— Ты поступил правильно. Дальше.

— Человека, который привез это письмо, скоро привезут сюда, но старшина сказал, что человек этот еле дышит. Похоже, ему выпал нелегкий путь.

— Нелегкий путь? Степь опустела на много дней пути, Орудж. Никого, кроме обезумевших бродяг, которые не признают никаких законов. Тот, кто в одиночку рискнул пересечь её, достоин награды. Об этом все.

А теперь открой письмо.

При этих словах Орудж чуть заметно усмехнулся.

Два года назад прошел слух, что могущественный князь Самах, чей род кочевал возле самого Меотийского болота, задумал выйти из-под руки Хадира и стать самостоятельной владыкой. Никто не сомневался, что война неизбежна. Однако обошлось без неё. Ранней весной, когда все буджи справляют праздник богини Тха, повелительницы южного ветра, и по обычаю обмениваются дарами, среди прочих подношений оказались старинные бронзовые светильники удивительно тонкой работы. Самах слыл за великого ценителя таких вещиц. Неудивительно, что светильники сразу привлекли его внимание. Чрезвычайно обрадованный подарком, князь имел неосторожность взять один из них в руки. Не прошло и полминуты, как раздался нечеловеческий крик, сбежавшаяся челядь увидела, что руки князя, от кончиков пальцев до локтей, покрыты черными пауками, нурхатами, чей укус смертелен. Поэтому еще до захода солнца Самах отправился в страну мертвых, а яства, приготовленные для праздничного пиршества, были съедены на поминках.

Ни один из буджей не сомневался, что тут не обошлось без Хадира, и ни один не осмелился произнести это вслух. Что касается самого Хадира, то он сказал лишь, что Самах настоящий счастливчик, если ему досталась такая незаслуженно легкая смерть. Однако, с тех пор вождь буджей стал остерегаться отравы.

— Надеюсь, ты принес хорошую весть, — сказал Хадир, глядя, как Орудж, сломав печать, открыл футляр и достал свиток из тонко выделанной кожи, густо покрытый письменами.

— Только вождь вправе решать, хороши ли полученные им вести, — дипломатично ответил тысячник, протягивая свиток. — Мое же дело позаботиться о том, чтобы красное письмо как можно скорее попало в твои руки.

— Ты прав, — пробормотал Хадир, дочитав свиток до половины. — Даже мне нелегко решить, что за новости ты принес. Однако, полагаю, теперь только от нас зависит, плохими они окажутся или хорошими. И одно это уже радует меня. Созывай малый совет, Орудж.

Спустя минуту над Сардисом потекли размеренные удары гонга, созывая избранных людей на малый совет.

Они входили в шатер вождя один за другим, и, поклонившись, занимали свое, раз и навсегда закрепленное за каждым, место на белой кошме. Хадир, по бокам которого теперь молчаливо застыли фигуры телохранителей, говорил каждому пришедшему несколько приветственных слов, но не касался причины, побудившей его созвать совет, до тех пор, пока Орудж не задернул полог, давая тем самым понять, что собрались все.

Только после этого Хадир дал выход скопившемуся в нем напряжению и, нарушая обычай, вскочил на ноги, чтобы говорить стоя.

— Князья и тысячники, — сказал он и не узнал своего голоса. — Мы ждали, кто из сыновей Атиллы возглавит державу унов. Так знайте, такой державы больше нет. В Паннонии на реке Недао последние ополчения унов наголову разбиты гепидами. Вместе с ними уничтожены их союзники, вожди которых оказались столь глупы, что по первому зову поспешили подставить свои головы под обломки гибнущего царства. Они слишком хорошо научились подчиняться. Мы гадали, — Куда ушли савиры? Куда ушли онугуры? Куда ушли прочие племена, которые граничили с нами? — И вот мы знаем, куда они ушли.

Теперь скажи, блистательный князь Садиро, брат Самаха, кто из нас был прав? — Ты, которого появление каждого уна бросало в дрожь? Ты, который готов был ползти вслед за послами, приходившими к нам от царей, чьих имен мы не слышали никогда раньше и не услышим никогда потом? Или я, который не дал этим самозванцам ни одного воина?

