святослав и про своего любимого племянника Бориса, посадив его князем в Вышгороде. Ода как-то намекнула Святославу, мол, почему бы не перевести Олега в Смоленск.

- Олегу уже двадцать пять лет, - молвила Ода. - По-моему, он достоин и более высокого стола. Не век же ему в Залесской глуши сидеть.

- Я и сам рад бы перевести Олега из Ростова поближе к Киеву, - ответил Святослав. - Однако Смоленск Всеволоду принадлежит. Не ссориться же мне из-за этого с братом. Я и так его Переяславля лишил.

- Ты же уступил Всеволоду Чернигов, - удивилась Ода. - Разве ему этого мало? Чернигов гораздо больше Переяславля и от Степи подальше.

- Так-то оно так, - согласился с женой Святослав, - Чернигов после Киева второй град на Руси. Но у Всеволода в Чернигове лишь его молодшая дружина и слуги, а все бояре его остались в Переяславле. Черниговские же бояре признают во Всеволоде своего властелина только по закону, а по сути истинным их повелителем был и остаюсь я. И Всеволод понимает это. Может, оттого ему так неуютно в Чернигове.

- Ну так и оставил бы Всеволода в его любимом Переяславле, - бросила Ода, - а Чернигов отдал бы Глебу. Небось, бояре черниговские с большей охотой приняли бы сына твоего, нежели брата.

- Нельзя мне так поступать, - проворчал Святослав, - не по закону это. По «Русской Правде» коль старший брат сидит на киевском столе, то следующий по старшинству должен сидеть в Чернигове, а еще более младший брат получает Переяславль. У нас так и было, покуда мы не согнали Изяслава с киевского стола. Теперь положение изменилось, поскольку нас, братьев, осталось двое. По закону, мой старший сын должен сидеть князем в Переяславле, так как этот град третий по значимости после Киева и Чернигова. Таким образом Глеб как бы переходит в разряд моих младших братьев. Уразумела?

- Нет, - коротко ответила Ода.

На этом разговор прекратился, поскольку Святослав не любил кого-либо убеждать в очевидном, а Ода не стремилась выслушивать его доводы, ибо в душе считала, что написанный закон скорее камень преткновения, чем выход из возникающих затруднений при дележе власти.

Святослав был обеспокоен не только тем, что Изяслав скрылся в Польше, но и поведением игумена Феодосия, который открыто осудил изгнание. На праздничный пир, данный Святославом по поводу своего вокняжения в Киеве, Феодосии не прибыл, хотя был приглашен в числе первых. Более того, из Печерской обители явился монах и передал Святославу устное послание своего игумена, из коего следовало, что там, где пируют на развалинах братней любви, ему, Феодосию, не место.

Всеволод повел себя странно, когда Святослав предложил ему вместе с ним съездить в Печерскую обитель и лично переведаться с Феодосией.

«Феодосии на тебя гневается, - сказал Всеволод, - тебе и ответ пред ним держать, брат. А мое дело сторона».

И Святослав, скрепя сердце, собрался один ехать к Феодосию.

- Может, и мне с тобой? - обратилась к мужу Ода.

- Не стоит, - отказался Святослав и раздраженно добавил: - А то схимники еще подумают, что я вознамерился повлиять на отца-игумена прелестями своей супруги.

Из Печерской обители Святослав вернулся мрачнее тучи.

Ни с кем из своих приближенных бояр он откровенничать не стал, лишь Оде проговорился во хмелю о том, какими упреками встретил его преподобный Феодосии.