Арчи покраснѣлъ, зная, что всѣ его товарищи великолѣпно освѣдомлены о томъ, что онъ неравнодушенъ къ дочери командира десантной авіаціонной дивизіи, красавицы Элленъ.

— Не знаю право, можетъ быть и будетъ! Въ послѣдній разъ, когда я ее видѣлъ, она сказала, что ей будетъ интересно посмотрѣть, какъ это нашъ Тэди побьетъ рекордъ высоты, къ которому, говорятъ, онъ усиленно готовится.

Эта неловкая стрѣла, брошенная по адресу О’Коннель, была шпилькой со стороны Макъ Скотта за «красавицу Элленъ».

Въ авіаціонныхъ кругахъ за послѣднее время много говорили о новой фантазіи лейтенанта О’Коннеля, этого самаго безпутнаго офицера королевской авіаціи. Въ теченіи трехъ мѣсяцевъ онъ аккуратно тренировался на аппаратѣ, купленномъ на деньги отъ продажи имѣнія, полученнаго въ наслѣдство отъ умершей тетки.

Получивъ отъ своего командира эскадриліа отпускъ, Тэдъ окружилъ себя тайной, тренируясь ва .маленькомъ аэроддомі въ тлухой провинціи.

— О томъ, поставлю ли я рекордъ, или нѣтъ, — сказалъ немного задѣтый О’Коннель, — покажетъ ближайшее будущее. Какъ тебѣ, такъ и миссъ Элленъ я рекомендую запастись терпѣніемъ! До праздника остался всего лишь одинъ день.

— Бросьте ссориться, — вмѣшиваясь въ разговоръ, сказалъ капитанъ. — Право не стоитъ...

Напрасно подсмѣивались друзья надъ Тэди О'Коннеломъ, не вѣря въ серьезность его подготовки побитъ міровой рекордъ высоты.

Взявъ отпускъ, Тэди поселился въ провинціи у стараго пріятеля его отца. Тамъ онъ цѣлые дни пропадалъ на аэродромѣ. Помимо всего, онъ установилъ для себя суровый режимъ, для того, чтобы не утомляться полетомъ.

Плотный утренній завтракъ, которымъ сго кормила добрая миссисъ Мэри, тяжело давалъ себя знать болью въ желудкѣ при полетѣ. Тэди рѣшитъ совсѣмъ не ѣсть, но стало еще хуже: на большой высотѣ голодъ усиливался до рѣзи. Наконецъ, онъ нашелъ вѣрную порцію. Желудокъ сталъ вести себя отлично.

Вино Тэди изгналъ. Оно было не только лишнимъ, но даже вреднымъ. О’Коннель провѣрилъ это на ссбѣ. Какъ-то вечеромъ вмѣстѣ съ миссисъ Мэри и ея мужемъ выпилъ бутылку вина. На утро пошелъ въ барокамеру.[3]

На «высотѣ» ему стало не по себѣ, закружилась голова, появилась тошнота.

Нѣтъ, нѣтъ, долой вино. Онъ строжайше выдерживалъ режимъ. И вотъ удивительно: то, что теоретически казалось очень труднымъ, вести размѣренный образъ жизни, не посѣщать клуба, не играть въ бриджъ, не бывать на файфъ-о-клокахъ, на дѣлѣ вышло не только просто, но даже пріятно.

Его маленькій аппаратъ былъ послѣдней моделью. Но когда онъ рѣшилъ начать подготовку для того, чтобы побить рекордъ высоты, приходилось бороться за каждый метръ. Теоретически потолокъ его аппарата былъ 12.000 метровъ, на дѣлѣ же онъ никакъ не могъ выжать болѣе 11.000... Но у Тэди была увѣренность въ томъ, что если сдѣлать кое - какія передѣлки и облегчить машину, можно добиться многаго.

Мало по малу онъ ободрать машину такъ, что если бы въ нее кто - нибудь заглянулъ, то не узналъ бы. Начавъ съ тяжелыхъ предметовъ, онъ вскорѣ дошелъ до того, что сталъ выбрасывать предметы, вѣсившіе 20—80 граммовъ. Оказалось, что безъ этихъ вещей можно отлично обходиться. Казалось бы педали, — какъ безъ нихь летать? А Тэди и тѣ вытащилъ. Ручку управленія на половину отпилилъ. Какъ будто даже удобнѣе стало. Тэди, продѣлывая эти опыты, не разъ удивлялся, почему раньше никто этимъ не занялся.

Такъ, постепенно облегчая машину, О’Коннель довелъ ее до того, что безъ малаго остался одинъ скелетъ. Зато она лѣзла на 13.000 метровъ. Но Тэди зналъ, что итальянцы уже забрались на 14.000, а за ними лѣзли вверхъ французы.

Затѣмъ очередь пришла на одежду. Чѣмъ выше забирался Тэди, тѣмъ труднѣе становилось ему. Нужно было пріучить организмъ летать въ скафандрѣ. Но и это ему удалось. Теперь Тэди свободно подымался на своем «скелетѣ» уже на 16.000 метровъ.

