Строй, улыбаясь, ответил: «Чего уж тут не понять». Оконфузившийся Прошкин не нашелся, что ответить бойцу, только прикрикнул: «Поговори мне еще!» Про себя я подумал, что для политрука речь не ахти какая, но убедительная. Воевать с ним можно. На фронте БМ берегли пуще глаза. Немцы постоянно охотились за русскими «катюшами», за ее уничтожение получали даже железные кресты.

Я отдал приказ на марш, и дивизион, выстроившись в походную колонну, двинулся догонять свою бригаду. Наши танки давно ушли вперед, оторвавшись от стрелковых и артиллерийских частей. Пред нами не было сплошного фронта. Немцы большими группами отходили на запад, поэтому не исключалась возможность наскочить на какой-нибудь «блуждающий котел». Этого я как раз опасался больше всего.

Дивизион шел на большой скорости, поддерживая связь со штабами бригады и корпуса. К вечеру дорога привела нас в небольшой лес, уходивший куда-то на запад. Вперед ушла разведка. Не прошли мы и километра, как в лесу послышалась ружейно-пулеметная стрельба. Машины сразу же остановились. Обстановка для меня была неясной; хотя прошла разведка, раньше прошли танки, можно было сделать вывод, что немцев вблизи нет. Подошел майор Прошкин и категорически потребовал развернуть дивизион и дать по лесу залп. Палить, однако, в белый свет до выяснения обстановки я не собирался, хотя замполит настаивал, заявляя, что промедление для нас может плохо кончиться. Связаться с Гиленковым уже не было времени, была дорога каждая минута. Если рядом немцы, все равно придется принимать бой. Договорились с политруком под его личную ответственность дать залп одной установкой. Пальнули по лесу в том направлении, откуда доносились выстрелы. Там моментально все стихло.

Через некоторое время из лесу стали выходить мотострелки 19-й бригады. Оказалось, что, пока в дивизионе происходила смена начальника штаба, нас опередила матушка-пехота, которая просто-напросто прочесывала лес. Хорошо, что, пальнув наугад, мы не перебили своих, а то бы дело обернулось трибуналом, а для меня еще и позором. Недаром русская пословица гласит: «Верь чужим речам, а еще больше — своим очам».

Продолжая наступать, 1-я танковая армия все ближе и ближе подходила к государственной границе. 17 июля ее передовые части, форсировав Западный Буг у Доброчина, устремились на запад. Противник пытался опереться на Сокальский укрепленный район, но удержаться уже не мог, его танковые и пехотные дивизии откатывались к реке Сан. Вытеснение немцев из таких важных населенных пунктов, как Любыча-Крулевская, Рава-Русская, Деревляны, давала возможность командующему 1-м Украинским фронтом Коневу изменить направление удара армии Катукова, вместо Равы-Русской — Немиров на направление Цешанув — Ярослав. Таким образом под угрозой оказывались Львов и Перемышль.

С 20 июля 1-я танковая армия вела бои уже на территории Польши и выполняла роль танкового тарана, пробивая брешь в обороне противника, отбрасывая к Сану части 72-й, 88-й, 291-й пехотных, 213-й охранной, 16-й и 17-й танковых дивизий, а также боевую группу «Беккер» из состава 349-й пехотной дивизии и частей 4-й танковой армии. Немецкое командование пыталось отвести Львовскую группировку, избавить ее от окружения, подставив под удар советских войск украинскую дивизию СС «Галичина», которая была перемолота, в полном смысле этого слова, нашей авиацией, артиллерией и танковыми соединениями под Бродами. Из 11 000 человек личного состава этой дивизии в живых осталось не более 3 000. Командир дивизии немецкий генерал Фрайтаг и начальник штаба майор Вольф Дитрих Гайке с позором бежали с поля боя, оставив на произвол судьбы свое воинство. На всю жизнь украинским «эсэсам» запомнились Броды, Белый Камень, Бельзец, Княжье, откуда они удирали, сломя голову, а один из них потом вспоминал:

Оголтелый национализм проявлялся не только в Западной Украине, но и в Польше, куда в августе 1944 года вступили части Красной армии. Обстановка там была сложной и противоречивой. Борьбу против немецких оккупантов здесь вели различные политические силы и военные группировки со своими лозунгами и программами. Наиболее активно действовали отряды Армии Людовой, руководители которой заявляли о том, что готовы сотрудничать и помогать Красной армии. В то же время другая часть вооруженных формирований — Армия Крайова, поддерживающая эмигрантское правительство Миколайчика в Лондоне, воевала как против немцев, так и против Красной армии. Кроме того, в лесах скрывалось много вооруженных групп без определенной политической ориентации. Нам приходилось их разоружать и отпускать на все четыре стороны.

Вообще-то я заметил, что поляки — паршивый народец, запросто могут продать, пойти на сделку: сегодня вооруженные отряды сотрудничали с нашими войсками, завтра — стреляли им в спину. Польский комитет национального освобождения, куда входили представители ПОРП, пытался объединить эти разрозненные силы и направить их на борьбу с оккупантами. Долгое время разногласия и выяснение отношений мешали этой работе.

Еще в 1943 году Государственный Комитет Обороны создал специальный аппарат Уполномоченного Ставки Верховного Главнокомандования по иностранным формированиям на территории СССР, который оказывал содействие в создании 1-го чехословацкого армейского корпуса, 1-й польской армии, 1-й румынской добровольческой пехотной дивизии и других национальных формирований. Эти воинские соединения потом плечом к плечу с Красной армией сражались с немецкими захватчиками, а с окончанием войны стали основой для создания своих национальных армий.

В ходе проведения боевых операций Катукову не раз приходилось решать вопросы совместных действий с командованием 1-й польской армии. Надо сказать, что поляки самоотверженно сражались с гитлеровскими оккупантами. Я знаю об этом не понаслышке: в конце войны мне пришлось воевать в составе этой армии.

22 июля Дремов вывел свой корпус к реке Сан, севернее польского города Ярослав. Нам предстояло форсировать реку и захватить плацдарм на противоположном берегу. Сан — не Западный Буг. Он пошире и поглубже. В районе Ярослава река достигает до 100 метров в ширину и до 1,5 метра в глубину. Берега крутые. Левый берег, находящийся у противника, господствует над правым. Пехота форсировала Сан на подручных средствах, а технику переправляли по понтонным мостам, наведенным инженерными войсками.

Сколько рек мне пришлось форсировать за время войны, право, уже не помню. Только при форсировании водных преград всегда кипели ожесточенные бои. Конечно, многое уже забылось, ведь память — не компьютер, когда, нажав определенную клавишу, можно отыскать нужную информацию. Вот и приходится обращаться к архивным документам, которые помогают воспроизвести в памяти героические и трагические события Великой Отечественной войны. Как правило, все это отражалось в журналах «Боевых действий» частей и соединений. Читаешь сегодня эти строки и словно переносишься в то далекое время: