Волох принялся подробно описывать путь до Речицы, помечая на бересте все мало-мальски значимые его приметы, а Даша изо всех боролось с навалившейся сонливостью, размышляя в полудреме о том, чем вызвана забота о них этого странного старика. Было не похоже, что Волох поступает так из одной своей природной доброты. Нет, судя по его спору с Тахой, был у него какой-то свой интерес.

Погруженная в эти мысли, Даша пропустила момент когда Волох закончил говорить и, свернув бересту в трубку, передал её Вере и сказал. — Держи. Сверяйтесь с ней, авось дойдете. А подруга твоя, однако, совсем спит.

— Устала она, дедушка, — заступилась Вера, принимая свиток.

— Я не сплю, — Даша провела ладонями по щекам, отгоняя сон. — Я спросить хочу. Можно?

— Спрашивай.

И Даша, постаравшись как можно точней описать их внешность, спросила, не попадались ли Волоху случайно Митька и Саня. Третьего, Ивана, она тоже упомянула, хотя про него особо сказать ей было нечего.

— Не встречал, — не моргнув глазом, соврал Волох. — Да и то, сейчас народишко-то не больно встречается. Все по-за кустами таятся. Может и те, о которых ты спрашиваешь так же, забились в какую-нибудь нору.

— Это вряд ли, — сказала Вера. — Откуда им про здешние норы знать? И не такие это люди, чтоб по кустам таиться.

— Да, — подтвердила Даша. — Они ведь, как и мы, тут ничего не знают.

Волох равнодушно дернул костлявым плечом, словно лошадь, отгоняющая слепня. — Коли так, то их скорей всего в живых уже нет. Смерть таких любит.

Кто они вам? Родня? Суженные?

— Родня, — быстро проговорила Даша, чувствуя, что старик чего-то не договаривает. Против её воли слова, видимо, прозвучали излишне торопливо. Потому что Волох скептически хмыкнул и сказал. — Родня, значит? Ну, такой родни у вас еще ой сколько будет.

Затем встал на ноги, снял со стены короткий меч с отполированным до зеркального блеска широким лезвием и поднес его к окну, за которым уже сгустилась ночная мгла.

— Огонь погаси.

Сообразительная Вера, чтоб не возиться с плавающем в жире фитилем, просто накрыла коптилку пустым горшком. В избе стало темно, только из-за перегородки пробивался тонкий лучик света.

— Сюда идите.

Натыкаясь на лавки, девушки приблизились к Волоху, который держал перед собой меч на вытянутых руках и еле слышно что-то приговаривал.

— На лезвие смотри.

Сталь клинка поблескивала в темноте, как речная гладь, и словно в речной воде отражались в ней звезды.

— Дотронься до него.

Даша, поняв, что его слова обращены к ней, протянула левую руку и коснулась клинка, ощутив исходящий от него могильный холод.

Волох поднял меч острием вверх, и отражения звезд, вместо того чтобы исчезнуть, светящимся ручьем устремились по лезвию вниз, к рукоятке. Даша почувствовала, как задрожал под ногами земляной пол, и вдруг меч исчез. Стена и окно, за которым стояла теплая летняя ночь, словно растворились в белесоватой мгле, в глубине которой, где-то далеко, мерцал тусклый огонек…

— Смотри, смотри.

Туман вроде, — неуверенно произнесла Даша.

— Молчи. Смотри.

Даша всматривалась до рези в глазах. И вот огонь стал приближаться и принимать более четкие очертания. Вот проступили черные стволы деревьев и за ними горящий костер, около которого сидели неподвижные фигуры.

Даша поймала себя на желании навести изображение на резкость, словно смотрела в бинокль или сидела возле телевизора. Но вот отсвет пламени упал на лицо одного из сидящих у костра людей, и Даша узнала Митьку, рядом с ним был еще один человек, лицо которого скрывала тень, но девушка не сомневалась в том, что это Митькин приятель, студент Саня.

Видимо, Вера разделяла её уверенность, потому что, забыв о запрете, громко сказала. — Наши. Сашка и Митя сидят, а третий, что рядом спит, это тот дядька. Как его, Иван, кажется. И пальто его и шапка дурацкая.

Волох сделал неуловимое движение, и видение исчезло. Стало темно и тихо.

— Огня!

