И приказ поступил: корпус передавался в распоряжение Брянского фронта.

В мае 1942 года обстановка на фронте осложнилась до предела. Гитлеровские войска вновь перешли в наступление и временно захватили стратегическую инициативу.

Таким образом, 1-й танковый корпус генерала Катукова оказался в самых горячих точках боевых действий.

Во второй половине июня 1942 года последние части танкового корпуса прибыли в новый район расположения — небольшой городок в Орловской области под названием Ливны. Как правило, весь личный состав и боевая техника размещались не в городе, а на окраинах либо в близлежащих деревнях. Такое рассредоточение не стало исключением и на этот раз. Это делалось с той целью, чтобы избежать потерь в случае налета вражеской авиации. В большинстве случаев немцы бомбили города, а на поселки и небольшие деревни особого внимания не обращали. В одной из таких деревень, в трех-четырех верстах от Ливен, расположился и наш дивизион.

Пока о планах командования нам ничего не было известно: где будет воевать корпус? Забежав в штаб к Виктору Мироненко, я пытался выведать у него хотя бы что-то, но он только развел руками:

— Сам ничего не знаю, а у комбрига Мельникова одна отговорка: ждите приказа.

Вопрос сам по себе, возможно, был и некорректным. В армии, тем более на фронте, вся жизнь течет просто: приказ — исполнение. Я уже собирался уходить, но Мироненко остановил меня и, то ли в шутку, то ли всерьез, посоветовал:

— Если тебе невтерпеж, Демидов, позвони в штаб корпуса, он тут недалеко, в селе Воротынск.

Звонить, конечно, я не стал, в этом необходимости не было, да и приходил я к Мироненко лишь с единственной целью — пригласить на гулянку. Наши батарейцы уже подружились с местными девчатами, и как только наступал вечер, брились, умывались, чистили сапоги — и на танцы.

В тот теплый июньский вечер на танцы пошел я один. Гармонист, местный паренек лет пятнадцати-шестнадцати, проиграв кадрили и польки, перешел на вальс. В танце, кроме солдат, кружились и наши молодые офицеры. Когда вальс закончился, ко мне подошел Вилли Хацкевич, наш с Власенко подопечный и, переводя дыхание после быстрого танца, смеясь, спросил:

— Что ж так поздно, Петр Михайлович? Девиц уже всех разобрали. Вон наши ребята как воркуют. Что значит артиллеристы!

А артиллеристы тем временем снова ринулись в пляску, поднимая пыль на пятачке. Девицы осыпали их градом частушек и прибауток:

Батарейцы в долгу не оставались и выдавали свои частушки:

Переплясать да перепеть деревенских девушек было не так просто. Тут были настоящие мастера «частушечного» жанра. Одна такая курносенькая, видать, заводила в девичьей компании, так и сыпала остротами:

Импровизированный концерт обещал быть затяжным. Веселье было уже в полном разгаре, когда появился наш начштаба Витя Мироненко, успевший где-то пропустить рюмочку-другую. Он был на «взводе», но на ногах держался крепко. Благодушно улыбаясь во всю ширину своего круглого лица, он подошел к стоявшим отдельной группой офицерам, поздоровался. В это время гармонист заиграл танго «Утомленное солнце», и кавалеры бросились приглашать дам. Мироненко, увидев двух красоток, подошел к ним, галантно поклонился и, стукнув каблуками, пригласил одну из них на танец. Девушки почему-то странно посмотрели на него, потом, громко прыснув со смеху, убежали на круг. Старший лейтенант стоял растерянный, не понимая, что случилось.

Взглянув на смущенного Мироненко, я понял причину столь веселого поведения девиц. Из открытой ширинки его брюк торчали рожки ярко-белых на фоне темно-зеленой формы одежды тесемок от кальсон. Дело в том, что даже летом мы носили такое нательное белье, у которого вместо пуговиц были длинные тесемки. Их полагалось завязывать бантиком. Видимо, старший лейтенант недавно заходил в кусты, под которыми Родина-мать дозволяет справлять естественные надобности, но, будучи под «градусом», забыл привести себя в порядок.

