Потом он долго молчал, думая о своем, вспоминая что-то. Я его не торопил, знал, что старик не отпустит меня просто так, не рассказав забавной истории из жизни краболовов. Тему он уже наметил, выразил ее в словах: «Женщинам, как думаю, надо угождать по мелочам и быстро, а в главном гнуть свою линию».

«Ну, давай, давай, Максимкин, я весь в нетерпении!»

— У тебя, Сергеич, сколько времени? Много или мало? — наконец спросил крабовар.

Я посмотрел на часы. Минут через двадцать должна подойти к борту «семерка» со своего дальнего поля. Сказал:

— Средне. К двенадцати жду «семерку» с уловом.

— Добре. Тогда слухай про то, как Настя стала женой Карповича, как их Лешка, одессит чертов, повенчал десять лет назад.

Дело было так. Попала к нам на краболов группа девушек из Забайкалья. В общем, завербовались они, поехали кто за чем — одни за туманом, другие за длинным рублем или по другой причине. Среди них были тебе известные, неразлучные подружки Настя и Анна. Настю тогда можно было обхватить, тоненькая, ласковая и совсем неприметная девчушка. А вот Анна — истинная королева, за которой начали ухаживать все: и холостые, и женатые, даже капитан! Тогда у нас был не Ефимов, а другой, фамилия его Бочарников.

В общем, Анна могла выйти замуж даже за Бочарникова или за Алексея Базалевича. Они не скрывали своих чувств, но Анна этого не захотела. Как была, так и осталась для всех холодной, неприступной. А вот ее неприметная подружка быстро нашла, подцепила Евгения Карповича, лучшего старшину на всем крабофлоте.

Однажды на мостик к капитану Бочарникову поднялась пара — старшина Карпович и Настя. Позади них была Анна, которая объявила капитану и стоявшему на вахте штурману Базалевичу: «Они желают сочетаться в браке». Старшина добавил: «Анна — наш свидетель».

Капитан в это время куда-то торопился и поэтому приказал вахтенному: «Запиши их в журнал, как положено» — и шутливо пояснил молодоженам: «Он вас обвенчает по морским законам. Запишет все в вахтенный журнал, а потом по приходе в порт выписка из журнала послужит вам основанием для выдачи свидетельства о браке в любом загсе».

Вернулся капитан не скоро. «Ну, как, Алексей, записал?» — «Остались довольны, товарищ капитан», — с веселой улыбкой отрапортовал Базалевич.

Бочарников к тому времени уже знал характер своего штурмана и насторожился. «Чем они остались довольны?» — спросил он. «Морским обрядом, товарищ капитан. Век его не забудут. Море их венчало, море может разлучить!» У Бочарникова от предчувствия сжало сердце. «Как это их море венчало? Не томи душу, говори!» — «Не беспокойтесь, товарищ капитан, все было по науке. Я записал их в журнал, а эта Анна говорит: «И все? Капитан приказал по-морскому». И Карпович подмигивает, всю ногу мне оттоптал. Ну, я их… довольны остались! Я их три раза обвел вокруг компа́са, и все. А потом, правда, и благословил». — «Ты благословил, как?!» — «Сводом. Нашим, вы плохого не думайте, советским — международным сводом сигналов. Как положено, — они в верности поклялись. Ну, свод еще поцеловали и между собой целовались, а я и Анна в это время над ними флаг отходной держали. Настя это на всю жизнь запомнила, уходила со слезами, а Карпович сказал: «Здорово получилось, товарищ штурман. Ящик шампанского за мной!»

Ну, говорят, что Бочарников после этого разговора с веселым одесситом положил под язык таблетку валидола и в том же вахтенном журнале записал Базалевичу строгий выговор за превышение полномочий. Только, наверное, зря. На редкость дружная получилась семья. И недаром Евгения и Настю называют Ромео и Джульетта Дальнего Востока. Одно плохо, своих детей у них нет. Так они взяли несколько лет назад из детдома сироту, усыновили его. Федором парня звать, и он уже ходит в первый класс. Они любят его, как родного.

— Неужели так в действительности было? — спросил я Максимкина.

Он, как мне показалось, даже обиделся, пробурчал:

— За что купил, за то и продаю. В свидетелях у них я не был, флаг над ними не держал. Спроси у них, у Базалевича или у Анны. Они все тут, ты их знаешь. Есть еще вопросы?

