— Последняя чаша выпита? — спросил он.
Таха кивнула.
Волох поднял голову и прошептал. — А, это ты. Уходишь?
— Ухожу, — юноша вышел на середину избы и огляделся. Двигался он совершенно бесшумно, и в каждом его движении чувствовалась недюжинная сила. — Может еще свидимся.
— Вряд ли, — прошелестел старик.
Увидев брошенный на деревянном ложе меч, тот, которым Волох рубился с буджаками, юноша взял его и прицепил ножны к поясу.
— Меч забираю.
— Бери. Мне без надобы.
— Что ж, прощай, — юноша поклонился Волоху, затем взгляд его упал на девушек. — Прощайте и вы, красавицы, — и уже на пороге обернулся. — Свидимся, Волох. Дорога-то одна.
— Не догнать мне тебя, — понурился старик.
В ответ стукнула входная дверь, и все стихло.
Таха подошла к Волоху. Старик сидел, похожий на мертвеца, казалось, ничего не видя перед собой. Но вот его истонченные губы разжались. — Баню истопила?
Таха кивнула.
— Ну, пусть идут.
Таха повернулась к девушкам. — Слышали, что сказал? В баню идите.
Выйдя из сумрака избы, Даша даже зажмурилась. Светила полная луна, и её серебристый, обманчивый свет заливал все вокруг. Духота стояла как перед грозой. Небо было чистым, и лишь на западной его кромке громоздились черные тучи, где пока еще беззвучно посверкивали зарницы далеких молний.
Словно вырезанные из жести, рисовались силуэты прибрежных деревьев, мимо которых река плавно несла свои напоенные лунным светом воды.
Баня таилась в густых кустах совсем неподалеку. Такая же ветхая, как и изба, внутри она оказалась довольно просторной. По обеим сторонам предбанника стояли широкие лавки, на одной из которых в навал лежали березовые веники.
— Баня, это хорошо, слегка заплетающимся языком произнесла Вера, складывая одежду на лавку. — Выкупаться нам не помешает.
— Да уж. Интересно, он что, нам силу свою тут собрался передавать? — Даша приоткрыла тугую дверь в парную, и оттуда дохнуло смолистым жаром, к которому примешивался душистый травяной запах.
Девушки осторожно зашли в парную, освещенную только лунным светом, проникающим сквозь узкое оконце, прорубленное под самым потолком. Впрочем его было достаточно, что бы разглядеть закопченные стены, широкие полки в два яруса, печь-каменка, и бочку с водой рядом с ней, с зацепленным за край ковшом.
— Банька по черному, — определила Даша. Вера брезгливо провела кончиками пальцев по полку, но он оказался чистым.
— Да все нормально. Таха свое дело знает, — успокоила Даша подругу. — Ложись, сейчас пару поддам.
Она зачерпнула воды и плеснула на каменку. Зашипело и помещение заволокло обжигающим паром, Вера закашлялась.
Даша прикрикнула на неё. — Ложись, кому сказано. Внизу прохладней.
— А мыла у них тут нет? — поинтересовалась Вера, ложась на нижний полок животом вниз.
Даша выскочила в предбанник, вдохнула свежего воздуха, схватила с лавки веник, и быстро вернулась обратно.
— После первого удара веником Вера взвизгнула, но потом притерпелась и даже похоже начала получать кое-какое удовольствие. Хотя, конечно, банщик из Даши был неважнецкий. Потом они поменялись местами.
Глава тринадцатая
Даша лежала, расслабившись, безвольно свесив руку с полка. Вера бестолково размахивающая над ней веником, опасаясь хлестнуть слишком сильно, вдруг спросила.
— Слушай, а что Волох про силу говорил? Он нам её в бане собрался передавать?
— Не знаю, — Даша облизнула вдруг пересохшие губы. — Но старичок не простой.
— Настоящий колдун, — подхватила Вера, возбужденно блестя глазами. Очевидно, что с ней творилось примерно то же самое, что и с Дашей. — Только плох совсем. Прямо на глазах вдруг рассыпался. А вот с этим пареньком, что взялся откуда ни возьмись и ушел неведомо куда, я бы, пожалуй, попариться не отказалась.
Она сладко потянулась.
— А как же студентик? Вдруг узнает?
