За спиной Ивана кто-то тяжко вздохнул. Обернувшись, он увидел Веру, на лице которой было такое выражение, словно ей сказали сейчас то, что и так давно знала. Рядом с ней стоял рослый ратник, лица которого в темноте было не разглядеть, только поблескивали глаза, да белые зубы будто светились во рту, распяленном в улыбке.

Иван обошел их, как обходят дерево, и пошел к реке.

Сидя на пологом берегу, заросшем шелковистой травой, он слушал тихий плеск волн и негромкий женский смех, раздающийся откуда-то со стороны.

Вода у берега, теплая как парное молоко, при всей своей ночной темноте, была такой прозрачной, что отражения звезд, мерцающие на её поверхности, казалось, пронизывали своим светом реку до самого дна.

Внезапно он уловил какое-то движение сбоку, и перед ним бесшумно, словно сгустившись из ночной темноты, возникла крупная волчица и, остановившись в двух шагах, уставилась на Ивана изумрудными глазами.

— А, старая знакомая, — обрадовался он. — Здравствуй. Только вот куриной ноги у меня для тебя нынче нет. Вот, могу брагой угостить, ежели хочешь.

Волчица отряхнулась с такой силой, что вокруг неё возник сияющий всеми цветами радуги ореол. А когда он погас, то перед Иваном, вместо волчицы, стояла Таха, старая знакомая, и к тому же подруга мертвого волхва Волоха, улыбаясь своей странной улыбкой, чуть сморщив нос и приподняв верхнюю губу. — Хочу.

— Чего хочешь-то? — не сразу сообразил Иван, в голове которого с неимоверной быстротой прокручивалось все то, что он знал об оборотнях. Толку от этих знаний не было никакого, и это как-то успокаивало, можно было со спокойной совестью отдаться на волю судьбы.

— Ты спросил, я ответила, — сказала Таха, беря из руки Ивана ковш. — Хочу ли я браги. Хочу, да. Твое здоровье.

Таха выпила и бросив пустую посудину в речку, обвив шею Ивана тонкой сильной рукой, крепко поцеловала его в губы.

— Глаза боятся, а руки делают, — успел еще подумать Иван, заваливая гибкую, как лоза, женщину на траву. Извиваясь под ним, Таха, как змея от кожи, освободилась от одежды, Ивана же пришлось раздевать совместными усилиями, слишком много на нем было навешано всякого оружия. Когда и с этим было покончено, Иван, стоя на коленях, на несколько секунд отстранил от себя, тянущуюся к нему, Таху, удерживая её на расстоянии протянутой руки.

— Чего ты?

— Любуюсь.

— Ну, и как?

— Хороша!

Мгновение спустя, уже вполне отдавшись соединенному движению двух слившихся тел, Иван вдруг поймал себя на том, что невольно сравнивает, все ли у Тахи, как у обычной женщины, или у оборотней это устроено как-нибудь иначе. Никакой разницы ему определить не удалось. А еще секунду спустя уже стало не до глупых мыслей.

Спустя полчаса, немного отдышавшись, Таха пробормотала. — Какой ты стал ненасытный. Раньше слабее был.

— Спасибо Волоху, — отозвался Иван, кладя ладонь на её пушистый затылок и пригибая её голову вниз.

Услышав имя Волоха, Таха чуть не поперхнулась. — Откуда ты про него знаешь?

— Девчата рассказали. Ты это… Не отвлекайся.

Затем они отдыхали, лежа у самого уреза воды, так что волны, набегая, щекотали босые ступни.

— Чего улыбаешься? — спросил Иван Таху, чья лохматая голова уютно пристроилась на его животе.

— Рада, что тебя застала, раньше чем вас в город впустили.

— Значит, думаешь, что нас в город все-таки пустят? А чем же он тебе не угодил?

— Мне туда заповедано ходить. Собаки взбесятся.

— Э, двуногие? — деликатно осведомился Иван, приняв её слова за иносказание.

— Четвероногие, — ответила Таха.

— Подожди, так что же это получается, — вдруг забеспокоился Иван. — Это что же тогда, последнее наше свидание?

— Почему последнее? Вот собак съедите, тогда я и появлюсь.

— Думаешь, до этого дойдет?

С Войтом-то? — тихо засмеялась Таха, оскалив белоснежные клыки. — С ним дойдет, и собак съедите, и лошадей, потом упряжь, подметки. Кору на бревнах глодать будете. Я его знаю.

