— Ну и хороши же мои рыцари! Картежник, пьяница и жулик. Доблестные рыцари, у вас все дома?

— Лариса, — сказал я, — Игорь хочет с тобой поговорить. Мы оставляем вас наедине. Пойдем, Ардалион, выпьем еще по рюмке и спать.

Мухин открыл дверь каюты, Лариса дернула плечом и вошла. Мы с Ардалионом отправились выпить по рюмке. Не прошло и часу, как Игорь вновь постучался в дверь моей каюты. Он горестно рухнул на кровать и выдохнул:

— Все, это конец! Она меня ненавидит. За что? За что?!

— Бывает, что ненависть — проявление сильной любви, — пытался утешить его я.

— В таком случае эта любовь слишком уж сильная.

На рассвете, когда Игорь уснул, я вышел прогуляться на верхнюю палубу. Мы проплывали мимо Жигулей — одного из самых величественных в своей красоте мест Волги. В утреннем тумане прорезывались причудливые очертания скалистых берегов, теплоход шел неслышно, будто боясь нарушить этот зачарованный, сказочный мир тумана, реки и скал. Пройдя по верхней палубе с правого борта на левый, я увидел там Птичку. Она стояла, облокотившись о перила, зябко съежив плечи, в пушистом красном мохеровом свитере. Увидев меня, прислонила палец к губам:

— Т-с-с-с!

Я подошел, встал рядом, обнял за плечи. Несколько минут, обнявшись, мы вместе — я, она и теплоход — безмолвно двигались сквозь туман. Я погладил ее волосы, поцеловал в затылок.

— Я сильно исцарапала его? — спросила она шепотом.

— Кого? — спросил я, отстраняясь.

— Игоря.

— По-моему, он вряд ли доживет до завтрака. Слишком много крови потерял.

— Мне кажется, я готова была разодрать ему грудную клетку. Почему я вдруг так возненавидела его?

— Не знаю, — сказал я раздраженно. — Пойду посмотрю, жив ли он. Может, уже окочурился.

Мухин спал, как младенец, которого перед сном хорошенько выпороли. Я слегка откинул одеяло и увидел на груди у него шесть глубоких царапин. Почему-то мне вспомнились пять родимых пятнышек, появившихся столь внезапно на спине у Николки в Египте, а именно слова Мухина, которые вполне применимы были и сейчас: ничего страшного, вполне обычные бытовые царапины, вызванные скандалами в личной жизни.

С этими мыслями я лег, уснул и проспал до обеда. До самого позднего вечера «Дядюшка Тартар» плыл без остановок, и это уже стало сильно удручать, тем более, что за весь день солнце ни разу не выглянуло из-за туч. За ужином актеры обсуждали прекрасную игру Аиды Язычковой — сегодня она блеснула при съемках эпизода, в котором ее насиловал главный герой фильма мафиози Сергей Тарасович в исполнении Геннадия Козодулова. Изнасилование производилось на корме теплохода под трепещущим бело-сине-красным флагом. Я видел издалека, что там снимали какую-то бурную сцену и слышал крики Аиды: «Нет! Нет!», но не стал подходить ближе, не в силах был смотреть, как страдает девичья невинность.

Игорь во второй половине дня снова играл в преферанс и продул целую кучу денег, после чего ему не могло не повезти в любви и к вечеру он помирился с Птичкой.

В полночь теплоход остановился в Саратове. Пьяный вдрызг актер Козодулов (ему единственному из актеров почему-то разрешалось пользоваться благами трюма), едва спрыгнув на набережную, истошно завопил:

— Саратовцы! Земляки! Саратовец Козодулов приехал в родной город. Спешите видеть меня! Стоянка теплохода всего один час.

С такими воплями он принялся бегать по пристани и уже минут через десять стоял в окружении восторженных поклонников своего искрометного таланта и раздавал автографы. Только теперь он уже не призывал их к себе, а наоборот, отталкивал:

— Идиоты! Кретины! Неужели вы не понимаете, что я ничтожество? Я пьянствую, развратничаю, я изолгался со всех сторон. Я обыкновеннейший нуль. Эх вы, стадо баранов.

