Багровое солнце временами почти скрывалось за густым дымом пожаров, опускаясь всё ниже и ниже, пока вовсе не скрылось за горизонтом.

Выждав ещё несколько часов, под покровом ночи император и его свита на рыбацкой сандалии переправились через Босфор и незамеченными приблизились к городской стене.

Проводники указали на потайную дверь, скрытую за гранитной глыбой. Хитроумный механизм, приведённый в действие умелыми руками проводников, сдвинул гранитный блок, а когда император и его спутники вошли в подземный ход, камень со скрежетом опустился на своё место.

У выхода из подземной галереи императора ожидали стражники и коноводы. Василий подал императору стремя, помог забраться в седло, и процессия скорым шагом направилась в Большой Дворец.

Проезжая по тёмным улицам Города, император с немалой горечью отметил, что столица погружена в глубокое уныние, отовсюду слышались не воинственные призывы к оружию, но малодушные вопли и стенания.

Во дворце императора немедленно проводили в Хрисотриклиний, где уже собрались почти все члены синклита: высшие сановники империи дожидались возвращения Михаила, уповая в случае любого бедствия только на своего монарха.

Устало опустившись на трон, Михаил обратился к эпарху:

   — Докладывай!

Эпарх был краток: Константинополь с моря и суши окружён варварами. Тавроскифы грабят пригородные усадьбы, монастыри и виллы знати. Всякого задержанного обращают в раба. Всего в нашествии принимают участие около двадцати тысяч варваров. В городе удалось вооружить и поставить на стены всего лишь около пяти тысяч ополченцев. Этих сил едва хватает на то, чтобы организовать круглосуточное наблюдение за варварами.

По строгому придворному этикету никто не смел ни о чём спрашивать императора, всякий чиновник должен был дожидаться, пока государь заговорит сам, но на сей раз престарелый эпарх не смог сдержать вопроса, интересовавшего всех:

   — Ваше величество, а когда подойдут наши легионы?

Михаил отмахнулся от вопроса, как от надоедливой мухи.

Накануне, обсуждая в полевом лагере на Черной речке, как ему следует поступить, Михаил поверил заверениям кесаря Варды, убеждавшего его в том, что тавроскифы дики, ничтожны и не способны к организации в боевые порядки и что богоизбранному монарху достаточно будет лишь появиться вблизи Города, как силы защитников удесятерятся, а враги вмиг присмиреют и, если даже не отступят от городских стен тотчас же, от них можно будет откупиться медными монетами.

После доклада эпарха стало ясно, что тавроскифы отнюдь не малочисленны, что огромный город они обложили по всем правилам военного искусства, и теперь следовало решать, как быть: вступать ли в переговоры с варварами или дожидаться спешно отзываемого с полпути императорского войска...

   — Что вы полагаете предпринять? — обратился Михаил к своим высшим советникам.

Не желая рисковать благорасположением монарха, патрикий Дамиан слегка подтолкнул вперёд Феофилакта, чтобы тот отвечал императору.

   — Полагаю, что отзывать легионы из похода — не самый лучший выход в сложившейся ситуации, — негромко, но вполне отчётливо произнёс Феофилакт.

Монарх взглянул на него с осторожным любопытством, словно боялся верить услышанному.

Затем Михаил милостивым жестом подозвал Феофилакта поближе к своей священной особе.

   — Думаю, что варварам будет сложно штурмовать городские стены, а длительную планомерную осаду осуществить у них недостанет ни сил, ни военного опыта, — ободрённый и польщённый вниманием монарха, продолжал Феофилакт. — Всегда случалось так, что победы одерживали не те полководцы, которые стремились активно противостоять превосходящим силам противника, но которые умели обнаружить наиболее слабое звено в построении врага. Именно этим мы и занимались всё последнее время. Мы предоставляли противнику возможность действовать согласно его намерениям, но при этом самым тщательным образом изучали сами эти намерения... Тавроскифы не обучены штурму городских стен, хотя и довольно искусно имитируют, будто бы умеют. В одном месте тавроскифы стали производить подсыпку земли в городской ров, в другом месте принялись спешно сооружать боевой помост...