— Лихо.

Иван еще хотел чего-то спросить, но не успел, потому что затрещали ветки и на берег вышла Вера, видно и ею было выпито сегодня не мало. Потому что шла она, пошатываясь, улыбаясь неизвестно чему. За нею поспешал давешний ратник, в лице которого теперь не было ничего зловещего. Он то и дело прихватывал Веру за плечо, стараясь развернуть к себе лицом, но девушка всякий раз отталкивала его с неженской силой. Однако на того это мало действовало и он не оставлял своих попыток.

— Все гуляет, — неприязненно сказала Таха. — Никак остановиться не может.

— Да, — нехотя согласился Иван. — С ума сходит девка. Однако, ты на неё не греши, жених у неё пропал вчера. Жив ли, нет, неизвестно.

Таха оскалила белые зубы в злой усмешке. — У неё один жених — Волох. Ох, любил он её, думала до смерти залюбит.

— Да ладно тебе, — урезонил Иван злобствующую Таху. — Залюбишь вас, как же.

Ты лучше скажи мне, я что, так и буду на каждую барышню кидаться, как этот, Казанова?

— На каждую не будешь, — ответила Таха, уклоняясь от его объятий. — Не знаю, поймешь ли.

— А ты попробуй.

— Вот, — Таха провела по земле прямую линию. — Так вы жили. А вот тут Волох, — палец обвел круг вокруг неизвестной точки. — И вот теперь вы ходите по кругу. Без этого нельзя, это надо пройти. Иначе сила будет глупой, пусть устроится. Но уж недолго осталось. Дальше снова прямо будет.

— Ясно, — сказал Иван, лениво натягивая штаны. Конечно, ничего ему ясно не было, но дальнейшие расспросы он полагал бесполезными, как всегда полагаясь на то, что практика скажет свое решающее слово.

— Смотри, — вдруг схватила его Таха за локоть. — Она ведь топиться собралась.

Действительно, Вера уже стояла по плечи в воде, а неудачливый ухажер, вероятно почуяв что-то неладное, стоял, не рискуя зайти глубже, у самого берега, сжимая в руках превращенное в лохмотья платье, которое ему все-таки удалось содрать с девушки.

— Вот, черт, — Иван бросился в воду и схватил Веру в тот самый момент, когда она уже готовилась совершить последний шаг, туда, где дно обрывалось, и начиналась стремнина, с темной, словно отлитой из чугуна водой, которая, закручиваясь в воронки, стремительно неслась мимо.

Подняв Веру на руки, Иван понес её к берегу. Проходя мимо парня, так и стоящего неколебимо, словно Александрийский маяк, Иван обозвал его трансвеститом и сексуальным агрессором и забрал Верино платье. От таких слов парень пришел в себя и тоже побрел к берегу, но уже без прежнего задора.

— Давай её сюда, — сказала Таха, не обращая внимания на парня, который, пятясь в кусты, пожирал глазами её обнаженное тело. — Сейчас узнаем про её суженого-ряженого.

Иван бережно усадил Веру, которую начала колотить крупная дрожь, на землю и накинул ей на плечи свое знаменитое черное пальто.

— Не надо, сейчас согреется. — Таха стала на коленях рядом с Верой и стала прикасаться к ней неуловимыми движениями. От этих прикосновений дыхание девушки участилось и дрожь унялась.

Таха убрала руки. — Готова. Дай меч, — она опустила острие клинка в воду, и Иван увидел, как отражения звезд, словно притянутые магнитом, потекли по лезвию. Таха подняла меч и плашмя приложила к щеке Веры.

— Смотри. Что видишь?

— Ничего, — голос Веры показался Ивану незнакомым.

— Что видишь?

— Ничего.

— Обними её, — приказала Таха Ивану. — Да не так, дурень. За грудь возьми покрепче.

— Не могу, — сказал Иван. — У неё с Саней любовь, а Саня мне товарищ.

— Была бы любовь, все бы получилось. А так, надо ей кровь разогнать. Говорю тебе, возьми её.

— Как это взять? — тупо спросил Иван.

— Баран! Как меня брал только что. Иль разучился?

— Говорю, не могу, — тут Ивана осенила внезапная мысль и он оглянулся в поисках парня, но того и след простыл.

— Да провались ты, — Таха была не из тех, кто останавливается на полдороге. Она одной рукой принялась мять Верины груди, а другую решительно запустила ей между ног, которые та покорно раздвинула, подаваясь навстречу.