Слова песни «Загадай желание» (Wish Upon a Star) дают мне силы. Я понимаю ее так: как только ты дотронешься до звезды, придет время и твоя мечта станет реальностью.

В два часа я ем последний раз перед стартом. Как обычно: яйца вкрутую, овсянка. Литры и литры питья. В первые секунды волнения я буду мучиться от жажды. Первая миля – самая сложная. Так же как и последние несколько часов или минут. Ты начинаешь воспринимать мир немного сюрреалистично, когда приближаешься к заветной цели.

В четыре часа наши лодки пересекли границу и сейчас ожидают нас пришвартованные у пристани. Несколько кубинских лодок будут курировать наш выход в международные воды. Расстояние до нейтральных вод – 12 миль. В пять тридцать местный житель, которому мы помогали все это время, Хорхе, забирает нас на своем гольф-каре. Бонни, я и Кэти Лоретта едем в абсолютном молчании. Я чувствую биение моего пульса на запястьях. Мы обращаемся к горизонту. Там – спокойные сумерки. У нас есть надежда.

Кубинские репортеры чинно ждут своего часа на нашей стартовой площадке. В отличие от голодной до сенсаций американской прессы, эти корреспонденты вежливы. Они не орут, а скромно поглядывают на нас и ждут, когда я сниму всю одежду и останусь в купальнике. Этот процесс отнимает много времени. Бонни мажет меня жиром, я надеваю шапочку и защитные очки. Только после этого я могу ответить на немногочисленные вопросы репортеров. Что до них, то они явно растроганы. Я обнимаюсь с Кэти, Командором. И оглушаю пристань своим криком: Reveille! Что означает: «Пора! Начинаем!» Из всех лодок разносится ответ: ВПЕРЕД!

Итак, пора приниматься за дело. Я – профессионал. Мне надо успокоиться и просто плыть. Время бороться за то, для чего я так усердно работала. Мы обнимаемся с Бонни. Она шепчет мне на ухо: «Вперед!» Тим снимает меня на камеру, его свободный от объектива глаз ободряюще подмигивает. Я высматриваю Кэндис на другом конце лодки, она подняла руки в приветственном жесте. Лиза машет и улыбается, как и вся остальная Команда (Джон, Дебора и Хайди помогали мне еще в заплыве 1978 года, Джесси – новичок). Марк на корме кричит мне: «Вперед! Сделай это!» Ди показывает мне поднятый вверх большой палец. Дэвид и Джон раскачиваются рядом со мной. Люк находится на крыше Voyager и уже готов отслеживать акул.

«Французская версия храбрости!» – мои последние слова перед стартом. С этого момента мы отключаемся от реальности. Я прыгаю и плыву навстречу Voyager. Ди машет, чтобы я плыла ближе к лодке. Джон и Марк опускают белую ленту. Вода настолько прозрачная, что я вижу кусок белой материи на глубине. Я устремляюсь к нему. Пора начать считать гребки. Бонни и Тим спрыгивают в небольшие резиновые лодки прямо со скал, чтобы сопровождать наш выход. Мы не осознаем полностью, что сейчас происходит. Но мое первое движение вдохновляет нас на то, чтобы победить.

Море окончательно стихло. Я вижу все, будто кто-то подарил мне суперзрение. Бонни, подбоченившись, находится на своем месте. Ди – за штурвалом. Дэвид – у своей навигационной станции. Люк с высоты высматривает опасность.

Синева подо мной восхитительна. Я раздумываю, какого она цвета? Лазурь? Нежно-голубой? Ультрамарин? Не важно, как называется этот цвет у художников и колористов. Его глубина кружит мне голову. Время от времени я смотрю назад, на стремительно удаляющийся силуэт Гаваны.

Что это такое? Что, черт возьми, это? Не прошло двух часов, как острая боль пронзает мое правое плечо. Пока я не хочу беспокоить Бонни. В течение получаса я пытаюсь приноровиться, что-то придумать. Я меняю положение своих рук во время гребка. Не помогает? Что же произошло? Как это могло случиться? У меня страдало только левое плечо, никаких болевых ощущений справа не было. Никогда. Но боль не прекращается. Я должна сказать Бонни. Разбитая, я плыву к лодке. Во время марафона у вас нет роскоши обращать внимание на незначительную боль. Другими словами, не нойте. Но сейчас я не представляю, с чем имею дело. А главное, во что это выльется… Я рассказываю все Бонни, она посоветуется со своими помощниками. И если необходимо – с доктором.