— Есть, — сказал я. — Анна когда-либо выходила замуж?

— Нет, не выходила.

— А королевского краба, который у нее хранится, кто поймал?

— Карпович в год своей женитьбы на Насте.

— Так, — сказал я и буквально ошалел от собственной догадки, которая неожиданно пришла мне в голову.

О циклонах, которые в июне 1970 года обрушились с двух сторон на Охотское море, мне уже приходилось писать в повести «Оранжевый день». К ней я и отсылаю читателей, желающих узнать подробности о шторме, во время которого хуже всех пришлось экипажу «семерки». Здесь же я ограничусь коротким пересказом случившегося и изложу, листая свои дневники, личные впечатления в той последовательности, как все было на самом деле.

О возможном шторме руководство «Никитина» во главе с капитаном-директором Ефимовым узнало утром. Неподалеку от острова Птичий вели промысел крабов и японские суда. И вот они накануне получили тревожный прогноз. Японские синоптики предупреждали своих о возможности резкого изменения в движении циклонов, которые зародились на северо-западе Тихого океана. Конечно, они могли прийти в Охотское море и через Камчатку и существенно ослабить свою силу в борьбе с горами. А если они двинутся южнее? Гряда Курильских островов для них — не помеха. Тогда лучше морякам быть предельно осторожными, не отпускать далеко от плавзаводов легкие мотоботы, способные выдерживать волнение не более чем в пять баллов.

Ефимов собрал короткое совещание рано утром. И было решено, по единодушному согласию старшин, не паниковать, продолжать промысел, но быть начеку, поддерживать с «Никитиным» регулярную радиосвязь. Все мотоботы вышли на свои поля, как обычно, а капитан-директор срочно по радио попросил рекомендации Дальневосточного научно-исследовательского гидрометеорологического института. Мол, как быть, чего ожидать краболовам в таком-то квадрате?

В обед радист «Никитина» получил радиограмму. В ней сообщалось, что к острову Птичий приближаются два циклона — Японский и Сибирский. Советские синоптики рекомендовали прекратить промысел, приготовиться к штормовым условиям и уходить на запад, в открытое море.

Я, как и сотни других краболовов нашей флотилии, ничего об этом не знал, был на своем рабочем месте и вдруг услышал неожиданную команду с мостика:

— Боцману на бак! Боцману на бак! Вира якоря!

Через несколько минут мимо меня рысью промчался наш молодой рыжий боцман, а затем мелко задрожал весь корпус плавзавода. Это начали набирать обороты двигатели, затем затренькали все чаще и чаще звенья цепи, выбираемой со дна в якорные трюмы.

Я подошел к Вира-майне Федору, спросил у него:

— Ты не знаешь, что случилось?

Федя близорукими глазами оглядел чистый горизонт и чистое небо, послюнявил указательный палец и выставил его перед собой, потом солидно сказал:

— Видишь, ветер меняет направление. Маневр будем делать.

«Ну, маневр так маневр, мне какое дело!» — подумал я, успокаиваясь.

Первым подошел к «Никитину» резервный мотобот, загруженный наплавами. На носу стоял, широко раздвинув ноги, обутые в болотные сапоги, Самсоныч, глава экспедиции. Он был весь обвешан убитыми утками.

Из столовой выходили небольшими группами укладчицы в белых тюрбанах и халатах, весело смеялись и, заметив подошедший резервный, кричали вниз:

— Мальчишки, кто уткой угостит?

— А вы жарить будете?

— Будем!

— Ну, тогда угостим. В первую очередь самых красивых!

— А некрасивым что делать?

— Надеяться и ждать, не упускать свой шанец!

— Как Полторы Бочки! — вдруг дурашливо загоготал за моей спиной Димка. — Ой, да что ты, Аня? Ты взбесилась, Аня?

Я обернулся. Бедному крановщику не повезло, не заметил он, что неподалеку была Анна Зима. Она решительно наступала на Димку, непрерывно говоря: «А ну, повтори! Повтори, зараза!» Димка пятился, закрыв лицо руками, а потом повернулся и побежал вдоль левого борта, как говорится, быстрее, чем заяц от орла.