С того дня император погрузился в скорбь. Государственные дела перестали его интересовать. Каждый день Мартьен спускался в усыпальницу и проводил долгие часы возле мраморного изваяния на могиле любимой.
- Лэйса, милая Лэйса, зачем ты покинула меня так рано? - шептал он, касаясь холодных пальцев статуи.
Мрамор согревался от тепла его руки, и тогда императору казалось, что его возлюбленная сейчас шевельнёт пальцами, прильнёт к нему и ласковым движением коснётся лица - как она всегда это делала раньше, снимая с супруга груз усталости и забот. Но изваяние оставалось неподвижным, и тогда Мартьен с тяжелым вздохом выпускал из рук мраморные пальцы. Откупорив большую кожаную флягу с крепким вином, которую он теперь всегда носил с собой на поясе, император глоток за глотком вливал в себя её содержимое, а потом нетвёрдой походкой возвращался в опустевшие покои. Впрочем, иногда он засыпал прямо в усыпальнице, на холодных каменных плитах, - и тогда личная охрана, встревоженная долгим отсутствием государя, спускалась в мрачное подземелье. Верные стражи, рискуя вызвать на себя монарший гнев, осторожно переносили спящего в опочивальню.
"Государь опять перебрал", - шепотом передавали друг другу придворные, и со значением умолкали, косясь на кронпринца Лэймара, семнадцатилетнего юношу с большими амбициями. Критиковать императора вслух вельможи пока не решались, но слово "регентство" уже витало в воздухе, и всякий царедворец стремился заручиться расположением наследника. Лэймару это, похоже, нравилось. Пару раз он вскользь бросал в приватных беседах, что готов взяться за бразды правления, а начать издавать свои указы ему мешает лишь канцлер - дотошный старый граф рэ-Виж.
***
"И тогда всю землю накрыла тень, и опустился мрак, не рассеивавшийся сорок дней. И был холод, и тьма, и великие бедствия..."
Эльви прикрыла книгу, заложив пальцем то место, которое читала, и попыталась представить, каково это - пережить сорокадневную ночь? Да еще и холод, и великие бедствия? Действительно, от такого можно и умом тронуться - что, должно быть и произошло с автором книги. Иначе с чего бы он начал потом живописать огненных драконов, вернувших людям тепло и свет? Ведь никаких драконов не существует! Во всяком случае, так ее уверял наставник - мудрый господин эр-Рив, профессор Ву-Тэрского университета.
"Увы, принцесса, горести порой помрачают людям разум", - сокрушенно произнес профессор, заканчивая очередной урок, и украдкой покосился на окно, выходившее на дворцовый парк.
Проследив за его взглядом, Эльвина сквозь голые ветви деревьев увидела фигуру отца, с опущенной головой стоявшего у фонтана, изваянного в форме скорбящей девы. По холодному времени фонтан бездействовал, и в мраморной чаше вместо воды лежали прошлогодние сухие листья. Император, в простых домашних одеждах, с небрежно завязанными в хвост седеющими волосами, ссутулившись, замер возле мраморной статуи. Эльви догадалась, что он стоял так уже долго, одинокий и безразличный ко всему. Профессор, ведя урок, со своего места мог наблюдать за отцом и, должно быть, сделал определенные выводы.
От намека, что император повредился разумом, недалеко и до государственной измены - но почему-то принцессу возмутила даже не дерзость учителя, а его безразличие к человеку, часами стоявшему на холодном весеннем ветру. Ведь отец так легко одет, он может простудиться и тогда... тогда он последует за мамой!
Вскочив из-за стола, Эльви холодно бросила наставнику:
- Вы можете считать себя свободным от своих обязанностей, господин эр-Рив! - и, не слушая возражений профессора, не ожидавшего подобной отповеди от тринадцатилетней девчонки, едва ли не бегом бросилась в парк.
В галерее, через которую принцесса решила пройти, чтобы срезать путь, ей встретились незнакомые люди в длиннополых одеждах, разговаривавшие между собой на непонятном, гортанном языке. Похоже, иностранные гости были чем-то недовольны, но Эльви это сейчас не волновало. Девушка хотела было незаметно проскользнуть мимо -однако ее все же заметили. Откуда-то из-за спин чужеземцев послышался жалобный голос толмача:
- Ваше Высочество! Делегаты от Алмазного Ханства интересуются, когда государь удостоит их аудиенции...