Но почитатели таланта как бы не слышали оскорблений в свой адрес, и вся тянули и тянули к Козодулову записные книжки, газеты, а то и просто клочки бумаги, куда можно было поставить автограф. Козодулов упивался своим успехом. Должно быть, он чувствовал себя в этот момент героиней фильма Никиты Михалкова «Раба любви». Целый час, покуда теплоход стоял в Саратове, артист не уходил с пристани, и не иссякало число желающих получить его автограф. Без всякого сомнения завтра же все саратовские газеты напишут об этом значительнейшем эпизоде в жизни города.

На седьмой день путешествия мы приплыли в Царицын. На сей раз гуляли по городу вчетвером, не порознь. Ездили на Мамаев курган.

Приятной неожиданностью было то, что смена караулов на Мамаевом кургане производилась так же четко и слаженно, как и десять лет назад.

— Молодцы, — похвалила браво вышагивающих солдатиков Лариса. — Ах, какие умники. Я бы их всех расцеловала.

Несмотря на примирение, с Игорем она вела себя отчужденно. Он то и дело стремился купить ей что-нибудь в подарок на память о Волгограде, но она грустным голосом отказывалась:

— Не надо, ты и так сильно потратился.

Вечером пошел дождь. «Дядюшка Тартар» двинулся дальше, простояв в Царицыне полдня. В полночь в каюту Ардалиона Ивановича были доставлены три короткоствольных «калаша» — АКСУ, с холостыми патронами в магазинах, чтобы палить в воздух для запугивания. Начало операции «Корабль страха» было назначено на завтра, на семнадцать ноль-ноль по московскому времени.

Можно было подумать, что за ночь теплоход пересек сразу несколько климатических поясов — насколько холодным, дождливым и промозглым был вчерашний вечер, настолько же ясным, солнечным и погожим встретилось следующее утро. Разбудив снова ночевавшую у меня Аиду, я приказал ей быть с этой минуты начеку и ждать моих указаний.

— Я боюсь, — сказала она. — Мы погибнем. Что же будет?

— Все будет в порядке. Игорь уже почти на нашей стороне, хотя зомбирование на него идет мощное. Начало операции назначено на семь часов вечера. Мы должны опередить их на час и начать свою операцию сразу, как только теплоход отчалит от пристани в Никольском.

После завтрака многие расположились на корме под горячим хазарским солнцем. Ирония судьбы — прямо возле нас, расстелив на палубе постельное покрывало, примостился загорать помощник оператора Сережа Вовси и, ни о чем не подозревая, принялся читать изданную на английском языке книгу Салмана Рушди «Сатанинские стихи». Увидев это, Ардалион Иванович стал пристально смотреть на беспечного знатока английского языка, наполняя свой взгляд такой лютой ненавистью, что даже нам, знавшим настоящую цену этой злобы, сделалось жутко. Наконец, помощник оператора тоже заметил направленный на него поток ненависти и вопросительно посмотрел на Ардалиона Ивановича. Тот не отводил ненавидящих глаз. Помощник оператора заерзал, отвернулся, снова посмотрел на Тетку, снова отвернулся. Наконец, не выдержал и возмущенно спросил:

— Слушайте, почему вы так на меня уставились. Вы думаете, это прилично? В чем дело, я не понимаю!

— Дело в том, что я хочу посмотреть вашу книгу. Ведь это Салман Рушди, не так ли? Можно мне только взглянуть на нее?

Говоря это, он продолжал смотреть на помощника оператора испепеляюще злобным взглядом. Вовси пожал плечами и протянул книгу нашему главнокомандующему. Ардалион Иванович взял ее с таким видом, будто это была не книга, а кусок гниющего мяса, в котором роются черви. Лицо его сморщилось в гримасе, обнажающей бездну омерзения. Подержав книгу несколько секунд и даже не заглянув в нее, он размахнулся и вышвырнул произведение Салмана Рушди за борт.

— Вы что, с ума сошли?! — возопил помощник оператора. — У вас что, не все дома?!