Два князя увидели друг друга, стоя на разных берегах неширокой речки Случь, скованной льдом первых декабрьских заморозков. Позади Всеслава толпилось много воинов, конных и пеших. Иные держали луки наизготовку.

Немногочисленную свиту Изяслава охватило волнение: не расставил ли им сети хитрый Всеслав? Коснячко стал настаивать, чтобы переговоры проходили на ихнем берегу.

«Пусть Всеслав перебирается сюда к нам», - сказал он Изяславу.

Но полочане махали руками и звали к себе.

Изяслав слез с коня и по первому хрустящему снежку неторопливо зашагал к реке. Алый плащ великого князя и такая же яркая шапка с меховой опушкой были видны издалека.

Коснячко раздраженно обратился к Ярополку, требуя, чтобы тот вразумил отца. «На верную смерть идет батюшка твой. Коль под стрелами не погибнет, так под лед провалится!»

В этот момент Изяслав оглянулся и приказал свите следовать за ним:

- Чего застыли на месте? Примерзли, что ли? Живо за мной! Да лошадей оставьте, а то ведь и впрямь лед не выдержит.

Коснячко длинно выругался, но последовал за Изяславом, который уже шел по льду реки.

Изяслав то ли был уверен в благородстве Всеслава, то ли просто решил плюнуть на всякую осторожность; после смерти Гертруды он был сам не свой.

Тонкий лед под грузным телом воеводы стал трещать и прогибаться. Ярополк и Людек старались держаться подальше от Коснячко, который при каждом шаге поминал то сатану, то Божью Матерь.

Половчане, глядя на то, с какими опасениями киевляне перебираются через замерзшую реку, поддразнивали их озорными выкриками.

Изяслав первым ступил на противоположный берег.

Всеслав протянул руку киевскому князю, помогая преодолеть скользкую крутизну.

Два князя, еще вчерашние враги, обнялись и поцеловались на виду у своих дружин.

Всеслав повел Изяслава к стоящему невдалеке шатру, возле которого горели костры небольшого стана.

Условия мира, выдвинутые Изяславом, не вызвали возражений у Всеслава, тем более что все было заранее обговорено с его послом. Полочанин лишь заметил, что действенность мирному соглашению придаст участие в нем других Ярославичей.

Изяслав сказал, что Святослав и Всеволод не пойдут против воли старшего брата. Он пригласил Всеслава в Киев, дабы в присутствии митрополита скрепить мирный договор крестным целованием.

«Давненько я не был в Киеве», - с загадочной улыбкой промолвил Всеслав, из чего можно было заключить, что он принимает приглашение Изяслава.

Во время переговоров со стороны полоцкого князя присутствовали трое седоусых бояр, а со стороны князя киевского - Коснячко, Людек и Ярополк.

Слуги принесли чаши с похмельным медом: Всеслав выступал в роли радушного хозяина.

Оставшись с глазу на глаз, Изяслав и Всеслав беседовали больше трех часов. О чем была та долгая беседа, догадывался только Людек.

* * *

По окончании сорокадневного траура по умершей жене Изяслав пригласил в Киев своих братьев.

Святослав и Всеволод приехали, так как оба знали, что старший брат зовет их для заключения мира со Всеславом. Святославу поведение Изяслава сразу показалось подозрительным. Всеволод и вовсе недоумевал, видя, с какой помпезностью встречает Изяслав полоцкого князя и его многочисленную свиту.

«Нас бы так встречал», - с обидой подумал Всеволод.

При стечении огромных толп народа, в окружении всей киевской знати и высшего духовенства перед алтарем Софийского собора князья целовали крест, который находился в руках митрополита, Ярославичи клялись святым распятием блюсти мир со Всеславом Брячеславичем. Поклялся и Всеслав больше не воевать с Ярославичами.

Святославу происходящее казалось позором: трое Ярославичей так и не смогли одолеть одного Брячеславича! Князь полоцкий и в плену у них побывал, и бит был ими, и гоним не раз, а поди ж ты, - выстоял! Не иначе, Силы Небесные ему помогают.

