— Я склонен верить тому, что слышал.

— И где он сейчас?

— Где-то здесь.

— Старые связи подновить пришел?

— Может статься. Если да, хотелось бы знать имена.

— Поспрашиваю. Времени много, думаю, не займет. Четвертаки есть, чтоб я мог тебе отзвониться?

Я дал ему свою визитку, горсть мелочи из кармана и еще добавил пятьдесят долларов десятками, пятерками и однёрками — подмазать, чтоб ему было на что брать пиво и сэндвичи. Я знал повадки Хвата, в прошлом он мне уже помогал. Когда он отыщет того, кто может пролить на Меррика какой-то свет — а Хват это непременно сделает, — он вручит мне сдачу и комок чеков, и лишь тогда выставит сумму за свою работу. Именно так действовал Хват в своем «официальном статусе», придерживаясь простого принципа: не накалывай того, кто кажется тебе «правильным» и может пригодиться.

Меррик позвонил мне в районе полудня. Я сам высматривал его все утро, но нигде не видел ни его, ни то красное авто. Быть может, ему хватило ума поменять машину, что лишь означает: Элдрич со своим клиентом готовы и дальше его спонсировать. От себя я принял все меры предосторожности, если вдруг Меррик или кто-нибудь еще вздумает за мной следить. Отрадно было убедиться, что по крайней мере накануне хвоста за мной не было. Вдобавок позвонил Джеки Гарнер и сказал, что по Ребекке Клэй пока все тихо и спокойно. И вот Фрэнк снова на связи, грозя разбить тишину вдребезги.

— Время на подходе, — известил он.

— Ты никогда не задумывался, что от меда толку больше, чем от уксуса?

— Дай человеку попробовать меда, и заполучишь его любовь. Дай уксуса, и заполучишь его внимание. А иногда лучше бывает схватить его еще и за яйца да хорошенько сжать.

— Проницательно весьма. Это тебя в тюрьме научили?

— Надеюсь, ты не таскался попусту, копая все это время насчет меня. Иначе у нас проблемка может быть.

— Накопал я немногое — как про тебя, так и, кстати сказать, про Дэниела Клэя. Дочь у него знает не больше, чем ты сам, а что знает, она уже тебе сказала. Ты просто не хотел слушать.

Меррик дунул ноздрями, изображая смешок:

— Вот же непруха. Скажи своей дамочке, что я в ней разочарован. А еще лучше, если я сам ей скажу.

— Погоди. Я ж не говорю, что вообще ничего не нашел. — Мне нужна была какая-то зацепка, чтобы его завлечь. — У меня есть копия полицейского протокола по Дэниелу Клэю, — соврал я.

— Ну и?

— В нем упоминается твоя дочь.

Фрэнк теперь напряженно молчал.

— Там есть кое-что, чего я не понимаю. Думаю, что и копы тоже.

— Что это? — переспросил Меррик сдавленным голосом, как будто ему вдруг перехватило горло.

Врать нехорошо. Мне в самом деле неловко играть на чувствах Меррика к своему пропавшему ребенку. Когда раскроется правда, он этого так не оставит.

— Ишь ты какой, — сказал я. — Не по телефону.

— Тогда как? — спросил он.

— При встрече. Дам тебе заглянуть в тот материален. Скажу, что узнал. И тогда уже иди и делай что хочешь, чтобы это только не касалось Ребекки Клэй.

— Я тебе не доверяю. Видел я тех троглодитов, которых ты приставил к женщине. Что, если ты их на меня натравишь? Завалить их, если надо будет, проблем нет, но это, как бы сказать, помешает моему дознанию.

— Мне их кровь на руках тоже не нужна. Встретимся в людном месте, ты ознакомишься с материалом, и разойдемся. Но предупреждаю: спуску я тебе даю только из-за твоей дочери. Если ты опять что-нибудь выкинешь с Ребеккой Клэй, это будет палево. И мало тебе тогда не покажется, это я гарантирую.

Меррик издал патетический вздох:

— Раз пошла такая пьянка… Называй место, что ли.

Я сказал ему подъехать в боулинг-центр «Большая двадцатка», что на Первом шоссе. Сказал даже, как добраться. И сел за звонки.

Хват отзвонился около трех пополудни:

— Нашел кое-кого. С тебя причитается.

— Что именно?

— Билет сегодня на хоккей и еще пятьдесят баксов. Там и увидитесь.

— Заметано.