Поэтому, сегодня, 8 сентября. Тэди былъ увѣренъ, что на праздникѣ авіаціи ему удастся легко побить и французовъ, и итальянцевъ.

Утромъ, по заведенной давно уже привычкѣ, выскочивъ изъ подъ душа, лейтенантъ крѣпко растерся мохнатымъ полотенцемъ. Послѣ массажа тѣло сдѣлалось свѣжимъ и молодымъ. Быстро сбѣжавъ внизъ въ столовую, онъ наскоро выпилъ какао и уже въ прихожей услышалъ легкій скрип. Подойдя къ двери, онъ раскрылъ ее и увидѣлъ, какъ на игрушечномъ стуликѣ его любимица, дочь миссисъ Мэри, Кэтъ, пыталась рученками дотянуться до звонка. Увидавъ лейтенанта, дѣвочка улыбнулась.

— Кэти, что ты здѣсь дѣлаешь?

— А во сколько часовъ ты поѣдешь на полетъ?

— Черезъ полчаса!

— Ну, вотъ, я такъ и знала, а мама еще спитъ...

Несмотря на довольно ранній часъ, дороги аэродрома были забиты автомобилями. Тэди пришлось то и дѣло останавливаться на перекресткахъ и потерять около часу времени на улицахъ города, пока удалось выбраться на окраину.

По синему августовскому небу бѣжали рѣдкія разорванныя облака. Мягкіе лучи осенняго содпца ласкали зеленую мураву аэродрома. Трибуны были биткомъ набиты зрителями. Въ королевской ложѣ, внимательно слѣдя за полетами, сидѣлъ король, королева и молодыя принцессы.

Праздникъ удался. Стоялъ несмолкаемый шумъ рукоплесканій, какъ будто летчики могла ихъ слышать сквозь ревъ своихъ моторовъ.

Толпа на минуту замолчала, когда громкоговорителя возвѣстили, что сейчасъ будетъ стартовать лейтенантъ королевской авіаціи О’Коннель, который попытается побить міровой рекордъ высоты.

Въ первомъ ряду ложъ била въ покраснѣвшія ладоши Кэти.

— Хлопайте же, пожалуйста, — сердито кричала она сосѣдямъ. — Сейчасъ дядя Тэди полетитъ.

Тэди не замѣчалъ времени. Его вниманіе было приковано къ приборамъ. Все шло отлично. Земля давно уже превратилась въ карту съ потускнѣвшими красками, подернутыми голубой дымкой. Рѣдкія облачка блестѣли далеко внизу. Появилось обычное ощущеніе кривизны земной поверхности. Представленіе о землѣ, какъ плоскости, исчезало каждый разъ, когда онъ переходилъ за предѣлы тринадцати тысячъ метровъ.

Стрѣлка альтиметра медленно ползла къ четырнадцати тысячамъ. Подъемъ сдѣлался очень медленнымъ.

Лейтенантъ почувствовалъ тупую ноющую бодъ. Кѵазалось, лѣвую ногу втиснули въ очень узкій сапогъ съ непомѣрно длиннымъ голенищемъ. Надѣвая мѣховой чулокъ, Тэди слишкомъ сильно затянулъ ремешокъ, а онъ, по собственному опыту зналъ, что всякая перетяжка, незамѣтная на землѣ, съ высотою даетъ себя чувствовать очень сильно.

Тэди хотѣлъ нагнуться, чтобы отодвинуть ремень подъ скафандромъ. Но для этого нужно было ему сдѣлать значительное усиліе: ткань скафандра, наполнившагося кислородомъ, прилипла къ тѣсному сидѣнію и сдѣлалась желѣзно-твердой. О’Коннель почувствовалъ головокруженіе. Рѣшилъ оставить попытку, но тутъ же дала себя знать нога. Нужно было выбирать между нестерпимой болью и головокруженіемъ, которое при малѣйшей неосторожности, при мало - мальски сильномъ движеніи могло перейти въ обморокъ. Но съ каждой секундой боль все болѣе усиливалась. Тэди казалось, что нога раздулась до размѣровъ бревна, что вотъ - вотъ лопнетъ кожа.

Стрѣлкѣ альтиметра осталось пройти еще сто метровъ до рекорда итальянцевъ, когда Тэди почувствовалъ, что его силы въ борьбѣ съ болью истощаются. Нога горѣла, пламя растекалось по бедру и подымалось все выше и выше.

Стрѣлка альтиметра подымалась отвратительно медленно. Она едва - едва переползла 16.200 и нехотя двигалась дальше черезъ бѣлыя черточки дѣленій. Казалось, она отсчитываетъ не десятки метровъ высоты, а огненной чертой отмѣчаетъ все дальше и дальше проникающую боль.

Если бы можно было закричать, но кричать было опасно, — силы нужны для управленія самолетомъ.

Машина подходила къ потолку. Все менѣе увѣреннымъ становился полетъ. Малѣйшее движеніе рулей, самое осторожное, едва замѣтное, заставляло аппаратъ проваливаться. Тэди почти обрадовался, когда, наконецъ, лочувствовалъ хорошо знакомые симптомы потолка. Дальше машина не полѣзетъ.