- Нет, нет, сынок. Спасайся сам! - растроганный заботой, запротестовал Изяслав. - Ты Ярополка видел?

- Видел, отец, - ответил Мстислав. - Не беспокойся, жив он. А вон и Коснячко скачет.

Мстислав сунул в рот два пальца и пронзительно свистнул. Воевода подъехал к Изяславу и слез с коня.

- Потерял я тебя, княже, - вытер пот со лба. - Был рядом и вдруг сгинул куда-то! Я уж решил, что уволокли тебя поганые на аркане.

- Лошадь меня понесла, - сказал Изяслав, - да недалече отсюда издохла сердешная.

А мимо продолжали скакать русские всадники с красными щитами: бегство продолжалось. Из степной дали все явственнее раздавались визгливые крики половцев.

Мстислав и Коснячко помогли Изяславу взобраться на княжичева жеребца, а сами вдвоем сели на коня воеводы.

Не задерживаясь в разграбленном половецком стане, остатки русских дружин перебрались, наконец, на другой берег Альты, где смогли немного отдышаться после стремительного бегства.

Святослав нашел Изяслава сидящим у шатра на куче хвороста. Великий князь выглядел усталым, каким-то покорноунылым. Кольчуга на нем была залита кровью, большие руки тоже были в засохшей крови. Русые волосы взмокли от пота и прилипли ко лбу. Рядом стояли Изяславичи: Мстислав, Святополк и Ярополк, тоже грязные и усталые.

- Это правда, брат? - подступил к Изяславу Святослав. Изяслав поднял на Святослава безразличные глаза.

- Ты о чем?

- Ты не хочешь давать еще одно сражение поганым. Так сказал мне Всеволод.

- Всеволод тебя не обманул, - ответил Изяслав и, обернувшись, раздраженно крикнул дружиннику, возившемуся с подпругой около буланого жеребца с белыми ногами: - Ну скоро ты там?

- Бежать собираешься? - прищурился Святослав. - Думаешь, до Киева поганые доберутся?

- Без пешего войска нам половцев не разбить, - мрачно сказал Изяслав.

Дружинник подвел к нему коня.

Изяслав, с трудом ступая на больную ногу, вскарабкался в седло. Без шлема, меча и щита - плащ он тоже потерял в степи - великий князь выглядел нелепо, будто тать, перемазанный кровью своих жертв.

- А нам со Всеволодом что делать? - спросил Святослав.

- Ступайте в Переяславль и ждите меня с войском, - был ответ.

Воеводы, стараясь не встречаться глазами со Святославом, поднимали поредевшую киевскую дружину и спешно покидали лагерь, оставляя шатры и повозки со снедью половцам.

Дружинники Всеволода, раньше оказавшиеся у себя в стане, успели снять свои палатки и погрузить на возы, которые теперь пылили по дороге на Переяславль. Следом, вытягиваясь длинной темной лентой, двигались остатки переяславской и торческой конницы.

Всеволод подъехал к Святославу, чтобы проститься.

- Может, и ты со мной, брат? В Чернигов тебе без боя не пробиться.

- Не впервой под смертью ходить, - невесело усмехнулся тот. - Прощай, брат!

В обозе переяславцев оказались и освобожденные русские полонянки. С ними была и Млава.

В сумятице, когда дружины Ярославичей смешались на узком пространстве сворачиваемого наспех стана, Млава сама разыскала Олега, в числе последних черниговцев перешедшего речку вброд. Девушка что-то лепетала, смеясь и плача. На ней было все то же черное платье и красный Олегов плащ. Своим платком Млава перевязала княжичу руку, раненную в сече.

- Вот и свиделись, - устало улыбнулся ей Олег.

- Уезжаю я в Переяславль, миленький, - торопливо сообщила Млава, заглядывая Олегу в глаза. - Пора уж мне, не сердись. Вспоминай обо мне иногда. Коль захочешь разыскать, ищи в Переяславле. Спрашивай Млаву, дочь боярина Воинега.

Девушка прильнула на миг к губам Олега и убежала, затерялась в толчее лошадей и воинов, шума и гама, оставив княжича в сладостном ошеломлении.

Вставало солнце, над рекой зыбился легкий туман. К броду опасливо приблизились первые половецкие всадники, проехали по мелкой воде, держа наготове луки и сабли. Русский стан встретил их пустотой и безмолвием.