— Оставь где-нибудь билет в конверте, на нем напиши, что от меня. Он заберет. Об остальном я позабочусь.

— Сколько я тебе должен?

— Сотка устроит?

— Вполне.

— Я тебе и сдачу дам. Как раз при расчете.

— У того парня имя есть?

— Имя есть, но зови его лучше Билл.

— Нервный?

— Кто, парень? Нет, не был, пока я не упомянул про Фрэнка Меррика. Ну давай, свидимся.

Кэндлпин (или «свечечный») боулинг традиционен в основном для Новой Англии. Шары в нем мельче и легче, чем в обычном (или «десятичном»), а кегли поуже: три дюйма посередке и полтора на концах. Попадание здесь дело скорее удачи, чем умения; говорят, что разом все кегли в кэндлпине не сшибал еще никто. Рекорд по очкам, зафиксированный в штате Мэн, составляет двести тридцать одно из возможных трехсот. У меня никогда не получалось выбить больше ста.

«Большая двадцатка» в Скарборо существует с пятидесятых годов, когда Майк Антон, албанец по происхождению, основал в Мэне самый большой и модерновый боулинг-центр, который с той поры почти и не менялся. Я сидел на розовом пластиковом стуле, потягивал газировку и ждал. Была пятница, половина пятого вечера, и все дорожки были уже заняты, возраст игроков варьировался от подросткового до пенсионного. Раздавался смех, пахло пивом и чем-то жареным, рокотали по деревянным дорожкам шары. На моих глазах двое стариканов, которые за все время едва перемолвились меж собой десятком слов, успели набрать под две сотни очков каждый, а когда одному из них не удалось в итоге преодолеть заветный рубеж «200», второй в сердцах лишь чертыхнулся. Я молча сидел, единственный угрюмец среди веселого сборища мужчин и женщин, весь в мыслях о том, что вот скоро мне предстоит переступить роковой рубеж с Мерриком.

Ближе к пяти у меня зазвонил сотовый.

— Мы его взяли, — сказал голос в трубке.

Снаружи стояли две патрульные машины из Скарборо, а также трио авто без мигалок и знаков — одно из портлендской полиции, другое из южного Портленда и еще одно со скарборскими копами. Рядом скопилась кучка зевак. Меррик лицом вниз лежал на парковке со скрученными за спиной руками в наручниках. Когда я приблизился, он на меня посмотрел. Судя по виду, разгневан он не был, скорее просто опечален. Рядом, опершись на машину, стоял О’Рурк. Я кивнул и сделал звонок. Ребекка ответила, что находится в суде и судья сейчас выдаст ордер о временной защите от Меррика. Я сказал ей, что Меррик задержан, а я, если ей по окончании процедур надо на меня выйти, буду находиться в скарборском полицейском управлении.

— Проблемы были? — спросил я Бобби.

Он покачал головой.

— Вышел к нам с открытым забралом. Даже рта не раскрыл насчет того, что мы с ним делаем.

На глазах у всех Меррика взнуздали на ноги и умяли на заднее сиденье одной из машин без опознавательных знаков. Когда она отъезжала, он смотрел прямо перед собой.

— Да, уже не молод, — отметил О’Рурк. — Знаешь, что-то в нем такое есть. Мне б не хотелось, чтобы наши с ним пути пересекались. Ужас как не хочу говорить, но сдается мне, у вас они как раз сейчас сошлись.

— Не думаю, что у меня был бог весть какой выбор.

— Что ж, по крайней мере мы сможем его какое-то время подержать, посмотреть, что из него можно выудить.

Отрезок времени, на который Меррика можно было задержать, зависел от выдвигаемых против него обвинений, если таковые вообще имеются. Преследование — то есть деяние, в результате которого человек подвергается устрашению, раздражению, тревоге или же угрозе нанесения телесных повреждений, будь то он сам или члены его нынешней семьи, — квалифицировалось в уголовном кодексе как преступление класса «Д». Наравне с ним котировалось запугивание (тоже класс «Д»), а дальше шли притеснение и домогательство (класс «Е»), Приплюсовать сюда можно было еще попытку незаконного проникновения в жилище и нанесение умышленного ущерба, но даже в совокупности все это означало, что Меррика можно удерживать лишь до следующего четверга, и то если он не прибегнет к помощи адвокатов, так как правонарушения уровня «Д» и «Е» позволяли держать человека под стражей без предъявления обвинений лишь в течение сорока восьми часов, не считая выходных и праздников.