Подстегнутая этим возгласом, Вера метнулась к столу, ойкнула, очевидно, налетев на угол. Брякнул поставленный на место горшок, полупридушенное им пламя коптилки затрепетало на сквозняке и ожило. Волох приладил меч обратно на стену и, медленно опустившись на лавку, подытожил с некотором удивлением. — Живы эти ваши, не знаю кто. Костер жгут открыто. Теперь гадаю, то ли очень храбрые, то ли сильно глупые.

— Они не глупые, просто не представляют, что здесь творится. Я ж говорила, — напомнила Даша.

— Да ничего, ничего, — махнул рукой Волох. — Если уцелеют, то Речицы им не миновать. Там и встретитесь, если дойдете. А сейчас дело у меня к вам.

Даша насторожила уши.

Волох глубоко вздохнул, в его груди что-то заклекотало. И Даша снова подумала, что он все-таки очень стар.

— Дело такое. Время мое пришло. Надо уходить. Но уйти просто так я не могу. Потому что была дадена мне сила. И вот видите, каков я стал, сносился дотла. А сила эта не для того мне была дадена, чтобы я её с собой забрал. Ей еще служить и служить. Стало быть, должен я её кому-нибудь оставить. А оставить мне её, кроме вас, некому. Согласия вашего на то не спрашиваю, потому что еще в полный разум не вошли. Одно запомните, сила эта для вас неподъемна, и всего три дня будет у вас на то, чтоб поделиться ею.

Вера, которой надоело слушать старческую болтовню, спросила. — А если не будет нашего согласия, тогда что, дедушка Волох?

— Тогда сгинете, — равнодушно ответил старик. — И товарищи ваши сгинут. А согласитесь, тоже можете сгинуть. К тому же она, сила эта, не сразу скажется. Да и в разных людях она по-разному отзывается. Можно и с ней погибнуть, а можно и уцелеть. А без неё, нет. Другие может быть и смогли бы, а вам — только сгинуть.

На этом все. — Волох прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен. Вера же хотела еще что-то сказать, но встретив предостерегающий взгляд подруги, осеклась.

— Готово, — крикнула из-за перегородки Таха. — Нести, что ли?

— Неси.

Таха, двигаясь с несвойственной ей неторопливостью, внесла небольшой кувшин с запотевшими стенками. Осторожно, стараясь, чтоб ни капли не пролилось мимо, наполнила ковши.

Несмотря на то что питьё это называлось медом, на вид оно было совершенно бесцветное, как обычная вода, а на вкус чуть горчило, но и только.

— Пейте до дна, — сказал Волох. — Худа не будет.

— А себя она почему обнесла, — не выдержала Вера, показывая на Таху.

— Ей ни к чему, своей силы девать некуда, — терпеливо объяснил старик и уставился на Веру взглядом, от которого она, словно внезапно впав в гипнотический транс, замолчала и послушно осушила ковш до дна.

— Теперь ты, — старик перевел взгляд на Дашу, но та уже и сама, подумав: будь что будет, поднесла ковш к губам и не отрывалась от него, пока он не опустел.

Только после этого старик выпил свою долю.

Если на Дашу и Веру выпитое никак не подействовало, то с Волохом вышло иначе. Он содрогнулся всем телом, и если бы Таха не успела поддержать его, непременно бы свалился с лавки. Взгляд его стал бессмысленным и, глухо застонав, он ткнулся лбом в столешницу, да так и остался сидеть.

— Как ты? — спросила Даша.

Вера ответила не сразу, какое-то время сидела, искоса поглядывая на неподвижного старика, словно опасаясь снова встретиться с его взглядом. — Ничего. Не, ну не поняла. Это что он нам так свою силу передал? Ничего не чувствую. И что это за срок такой, три дня? Чего передавать-то? И главное, кому?

Даша хотела ответить, но слова застряли в её гортани. Волох сидел все так же неподвижно, но словно невидимое пламя охватило его. Воздух вокруг его тела сгустился, но не настолько, чтоб до конца утратить прозрачность, и за его неверной завесой вдруг стало видно, как от Волоха отделилась тень и замерла у него за спиной.

Затем воздух, словно остыв и успокоившись, вернулся к своему прежнему состоянию. Но тень все так же стояла за спиной Волоха. Таха взяла со стола коптилку и подняла её над головой. Колеблющийся свет вырвал из полумрака лицо юноши, обрамленное рыжеватой бородкой. Был он похож на Волоха той похожестью, которой человек в молодости похож на себя в старости. И одет он был точно так же как Волох. Но то, что на старике висело мешком, юноше было впору.