Садиро, полнокровный седовласый мужчина с окладистой бородой, побледнев как мел, слушал Хадира, вздрагивая, как от удара кнута, всякий раз, когда вождь повышал голос. Его пухлые ладони беспомощно шарили по груди, обтянутой шелковым камзолом. Похоже, ему было трудно дышать.

— Зачем ты тратишь время на этого дурака, Хадир? — с беспечной улыбкой произнес веселый тысячник Жанты, воин, прославленный своей доблестью, о щедрости и беспечности которого ходило множество рассказов, больше похожих на сказки. — То, что ты сказал, гораздо важней. Благодаря твоей предусмотрительности, степь сам упала нам в руки. Как же мы должны распорядиться этим подарком? И еще, каковы намерения твоего брата отважного Бадала? Когда он собирается вернуться? Или нам следует двинуться на Запад, дабы воссоединить народ Будж в одно целое?

Хадир не торопился с ответом, ожидая, не пожелает ли кто-нибудь еще высказаться. Однако желающих не нашлось. Только старый князь Ромада, редкий гость в Сардисе, чьи обширные владения раскинулись далеко на востоке, вблизи Хвалынского моря, рискнул нарушить молчание. — Я слышал, что страны лежащие к западу от нас разорены бесконечной войной. Города обезлюдели, деревни разорены, пастбища заброшены. Великие народы, которые сходились в смертельной схватке на Западе, как тучи в грозовом небе, пролились кровавым дождем и обессилили. Если мы пойдем туда, то легко завоюем любую страну.

После этих слов раздалось несколько одобрительных возгласов, которые однако сразу смолкли, когда старый Ромада продолжил свою речь.

— Но сможем ли мы удержать завоеванное? Хадир — великий вождь, и народ наш при нем достиг невиданного процветания. Кто сейчас может устоять перед нами? Но не потому, что мы так сильны, а потому, что слабы все другие. Но так будет недолго. На любую силу найдется еще большая сила. В пору своего могущества уны были многократно сильнее нас. И им достались земли еще не тронутые разорением. Это было на нашей памяти. И где они теперь? Рассеянны, как горсть пыли. Задумайтесь над их участью.

И еще скажу, как бы нам, князья и тысячники, погнавшись за чужим, не потерять свое. Когда благородный Дол увел наших лучших воинов, вспомните, каких трудов нам стоило отстоять свои пастбища от жадных соседей, которые накинулись на нас как саранча. Хадир был тогда слишком мал, чтоб отразить захватчиков оружием, и старикам пришлось искать заступничества у самого Аттилы, мир его праху. Атиллы больше нет, нет и жадных соседей. Но обернитесь, взгляните, что творится за спиной, на востоке. Там все по-прежнему. Великая степь уже не раз рожала орды, которые подобно огненной реке в любой момент готовы хлынуть на наши земли. Подумайте, что может случиться, если мы опять разделимся.

Садиро, который с начала с благодарностью посматривал на говорившего, довольный тем, что его оставили в покое, после этих слов словно взбесился. Как это часто бывает, неизжитой страх сквасился в злобу, чтобы при первой возможности изойти пеной словесной пеной. Садиро протянул руку, указывая на Ромаду, и все время пока говорил, так и держал её на весу, словно боясь, что стоит её опустить, и преступный старик скроется от заслуженного возмездия.

— Будха, спящий на черном облаке — свидетель чистоты моих помыслов! Выслушай меня, Хадир, сын Дола, внук Хачароя.

Да, возможно я — глупец. Пусть так. Глупец, но не предатель. А настоящий предатель сидит среди нас. Настоящий предатель — тот, чьи слова, словно змеиный яд, проникают в наши уши, лишая воли, отнимая решимость. И когда! Когда наш народ стоит на пороге, за которым обладание вселенной. Осталось сделать только шаг. Но старый лис Ромада не хочет, чтоб мы сделали этот шаг. Из-за того, что он боится потерять свой жалкий надел, великий народ Будж должен утратить свое великое будущее. Но Ромаде мало лишить нас великого будущего, он замахнулся на наше великое прошлое. Словно скарабей собрал всю грязь на свой язык. И вот наконец открыл рот. Оказывается, мы живы только благодаря заступничеству Атиллы! Кто может поверить в это? Ведь всякий знает, что только благодаря храбрости наших воинов уны завоевали полмира. Один Ромада считает иначе. Какой казни заслуживает такой человек?