— Какой?

— Ну, который в полтора раза старше тебя и весу в нем больше центнера. А кроме того, он будет старостой в нашей каюте.

— А где он будет работать?

— Там, где и мы. Куда нас направят.

Я тогда, как и мои друзья, понятия не имел, где нам придется работать. Все мы были в море впервые, не знали здешних порядков, а крабов видели — и то крайне редко — в консервных банках. В наших направлениях было написано одно и то же: специальность — разнорабочий. Это не значило, что мы не имели профессий. Костя, например, механизатор широкого профиля, Генка — шофер. Он возил более десяти лет директора совхоза. Ну, а я — начинающий литератор. И это была моя тайна. О ней не знали даже Костя и Генка.

И разные пути привели нас на Дальний Восток. Костя, как я уже писал, решил скоростным методом заработать на кооперативную квартиру. У Генки случилась семейная трагедия. В прошлом году он узнал, что ему якобы изменила жена. Это его так потрясло, что он хотел наложить на себя руки, но рядом оказался верный друг Костя, который уговорил его поехать на Дальний Восток и там развеяться, подумать, как жить дальше. А познакомился я с ними в районном отделе оргнабора и трудресурсов в краевом центре…

Но вот пришел и Костя. Он был, к моему удивлению, в хорошем настроении. Его черные глаза улыбались.

— Ребята, — сказал он, деловито развязывая абалаковский рюкзак и вытаскивая оттуда тяжелый, лоснящийся жиром окорок, затем бутылку водки, — а этот Иван Иванович мне понравился. Настоящий коммунист и все понимает! Ну, давайте пригубим за начало нашей путины. Быть добру!

На следующий день после завтрака нас, прибывших на «Дербент», стали вызывать к мастерам. Мастера сидели каждый за своим столиком в столовой. Они представляли разные службы. Одни — цех переработки, куда требовались главным образом женщины; другие — ловецкий цех; третьи — утильцех, и так далее.

Перед этим мы потихоньку выведали у Сереги, кто куда требуется, и пришли в уныние.

— Баб, конечно, всех заберут на переработку, — авторитетно говорил Серега. — Нужны укладчицы, и не какие-нибудь, а с опытом работы на консервных заводах. Нету таких — научат, дело нехитрое, но очень нудное — укладывать крабовое мясо в баночки особым порядком. И заработки там хорошие, до пятисот рублей. Нужны грузчики в утильцех и на верхнюю палубу — таскать битки, сложенные осты, значит. Пять человек требуются на срывку панциря и разбивать молотком клешни. Двое — в сушилку, но они должны быть электриками хотя бы третьего разряда. Кто не боится качки, может пойти на боты бойцами крабов. Да… распутники нужны, особенно Королеве.

— Кто нужен? — разинул рот Костя. — Кому нужен?

— Распутники… или, это правильнее, распутчики сетей на вешала. Как вам объяснить, мореманы южные! В общем так. В ловецком цехе есть одиннадцать экипажей мотоботов. В экипаж входят старшина, моторист, помстаршины и девять бойцов. Это добытчики. Они сами с бота — но чаще это делают экипажи траулеров — ставят свои сети и трусят их, иначе — выбирают из сетей только крабов-самцов определенного размера, бьют их специальным крючком и складывают в стропа. На каждый бот работает бригада распутчиков из семи-восьми человек. Распутчики дергают только свои сети, очищают их, латают, набирают в битки, чтобы они были готовы для новой постановки на крабовых полях. Чем больше сетей подготовит бригада распутчиков, тем лучше для добытчиков. Можно маневрировать ими, гуще ставить. Этим занимаются старшины. От улова всем идет заработок. И бойцам того или иного бота, и распутчикам их сетей. Понятно объясняю, мореманы? Как-никак я помстаршины «семерки». А за старшего у нас, мореманы, сан Карпович. Не слышали о таком во Владике?

— А мотористы не требуются? — спросил Генка, шофер первого класса.

— Нет, не требуются. У моториста заработки почти такие, как у старшины. Каждый старшина еще на берегу определяет себе моториста и бригадира распутки. Остальных он может набрать себе из толпы, из таких, как вы, быстро обучить их.

— Жаль, — сказал Генка, — я ведь в моторах здорово волоку!