Подход Бонни ко мне никогда не подразумевал излишней нежности. Она понимает, я не стану жаловаться без причины. Бонни заставляет меня пошевелить плечом прямо в воде и заключает, что я просто слишком быстро плыла. Надо замедлиться, ослабить силу своих гребков в течение 90 минут. Все 90 минут я чертыхаюсь и ворчу, боль не ослабевает. Я зверею. Что я сделала не так? Неужели я переборщила с разминкой перед стартом? Нет, я все сделала по давно установленному порядку. Как после сотен чертовых часов в воде и плавания на большой скорости глупое плечо может беспокоить меня именно теперь?! Я великолепно физически развита. Я полностью здорова. Но почему это происходит?

Как только вы решаете, что все идет отлично… Бам! Удар в спину приходит с самой неожиданной стороны. Вы к нему не готовы. Я ною и жалуюсь. Бонни вызывает меня для откровенного разговора.

– Посмотри! Что с тобой? Позор! Да, мы не были готовы. Но ты же не собираешься оставить наше дело сейчас? Ты должна быть выше боли. Своими жалобами ты лишаешь себя последних сил. Я могу дать тебе обезболивающее. Надеюсь, таблетка поможет. Надеюсь, ты справишься. Думай о том, что ты способна преодолеть это!

Бонни, я обещаю тебе. Я буду сильной. Я найду способ.

Бонни в панике переворачивает наши сумки. Там нет моего лекарства – тайленола. Я настолько внимательно упаковывала свои вещи, что не могла забыть его. Какая-то ерунда! У меня тяжелая аллергия на все остальные препараты. Из-за аспирина у меня начинается астма, то же с Алив и многими другими. Бонни и бортовой доктор спрашивают тайленол на других лодках. Нигде нет. У врача есть инъекции обезболивающего. Но он опасается приступа астмы.

Настала темная ночь. Не видно ни зги. Но море спокойно. Мне не слишком легко, но ничего катастрофического со мной не происходит. Даже с правым плечом – я держу хороший темп. Команда настроена оптимистично. Мы делаем успехи. Иногда меня мучает вопрос: оторвется ли мое плечо прямо сейчас? Бонни уверяет, что точно не здесь и не сейчас. Сухожилия очень крепкие, так что и оно должно быть сильным, как плечо буйвола. Надо просто пережить этот момент.

Всю ночь вместо песен я веду отсчет. Именно так я отвлекаюсь от мыслей о боли. Шесть тысяч гребков по-английски. Столько же по-немецки. Затем по-испански. Последний отсчет – по-французски. Бонни рекомендует мне досчитать до круглого числа и лишь затем подплывать к еде. Например, если я слышу ее свист на 4689, то я даю ей знак «одна минута». И только на 4750 плыву принимать пищу.

На каждой остановке я отвечаю на ее вопросы о моем плече. Это все, что мне нужно знать, когда я плыву: Бонни в курсе моих проблем. И даже если ничего изменить нельзя, то сострадание само по себе уже много значит.

Днем со мной говорит доктор. Он не желает начинать лечение прямо здесь. Особенно уколы. Ему нужны МРТ, снимки сухожилий и мышц. Его беспокоит моя аллергия. Но он обнаружил, что у одного из наших членов Команды с острова Сен-Мартена есть бутылка с жидкостью, по составу напоминающей тайленол. Правда, написано все по-французски. Я делаю два глотка. 20 минут, и у меня удушье. Такова реакция астматика и аллергика.

Врач начинает впрыскивания вентолина. Практически каждый час я подплываю к Бонни, где врач установил аэрозоль. В воде проделывать подобные манипуляции тяжеловато. Доктор держит маску над морской поверхностью, а затем прикладывает ее к моему рту. Я делаю несколько глубоких вздохов. Пауза. Снова несколько вздохов. Кроме того, примерно каждый час я вдыхаю чистый кислород из баллонов. Во второй половине дня дыхательные пути действительно успокаиваются. Но большое количество вентолина нещадно ускорило мое сердцебиение. Я все еще не контролирую дыхание. Я страдаю от нехватки воздуха, сделав менее чем 100 гребков. Я ослабеваю. Мне нужен воздух. Перевернувшись на спину, я дышу так глубоко, насколько это теперь возможно. Вольный стиль слишком истощает мои силы, я переключаюсь на брасс. Затем баттерфляй. Дышится легче, но движение замедляется. Хотя я и увеличила время между впрыскиваниями на 10 минут.