После битвы на Альте разошлись дороги братьев Ярославичей, решили князья в своих уделах порознь беду переждать.

Бесславное возвращение в Киев еще больше прибавило Изяславу мрачного настроения.

Дружина вступила в город под вечер; накрапывал дождь.

У киевлян были хмурые лица - весть о поражении с невероятной быстротой обогнала разбитое войско. Князь ехал на коне, окруженный своими боярами. Ему казалось, что из всех окон и щелей в заборах за ним наблюдают злорадствующие глаза. Не ладились у Изяслава отношения с киевлянами, давно уже не ладились.

На углу горшечной улицы бородатый ремесленник в кожаном переднике злобно бросил во след князю и его свите:

- Затемно ушли, затемно вернулись… У, злыдни!

У Софийских ворот, ведущих в детинец, Изяслава встречала целая толпа богатых киевлян. Послышались громкие возгласы:

- Слава князю Изяславу Ярославичу!

- Слава защитнику нашему!..

«Да они издеваются надо мной!» - злобно подумал Изяслав и пришпорил коня, желая поскорее скрыться с людских глаз.

В дворцовые покои Изяслава внесли на руках: нога у князя распухла и сильно болела. Немедленно были созваны лекари, которые с озабоченными лицами взялись за лечение. После каких-то втираний боль немного утихла. Чтобы избавиться поскорее и от боли душевной, Изяслав велел подать вина.

Князь допивал уже третью чашу, когда к нему пожаловала Гертруда. С нею была служанка Эльжбета и постельничий Людек.

- Горе вином заливаешь, свет мой? - насмешливо промолвила княгиня.

Изяслав не ответил.

Гертруда глядела на мужа, склонив голову набок и улыбаясь снисходительно.

- Все-таки до чего слабы духом мужчины, - вновь заговорила Гертруда. - И откуда в них это скотское желание напиться при малейшей неудаче!

Изяслава больше всего разозлило то, что сказано это было при служанке и постельничем. Эльжбету князь ненавидел за ее скверный характер и за то, что благодаря Гертруде она стала любовницей Святополка; говорят, была уже на сносях от него. Эльжбета приходилась дальней родственницей княгине и та по-родственному опекала девушку, позволяя ей иной раз такое, чего другим служанкам не разрешалось.

Вот и теперь, после откровенной колкости Гертруды, Эльжбета хихикнула, опустив свои очаровательные глазки. В этой белокурой статной польке было немало очаровательного и помимо глаз: алые губы, ослепительно белые зубы, красиво изогнутые брови, фигура без малейшего изъяна… Изяслав мог бы быть снисходительнее к Эльжбете, если бы она допустила к своему телу и его, но великому князю в этом было отказано, причем в самой резкой форме. Покровительство Гертруды сделало девушку самонадеянной и развязной. Она гордилась своей красотой и свысока взирала на всех мужчин, этому научившись у своди покровительницы.

- Убирайся! - зарычал Изяслав на Гертруду и со звоном опустил опорожненную чашу на стол.

Княгиня смерила полулежащего в кресле мужа уничтожающим взглядом и вышла из светлицы. Эльжбета последовала за ней с кривой улыбочкой на устах.

Людек остался.

- Сходи-ка за Коснячко, - приказал Изяслав. - Да живее!

Людек удалился.

Покуда постельничий ходил за воеводой, Изяслав находился в обществе троих лекарей, которых он угостил вином в знак особой милости: боль в ноге почти не чувствовалась и Изяслав, порядком намучившийся в дороге, был рад этому как ребенок.

На робкие вопросы лекарей о величине опасности, нависшей над Киевом, Изяслав с пренебрежением ответил:

- Всыпал я поганым на Альту. Сюда не сунутся!

Изяславу вспомнилась сеча, истребленный в самом начале сражения половецкий отряд, степняки, павшие от его меча, что и говорить, рубились славно! Побольше удачи, и разбили бы Ярославичи ханов наголову!

Изяслав заговорил на эту тему.

- А все братья мои! - возмущался он. - Кабы слушались меня во всем, так без добычи назад бы не воротились! Горазды только языками трепать… Лей, чего смотришь! - Изяслав протянул чашу виночерпию. - За дружинников своих павших пью. За тех, кто без погребения в степи лежать остался, да упокоит Господь их души!