   — Ты полагаешь, решительный штурм городу не угрожает? — прямо спросил Михаил.

   — Это дикари, ваше величество, — уклончиво ответил Феофилакт. — Они способны на совершенно нелогичные и даже абсурдные поступки, никак не сообразующиеся с реальной обстановкой.

   — Чем их можно отвлечь от стен города?

   — Полагаю, обещанием выкупа.

   — Значит, следует немедленно вступить с варварами в переговоры. Кто желает отправиться к тавроскифам?

   — Я мог бы отправиться на переговоры, однако я до сей поры пребываю в отставке, — опуская глаза, негромко сказал Феофилакт. — Представлять же империю должен по меньшей мере член синклита.

   — Подготовь мой рескрипт о назначении патрикия Феофилакта членом синклита, — поворачиваясь к Георгию, приказал император. — Вместе с патрикием Феофилактом к варварам отправятся протостратор Василий и... Святой отец, кого можно послать на переговоры из числа ваших людей? — спросил Михаил, обращаясь к патриарху Фотию.

   — Диакон Константин неоднократно общался с этими варварами, знает их язык, их нравы и повадки... — неуверенно произнёс Фотий.

   — Решено: отправится диакон Константин... На рассвете послать вестников к варварам. Что ещё нужно? — устало обратился Михаил к Феофилакту.

   — Обо всём прочем можете не беспокоиться, ваше величество, — сказал возвращённый из опалы чиновник. — Мы сделаем всё, что будет возможно, и даже сверх того!

Да, этот теперь будет из кожи вон лезть, подумал Михаил, оглядывая решительно настроенного Феофилакта.

Не прощаясь с сановниками, император удалился в свои покои, куда был спешно вызван вестиарит.

Этот чиновник, заведовавший одеяниями императора, вышел из опочивальни монарха в некоторой растерянности, отсутствовал довольно продолжительное время, затем вернулся с загадочным свёртком в руках и скрылся за дверью опочивальни.

Из своих покоев император вышел в грубой одежде простолюдина. Перед лицом суровых испытаний императору полагалось разделять со своим народом его участь, какой бы тягостной она ни была.

В нартексе храма Святой Софии была мозаичная картина — к Иисусу Христу, сидящему во славе на небесном троне, униженно склоняя голову, подползает император, всем своим видом выражающий малость и ничтожество светской власти по сравнению с властью божественной.

Именно в храм Святой Софии и отправился император помолиться небесной покровительнице Города, чтобы перед лицом тяжких испытаний заручиться поддержкой бесплотных сип.

Будучи главой христианнейшего государства, император имел право свободного доступа даже в алтарь храма Святой Софии, где для монарха было устроено специальное помещение — мутаторий, в котором правитель христиан переоблачался во время божественной литургии, где он мог в полном одиночестве помолиться или просто отдохнуть, но при желании мог и позавтракать или выслушать спешные донесения своих придворных.

Сейчас император направлялся в храм Святой Софии, чтобы своим присутствием в осаждённом Городе вдохнуть новые силы в души своих подданных, чтобы наполнить их сердца непоколебимой уверенностью в грядущей победе.

Императорский хронист посчитал необходимым отметить посещение храма Святой Софии монархом в июне 860 года в государственной летописи: «В те дни василевс Михаил чувствовал себя весьма неуверенно. Его душу охватил религиозный страх и суеверное богопочтение. Он вновь склонился умом и сердцем к Творцу всего сущего и обратился с мольбами к Матери Слова, Пресвятой Владычице нашей...

И когда христолюбивый монарх в грубой одежде простолюдина появился перед алтарём, всем молящимся одновременно показалось, что все шесть тысяч свечей, горевших в храме Святой Софии, запылали ярче, что по всем приделам храма разлилась божественная благодать.