Костя скептически гмыкнул. Жданов действительно был спец по моторам любой марки, но… он молчал. Здоровый как бык, Костя легко укачивался. Это он хорошо понял во время перехода на «Дербенте». Ему на мотобот дорога закрыта.

— Все ясно, — сказал Костя, — пойду грузчиком. Это дело мне подойдет!

— А мне? — плачущим голосом спросил тщедушный Генка, и конопатины на его узком лице стали еще заметнее. — Мы ведь договорились вместе работать?

— Тогда идите, мореманы, — предложил Серега, — бить клешни. Правда, заработки на клешне не очень…

— Не пойдет! — отрезал Костя. — Я за пятнадцать тысяч километров от семьи уехал, для того чтобы заработать.

— Тогда пойдем, ребята, на укладку. Слышали, на укладке по пятьсот можно заработать! — предложил Генка.

— Не справитесь, — сказал Серега. — Там аккуратность бабья нужна. Это бездумная работа. Умрешь на конвейере со скуки.

— Так, так, — почесал затылок Костя. — Ладно, ложимся спать. Утро вечера мудренее.

А утром мы пошли в столовую. Там была Анна и ее закадычная подруга Полторы Бочки — Настя. Анна сидела задумчивая, бережно гладила свои роскошные волосы, и тут я заметил, что ее руки… не такие у нее должны быть!

У красавицы Анны были широкие, как лопата, ладони, короткие мозолистые пальцы. Это были руки потомственной русской крестьянки. Их тип, наверное, вырабатывался столетиями. Такими руками можно доить коров не «в кулак», а захватывая между пальцами каждой руки по два сосца. Такие мощные руки легко удержат соху, рычаги трактора, баранку машины… такие руки могут делать любую, даже самую тяжелую мужскую работу!

Костя просто расцвел, когда увидел Анну. Он, словно вчера ничего не было, как-то по-петушиному подпрыгивая, подошел к молодой женщине, будто не глядя на нее, и шумно вздохнул. Она его тотчас заметила, сказала просто:

— Это ты, ухажер? Глядя на тебя, знаю, что тебе нужно. Иди в дальний угол. К Жеребчику иди. Он тебя обеспечит работой.

— Вы так думаете? — спросил Костя и замахал нам рукой, заорал на всю столовую: — Мужики, идем в дальний угол до Жеребчика!

— Не ори, ты с ума сошел, — вдруг рассердилась на него Анна, и ее карие глаза потемнели. Теперь в них было трудно, просто невозможно смотреть. — К мастеру ловецкого цеха Жеребцову тебе нужно идти. И твоим друзьям тоже.

Между тем мы подошли к Косте. Анна уже смеялась. Я еще вчера понял, а позже окончательно убедился, что она — очень переменчивая. Это ей придавало при редкостной красоте лица и фигуры особое обаяние.

Она сразу заметила Генку и почему-то покачала головой, спросила у Кости:

— Это твой товарищ?

— Да.

— А за что его вчера ударил?

Анна и сегодня назвала Костю по-вчерашнему. И если бы вы знали, как ей не шла грубость, как не сочеталась с ее видом! Я тогда подумал, что ничего, настанет время, поговорю с ней, постараюсь объяснить. И еще я подумал о том, что Костя прав, ее нужно оберегать от всякой пошлости.

— Ты ведь не такая, Аня, — не отвечая на вопрос, сказал с мягкой грустью Костя. — Ну, зачем ты так?

Он как-то безнадежно, горестно махнул рукой и, подталкивая нас в спины, пошел в дальний угол к мастеру Жеребцову. Это был вчерашний мордатый парень, прыгающий, орущий и затем управляющий краном. Пожалуй, он слышал возглас Кости, ибо посмотрел на нас презрительно и холодно.

— Говорите фамилии и кем вас сюда направили, — приказал мастер, разглаживая листы бумаги на столе.

Мы сказали. Мне этот мастер определенно не понравился. Не люблю я сильно молодых начальников!

— Значит, вы ничего не умеете делать, товарищи разно-о-р-р-рабочие?

— Почему? — стал сердиться Генка. — Я, например, шофер первого класса. Могу быть мотористом на боте.

— У тебя корочки не те. На земле первого класса, быть может, достаточно, а тут вода, стихия! Чего завербовался? В аварию попал, запил или от неприятностей каких-то бежал к нам на Дальний?