Выбравшись, наконец, на открытое пространство, маленький взъерошенный человечек с решительным видом заступил принцессе дорогу:
- Леди Эльвина, моя госпожа! Наши гости уже две недели как в столице, а их до сих пор не приняли. Они начинают беспокоиться, не хочет ли наш государь нанести Великому Хану обиду своим небрежением к его послам, и тем самым начать войну, - понизив голос, пояснил переводчик. В его голосе звучала нешуточная тревога.
"О, Единый, только этого нам сейчас не хватало!" - ужаснулась про себя Эльви.
Бросив взгляд на чужеземцев, принцесса присела в низком реверансе, постаравшись как можно более дружелюбно улыбнуться послам.
- Передай гостям, что их примут сегодня же вечером, - прошептала она толмачу. - Не волнуйся, я прямо сейчас расскажу о них папе!
Еще раз изобразив милую улыбку, она поспешила к дальнему выходу из галереи, ведущему в парк.
Когда принцесса подошла к фонтану, ее отец все так же неподвижно стоял возле мраморного изваяния. Эльви пришлось тронуть императора за плечо, чтобы обратить на себя его внимание.
- Батюшка, прошу вас, пойдемте во дворец, пока вы не простыли на этом ветру!
Некоторое время Мартьен молча смотрел на дочь, словно не понимая, что она ему хочет сказать. И лишь когда Эльви повторила свою просьбу, медленно ответил:
- Не волнуйся, дочка, я не простужусь!
Он ласково потрепал девушку по светлым волосам. От отца исходил сильный винный дух, и принцесса недовольно сморщила нос. Конечно, будет не слишком хорошо, если император предстанет перед высокими гостями нетрезвым - но, наверное, это будет лучше, чем если он не предстанет перед ними вообще!
- Батюшка, там, в галерее, послы из Алмазного Ханства. Они уже две недели ждут аудиенции и могут подумать, что вы не хотите их видеть. А это может привести к войне...
- Не бойся, малышка, кочевники не рискнут с нами воевать! - отмахнулся Мартьен. - А если и рискнут, то мы их в два счета поставим на место, как это не раз уже бывало. Не переживай, дорогая - степняки не умеют сражаться... Если они осмелятся нарушить границу, наша армия мигом с ними разделается!
- Да я совсем не об этом переживаю, папа! - Эльви не разделяла отцовской самоуверенности, и потому решилась пойти на маленькую хитрость. - Просто... А вдруг кочевники привезли с собой подарки - шелка, или там благовония? Обидно будет, если они увезут все это обратно! Надо их принять хотя бы для того, чтобы они могли вручить нам дары, которые приготовили!
Принцесса робко подняла глаза на отца, опасаясь услышать упреки в легкомыслии, однако император вдруг хрипло рассмеялся:
- Женщины! Вечно вы волнуетесь из-за каких-то пустяков! Ладно, Эльвина, если тебе так хочется посмотреть на дары хана, я распоряжусь, чтобы послов пригласили сегодня вечером в Зал Приёмов...
- Спасибо, батюшка! - поднявшись на цыпочки, девушка чмокнула отца в небритую щеку. - Вот они обрадуются, когда наконец-то вас увидят!
- Меня? Почему ты решила, что я к ним выйду? - Мартьен потряс головой, словно отгоняя надоедливую муху. - Я не хочу сейчас видеть чужих людей...
Эльви нахмурилась:
- Но как же... - начала было она, но отец жестом остановил ее.
- Твоя матушка всегда брала эти утомительные аудиенции на себя, пора и тебе учиться, дочка! Я думаю, ты вполне можешь сегодня принять послов! - Мартьен окинул стоявшую перед ним девушку одобрительным взглядом. - Ты у меня уже совсем большая, а главное, умненькая... Только надень побольше драгоценностей, чтобы южане не подумали, что мы нищие - у них там ценят роскошь и всякие побрякушки! И вели своей камеристке, чтобы прическу тебе повыше сделала!
