4 июля немцы начали прощупывать прочность нашей обороны, попытались атаковать небольшой участок фронта армии Чистякова, бросив в бой до 80 танков и 2 пехотных полка. Атака была отбита. На следующий день следовало ожидать общего наступления.

В штабе фронта уже было известно о дне и часе немецкого наступления. Штаб, согласовав со Ставкой свои действия, решил нанести упреждающий артиллерийский и авиационный удар по позициям противника.

Погода в первых числах июля стояла жаркая, душная, только вечером можно было насладиться прохладой где-нибудь в саду. Когда стемнело, я зашел к Мироненко:

— Не спишь, капитан?

Виктор Арсентьевич сидел за столом, наклонившись, рассматривал штабную карту. Обернувшись ко мне, тихо, чтобы не разбудить хозяев дома, произнес:

— Не до сна сейчас, Петя, хотя, конечно, поспать бы не мешало, иначе завтра не придется.

Побеседовав с ним еще с полчаса, я отправился в свою хату по соседству.

Спать пришлось недолго: меня разбудила гулкая канонада. Быстро натянув одежду и сапоги, я уже через несколько минут был на улице. Возле штаба толпятся солдаты и жители села, судачат, высказывают свои догадки — кто начал наступление? Наши или немцы?

Пока что это был тот самый упреждающий удар, который нанесли наши войска по позициям противника. Удар спутал все карты немцев. Они планировали начать наступление в 3 часа утра, теперь же на переднем крае началась неразбериха.

Опомнившись, немцы начали наступление на рубеже Зыбино — Раково и вышли к селу Черкасское. Захватив еще несколько поселков, немецкие танковые соединения стали пробивать себе путь на Обоянь.

Прошло много лет с тех трагических, а вместе с тем и героических дней, многое, конечно, уже позабыто, и я попытался восстановить ход боевых действий на Курской дуге по архивным документам.

Было бы несправедливо не включить в свои «Записки» приказ Военного совета Воронежского фронта от 5.07.43 года, который ставил конкретную задачу 1-й танковой армии:

Начав наступление, немцы добились некоторых успехов, на несколько километров вклинились в нашу оборону. Развивая наступление, они пытались с ходу форсировать реку Пена, овладеть селом Раково и прорвать наш второй оборонительный рубеж.

Утром 6 июля Кривошеин привел 3-й мехкорпус в район Яковлево, где попал под удар танковых сил немцев (3-я танковая дивизия и дивизия «Великая Германия»). Здесь же, в районе Яковлево и Луханино, пришлось отражать также и танковые атаки дивизий «Адольф Гитлер» и «Райх».

Ждали и мы с Мироненко приказа о выступлении на огневую позицию. Комбриг Липатенков почему-то медлил, хотя бригада, покинув Вознесеновку, стояла в районе сел Шепелевка и Сырцов. А тем временем над нами уже шел воздушный бой. Это наши истребители атаковали строй фашистских бомбардировщиков, шедших в сторону Курска бомбить наши тылы. В воздушной карусели кружились «лавочкины» и «яки», сбивая немецкие «лапотники» — Ю-87 и Ю-88. Приятно было видеть, как они падают, зарываясь носом в землю, оставляя за собой черный столб дыма. В эфире стоял невероятный шум, раздавались голоса команд, русский мат и лающие крики немцев. Строй бомбардировщиков нарушился, машины расползались по сторонам, сбрасывая бомбы где попало. Тут их настигали наши истребители. Такого мы давно не видели. Стало ясно, что господству немцев в воздухе пришел конец.

Наш дивизион находился в напряжении до самого вечера. И как только поступил приказ занять позицию на втором рубеже обороны, был быстро собран офицерский состав. Капитан Мироненко поставил командирам батарей задачу на движение колонной в район Верхопенья.

Совершив марш в указанный район, дивизион занял исходные позиции, закопался в землю, произвел маскировку, командиры батарей подготовили исходные данные для стрельбы по секторам.

Вместе с Мироненко я побывал на наблюдательном пункте, чтобы проверить работу связистов и установку артиллерийских приборов. К нашему приходу все уже было готово. Чтобы в этом удостовериться, я обзвонил все батареи. Связь работала нормально, и командиры ждали приказа на открытие огня.

Ждать приказа пришлось до рассвета. Мы уже располагали некоторыми сведениями о том, что немцам удалось продвинуться вперед, их передовые части находились на второй полосе обороны 6-й гвардейской армии. Через час-другой они приблизятся к рубежам обороны, которые занимала 1-я танковая армия. Теперь на нее вся надежда.

Немецкие танки шли сплошной стеной. Они выползали из небольших рощиц и оврагов с остатками маскировки на броне — ветками деревьев и снопами соломы, на открытом поле перестраивались в роты и батальоны и шли в атаку. Своим видом, грозной броней, дальнобойными пушками с широкими надульниками на концах стволов «тигры» и «пантеры» пытались устрашить наших бойцов. Но шел уже третий год войны, и наш солдат был уже другой — воевать он научился. Танки открыли огонь, но не по конкретным целям, а опять же, чтобы произвести впечатление. Количество танков перед нами росло с каждой минутой.

Я никогда не видел такого огромного скопления бронированной техники на небольшом участке фронта. Казалось, ничто не может устоять перед этой стальной армадой. Тут, как говорится, ни в сказке сказать ни пером описать, но выдержать и пережить — еще труднее. Нервы у каждого бойца были напряжены до предела.

Немецкие танки шли с открытыми люками башен, из которых видны были головы офицеров, по рациям передававших команды. За танками по пшеничному полю двигалась пехота — автоматчики. Против нас наступала мотодивизия «Великая Германия». Гитлеровцы были уверены, что их численный перевес на этом участке фронта, обработанный авиацией и артиллерией, обеспечит им победу, и они, протаранив нашу оборону, дойдут до Курска.

Когда танки подошли уже совсем близко к нашим окопам, все вдруг загрохотало, завыло, затрещало, на противника обрушился шквал огня. В бой вступил и наш дивизион, рядом била противотанковая артиллерия, из засад вышли наши танки. Бой длился уже несколько часов, хотя была только середина дня, а создавалось впечатление, что наступили сумерки. Дым, копоть и пыль заслонили солнце. В небе завыли самолеты. Это наши истребители отгоняли стаи «хейнкелей» и «мессершмиттов», бомбивших наш передний край.

День 6 июля для многих казался неимоверно длинным, стрелки часов передвигались, словно хромоногие улитки. Никто не знал, сколько атак отбила наша бригада. По соседству также ожесточенно сражалась 3-я мехбригада полковника Бабаджаняна. В архиве я нашел такую запись: «Стойко дралась мотопехота полковника Бабаджаняна. Она смело пропускала через себя танки противника, но ни разу не пропустила пехоту, отсекая ее огнем стрелкового оружия. Танки противника частью поворачивали и успевали удрать, а большинство оставалось на месте, извергая пламя пожара и густой масляный дым. Вот когда пригодилась «обкатка» нашей пехоте, за чем так ревниво следил Катуков в ходе всей боевой подготовки».[23]

Бой продолжался и во второй половине дня. На огромном расстоянии, насколько мог охватить глаз, творилось что-то невообразимое и странное: всплески выстрелов, бесконечные разрывы снарядов и мин, повсюду ревели моторы, лязгали гусеницы. Танки часто сходились на короткую дистанцию и в упор расстреливали друг друга, а то и просто шли на таран — в сторону летели башни, рвались гусеницы. Иногда наши танкисты, покинув горящую машину, продолжали рукопашный бой.