Я взял Виктора под руку, отвел в сторонку и указал на непорядок в его туалете:

— А тесемочки-то надо завязывать, товарищ старший лейтенант, и вовремя закрывать калитку.

Мироненко так расстроился, что стал трезветь на моих глазах, затем с поникшей головой ушел с гулянки. Мы с ним еще долго воевали, но этот случай на танцах в деревне под Ливнами вспоминали с веселым смехом.

Иногда молодым лейтенантам удавалось вырваться в город, чтобы посмотреть его достопримечательности. Ливны — городок небольшой, стоит на возвышенном месте. Война обошла его стороной, наверно, поэтому он выглядел каким-то чистеньким и ухоженным. В центре городка располагались каменные здания, на общем фоне выделялись церкви с луковичными куполами, над которыми искрились позолоченные кресты, чуть ниже звонницы с наборами колоколов.

Как-то, будучи в Ливнах, мы с Мироненко зашли в фотографию и решили запечатлеть свои физиономии на память. Клиентов у старого мастера не было, и он провозился с нами около получаса в поисках ракурса. За снимками предложил зайти через денек-другой. Но снимки мы так и не успели получить: началось немецкое наступление.

На следующий день немцы стали бомбить городок. Более сотни бомбардировщиков обрушили на Ливны свой смертоносный груз. Еще недавно мы любовались красивыми чистенькими улицами и площадями, теперь тут ничего не узнать: целые кварталы превращены в руины и пепелища. Погибло много мирных жителей. Наши войска, рассредоточенные по окрестным деревням, практически не пострадали.

В конце июня 1-й танковый корпус был выведен из района сосредоточения и переместился севернее города Ливны. Его части заняли оборону вдоль левого берега реки Кшень.

Совершив ночной марш, дивизион занял оборонительную позицию у деревни Жерновка. Места здесь, прямо скажем, весьма живописные: небольшая речка, яблоневые сады, на полях высокая рожь, на лугах и в балках пасутся небольшие стада коров и овец. Даже не верилось, что здесь зимой гремели жестокие бои.

Огневую позицию своей батареи я разместил на окраине деревни, в садах и огородах, пушки приказал тщательно замаскировать. Место для наблюдательного пункта нашлось на склоне небольшого бугра, откуда просматривалась местность на расстоянии нескольких километров. Впереди нашей батареи занял оборону пехотный батальон. Пехотинцы окапывались, устанавливали противотанковые ружья и пулеметы. Мои батарейцы тоже торопились, в мягкой податливой земле рыли ровики, расставляли приборы, устанавливали связь с огневой позицией. Приготовив к бою огневую позицию и наблюдательный пункт, мы стали ждать развертывания дальнейших событий.

Стояли жаркие летние дни. Орудийные расчеты работали до седьмого пота. Людей я не щадил, знал, что адский труд спасет жизни многих из них. Таковы суровые законы войны. Дав небольшой отдых бойцам, я снова и снова проверял готовность батареи к бою. Забравшись на какой-нибудь холм, поросший мелким кустарником, проверял маскировку огневой позиции и наблюдательного пункта.

28 июня 1942 года немцы перешли в общее наступление на Брянском фронте. Тяжелые бои начались у наших соседей — 16-го танкового корпуса под командованием генерала Павелкина, затем в бой вступили и мы. Фронтовое командование поставило задачу перед танковыми корпусами — уничтожить противника в междуречье Кшень и Тим. Мощной атакой нам удалось смять немцев и оттеснить их километров на пять. Дальше двигаться было невозможно: немецкое командование бросило в бой крупные наземные и воздушные силы, которые держало до сих пор в резерве. Зарывшись в землю, мы отражали одну атаку за другой. Особенно беспокоила нас вражеская авиация. Целые стаи, в полном смысле этого слова, «мессершмиттов» и «юнкерсов» ходили над нашими головами. Атаку авиации отражала зенитная батарея 37-миллиметровых пушек 1-й гвардейской танковой бригады, стоявшая позади нашей батареи на ржаном поле. А вот наших самолетов, к сожалению, не было видно в воздухе. От бомбардировок 1-й танковый корпус нес большие потери.