Но не участвовать во всем этом Святослав не мог, ибо знал, с какой радостью весть о примирении Ярославичей со Всеславом была воспринята простым людом в Киеве и других городах. Митрополит и печерская братия давно призывали Изяслава к миру с полоцким князем. По лицу владыки Георгия было видно, что он доволен поступком великого князя.

Потом был пир, на котором самое почетное место досталось Всеславу. Изяслав ужом извивался подле полоцкого князя, на братьев почти не обращая внимания.

Полочане из свиты Всеслава, понабравшись хмельного питья, принялись восхвалять своего князя сверх всякой меры. Изяслав им в этом всячески потворствовал, признавая за Всеславом недюжинную силу и глубокий ум, истинное благородство и непревзойденную храбрость. Со слов полочан выходило, что Полоцк стоит вровень с Киевом: в Киеве имеется Софийский собор и в Полоцке есть своя София, не хуже, Киев захватил всю торговлю от южного моря, а Полоцк от моря северного. И владений у Всеслава не меньше, чем у киевского князя, и дружина ничуть не слабее. Не забыли полочане и того, как в недалеком прошлом Всеслав аж семь месяцев просидел на столе киевском!

Противно было Святославу слушать все это.

«Прихвостни Всеславовы насмехаются над ними, а дурню Изяславу невдомек», - подумал он.

Всеволод тоже выглядел хмурым, чувствуя себя не в своей тарелке.

«Будто лишние мы тут со Святославом, - думал переяславский князь, - будто торжество это с самого начала задумывалось как чествование Всеслава. Изяслав и вовсе меру потерял в угодничестве, хотя бы бояр своих постыдился!»

После пира Святослав без промедления уехал к себе в Чернигов.

Всеволод задержался на несколько дней, поскольку его супруге очень уж хотелось пожить в огромном Киеве, поражающем ее своим великолепием и многолюдством.

В канун Рождества пришла весть из Печерской обители: скончался инок Иларион.

Изяслав, который до сих пор не мог простить Илариону вмешательства в их тайные отношения с покойной Эмнильдой, обрадовался этому известию.

Он не поленился сесть на коня и в сопровождении Коснячко и нескольких дружинников примчался в Печерскую обитель, чтобы своими глазами увидеть могилу ненавистного монаха.

Изяслав постоял возле свежего могильного холмика, присыпанного снегом, затем наступил на могилу ногой и злорадно произнес:

- Тут тебе и место, святоша! Хоть бы черти на том свете отсыпали тебе углей погорячее за твое нососуйство!

Коснячко отвернулся, не желая видеть своего князя, попирающего могилу усопшего монаха, известного на Руси своим благочестием.

Изяслав не собирался задерживаться в Печерском монастыре, но внезапно повалил густой снег и возвращение в Киев пришлось отложить на другой день.

Игумен Феодосии отвел великому князю самые лучшие монастырские покои.

За ужином Феодосии стал жаловаться Изяславу на засилье священников-греков. Мол, митрополит на Руси грек, епископы на местах сплошь греки. Русское священство в основном по монастырям да скитам обретается, в городах же службой церковной одни греки заправляют.

- Да уж, - соглашался с игуменом Изяслав, перед этим выслушавший от него же немало соболезнований по поводу кончины великой княгини.

- Мало того, что греки повсюду народ наш к языку своему приучают, они еще призывают русичей ездить на поклонение мощам своих святых, что погребены в Царьграде и в Малой Азии, - возмущался Феодосии. - Негоже это, княже. Поляки и чехи и те своих святых великомучеников имеют, признанных Апостольской Церковью в Риме, а мы чем хуже? Не пристало нам служить задворками Ромейской державы!

Изяслав вскинул на игумена пытливые глаза:

- Что ты замыслил, отче? Ведь ты явно что-то замыслил?

- Давно мысль сию в себе ношу, княже, - признался Феодосии. - Мыслю я, что и у нас на Руси имеются свои святые великомученики, это братья Борис и Глеб, сыновья Владимира Святого.

- Убиенные Святополком Окаянным? - задумчиво промолвил Изяслав, кивая головой.

- Истинно, княже, - ответил Феодосии. - Коль по родству судить, это дядья твои родные. Не пожелали они обнажить меч на брата своего, хотя оба знали, какие черные помыслы лелеет Святополк. И за то души их ныне обретаются подле престола Господня.