— А зачем ему знать? — сказала Вера чужим голосом. — Ты ведь не скажешь, и я не скажу. Мы девушки свободные. А ты бы, что, отказалась?
Даша поняла, что не отказалась бы ни за что. С ней происходило что-то странное, словно она неотвратимо двигалась навстречу чему-то темному, неодолимому, которое вот-вот поглотит её и сделает своей не рассуждающей частицей. Примерно то же самое, наверно, чувствует человек, попавший в объединенную одной целью толпу. И тщетно он старается вырваться их этой людской массы, уносящей его неведомо куда.
Вдруг лицо Веры на мгновение приняло осмысленное выражение и она проговорила жалобно. — Опоил нас проклятый старик, — и, вновь попав под власть морока, додала с внезапной злобой. — А сам ни на что не годен. Только раззадорил.
— А может быть годен, — неожиданно для себя сказала Даша. — Колдун все-таки.
— Проверим? — хихикнула Вера.
Неизвестно до чего бы договорились подруги, но тут дверь парной отворилась, и на пороге показался сам Волох, был он гол, худ как скелет обтянутый пергаментной кожей, и опирался на плечо Тахи, которая осталась в одной сорочке.
— Опа, — сказала Вера. — Накаркали.
Даша отвела глаза.
Сделав несколько неуверенных шагов, старец тяжело опустился на соседний полок и со стоном растянулся на нем во всю свою двухметровую длину.
Не обращая внимания на девушек, Таха принялась хлопотать вокруг него. Откупорила маленький пузатый бочонок, неприметно таящийся в углу за печкой, размешала его содержимое деревянной лопаткой и, зачерпнув из него полную горсть какой-то красноватой мази, начала втирать её в тело Волоха. Покончив с этим, она подошла к печи и бросила на её раскаленную поверхность щепоть бурого порошка, затрещавшего и разлетевшегося вокруг печи ослепительными искрами. Парную наполнил тяжелый дурманящий запах, от которого голова шла кругом.
После этого Таха принялась за девушек. Отобрала у Веры веник и уложила её на место Даши, а самой Даше показала на бочонок. — Натрись, вся.
— Зачем?
— Затем чтоб под Волохом не треснуть, когда почнет силой делиться. Даша скептически взглянула на немощного старца, но все же подошла к бочонку и принялась натираться резко пахнущей мазью, холодящей кожу, слыша как за спиной сладко повизгивает Вера, которую Таха с полным знанием дела охаживала березовым веником по гладким бокам.
Тут старик подал голос. — Воды!
Таха оставила Веру и набрав в ушат холодной воды из большой бочки, окатила Волоха.
— Еще!
После второго обливания старик сел и спустил ноги на пол.
Даша обернулась и увидела, что с ним произошла еще одна метаморфоза. Теперь это был богатырь Волох, каким он вероятно был в свои лучшие годы. Даша подумала, что Шварценегер рядом с ним смотрелся бы довольно скромно. Но этой плоти чего-то не хватало. Была в ней какая-то призрачность, ненастоящесть, неоконченность. Это было заметно даже в полумраке парной. Во всяком случае, на первый взгляд. А какова она на ощупь, Даше предстояло скоро узнать, судя по похотливому взгляду Волоха, блеклые глаза которого налились такой яростной синевой, что светились в темноте, других эмоций на новом лице старика не обнаруживалось, да и выражение его вряд ли могло кому-нибудь понравиться. Вернее сказать, что никакого выражения на нем вообще не было.
— Ну, что, девушки, пришел ваш час, — взглянув на обновлённого Волоха, усмехнулась Таха горделиво, словно это она его омолодила, но тот с неё и начал. Легко вскочив на ноги, вмиг содрал сорочку, обнажив её поджарое, сильное тело. Действовал нагло, но все же не так грубо, как можно было ожидать, судя по его виду. Через минуту Таха, которая яростно сопротивлялась, но скорее от неожиданности, чем по велению сердца, стояла посреди парной на четвереньках, а бывший старик, всё с тем же бессмысленным выражением на лице, пристроясь сзади, энергично ласкал её.
Даше, несмотря на драматизм ситуации, эта сценка напомнила то, как соседский Генка заводит свой вечно барахлящий мотоцикл. Да, о Генке, которого она еще утром была готова убить, теперь вспоминалось чуть ли не с нежностью, как о чем-то милом и бесконечно далеком.