Подсев поближе к морякам, Бьёрн угостил их вином, стал рассказывать, как сам он ходил на драккаре воевать с пиратами — дело было на Балтике...

Моряк моряка всегда поймёт, к какому бы народу он ни принадлежал, и уже через несколько минут все мужчины беседовали так, словно всю жизнь ходили в море на одном корабле.

Бьёрну удалось узнать, что в поход против критских пиратов отправляются не только все имеющиеся в наличии боевые корабли, но также и мобилизованные по чрезвычайному указу императора купеческие талей и рыбацкие хеландии.

Кораблей требовалось очень много, поскольку намечено было блокировать остров Крит огненным кольцом и принудить пиратов к сдаче под угрозой полного их уничтожения.

   — Давно пора! — сказал Бьёрн. — Самые паскудные люди на земле — пираты!.. Уж я-то знаю это! Испытал их объятия на своей шкуре...

Вернувшись в свою каморку, Бьёрн нацарапал несколько строчек на узкой полоске пергамена, прикрепил послание к ножке киевского сизаря и выпустил его в тёмное небо.

Историк записывал свои впечатления от перемены в деятельности императора Михаила:

«...после того как молодой василевс Михаил обратился к собравшимся на ипподроме с приветственным словом, поднялся неимоверный и радостный шум приветствий со стороны множества воинов и горожан, и прежнее недовольство перешло в благорасположение, и упрёки в беспутстве и пьянстве заменились похвалами, и злые насмешки уступили место почтению, и всё совершенно изменилось. Сила слова умеет и над природой властвовать, и по необходимости устанавливать законы, и душевные движения направлять в желанную сторону, менять ход событий, давать всему новый вид, творить несказанные чудеса и создавать повиновение в просветлённых душах подданных...»

Время от времени историк позволял себе величаво пофилософствовать в своих заметках: «Лучшим доказательством слаженности государственного устройства обыкновенно служит то, что сам народ добровольно поддерживает существующие порядки. Не случается при справедливом правлении ни заслуживающих упоминания смут, ни признаков тирании... Вообще превыше всего следует ценить спокойствие государственной жизни, а первейшей обязанностью всякого правителя является предупреждение волнений в народе».

К числу важных текущих событий хронист отнёс усиление дипломатической активности императора Михаила, обратил внимание и на проявляемый интерес со стороны соседних государей: «Ко двору василевса Михаила прибыли послы от болгарского царя Богориса, от хазарского кагана, а также от багдадского халифа. Всем им василевс повелел устроить аудиенцию в один день».

Ничего важного от всех этих посольств Михаил не ожидал — обычный обмен протокольными любезностями, подарками, заверениями в вечной любви и дружбе, а под занавес некоторые спорные проблемы или покорные просьбы.

Наиболее важными могли быть переговоры с послами болгарского царя — во-первых, потому, что за последние десять лет накопилось немало территориальных претензий и приграничных конфликтов, которые следовало разобрать и решить полюбовно, а во-вторых, по мнению местоблюстителя патриаршего престола Фотия, следовало предпринять попытку склонить болгар к принятию христианства взамен их дикой языческой веры.

Вскоре по смерти императора Феофила болгары предприняли несколько успешных походов на земли империи, и граница Болгарии настолько приблизилась к Константинополю, что вошла в соприкосновение с территорией, подвластной эпарху столицы.

Впрочем, перемена границы мало огорчала Михаила. Захватив часть Македонии и Фракии, болгарские ханы вполне удовлетворили свои завоевательные амбиции, но вместе с тем Болгария незаметно превратилась в аграрный придаток великой империи.

Отныне на константинопольские рынки стали приезжать, помимо болгарских купцов, также и простые землепашцы, которые в изобилии привозили на продажу и на обмен зерно и фрукты, лен и мёд. Хлопот с такими торговцами не было никаких — прижимистые болгарские поселяне даже в монастырских гостиницах не желали останавливаться, опасаясь истратить лишний обол. Свой нехитрый товар они сбывали константинопольским оптовым перекупщикам, торопливо закупали необходимые для себя вещи и поскорее убирались восвояси, доставив столице империи огромное количество продовольствия и немалые пошлины государственной казне.

С болгарскими послами следовало уточнить районы сбора годовой дани во избежание конфликтов.

Озабоченный поддержанием спокойствия на границах империи, Михаил готов был отдать всю Македонию под руку болгарского царя, ибо население этих земель весьма неохотно вносило в казну подати, каждый сбор налогов превращался в карательную экспедицию.

С посланцами хазарского кагана императору Михаилу предстояло обсудить возможность совместных военных действий на Кавказе, в глубоком тылу еретиков-павликиан и поддерживающих их арабов. Неожиданный поход хазарской конницы мог бы наделать немалый переполох в стане еретиков и их багдадских покровителей. Известно ведь, что наибольшую выгоду на войне может доставить обман противника.

Вообще война — это искусство обмана. Поэтому, если ты и можешь что-то сделать, врагу следует показывать, будто ты этого не можешь. Если ты пользуешься чем-нибудь, показывай противнику, будто ты этим и не собираешься пользоваться. Если ты далеко, показывай, будто ты близко. Если ты близко, создай у него ощущение, будто ты далеко. Главное — ещё до решающего сражения победить врага точным расчётом.

А главная проблема, которая не отпускала ни на час, — военное присутствие арабов в Малой Азии.

Война кровоточила непрерывно на протяжении многих лет, но внешне почти ничем не походила на классическое противостояние двух армий. Военные действия за долгие годы приобрели затяжной и даже рутинный характер. В Малой Азии сложилась вполне определённая схема арабских набегов на земли империи. Весенний набег, начинаясь в половине мая, когда лошади были уже прекрасно откормлены на подножном корму, продолжался обычно в течение тридцати дней — до середины июня.

В это время на плодородных ухоженных землях империи лошади захватчиков находили обильный и как бы вторичный весенний корм.

С половины июня до половины июля ленивые мусульмане устраивали передышку от войны — и себе, и своим лошадям.

Затем начинался летний набег, длившийся примерно шестьдесят дней — с половины июля до половины сентября.

Что же касается зимних походов, то арабы предпринимали их только в случае крайней необходимости, причём в глубь империи не заходили и старались, чтобы весь набег продолжался не более двадцати дней, поскольку именно на этот срок каждый воин мог нагрузить на своего коня необходимое количество фуража. Зимние набеги арабы совершали в конце февраля и первой половине марта.

Повторявшийся из года в год грабёж малоазиатских провинций империи приводил к разорению поселян-стратиотов, к оскудению государственной казны. Подданных империи угоняли в рабство, брали в плен, и их приходилось освобождать за немалый выкуп.

Время от времени империя и халифат договаривались об обмене пленными, и процедура эта, отработанная на протяжении десятилетий, уже стала настолько рутинной, что послов халифа, приезжающих в Константинополь с предложениями об обмене и списками пленных, чиновники логофиссии дрома могли по нескольку месяцев держать при императорском дворе, даже не докладывая о посольстве монарху.

Именно так обстояло дело и в 859 году, когда высокопоставленный посланник халифа Мутаваккиля вместе со своей весьма многочисленной свитой всю зиму томился в столице империи в ожидании приёма, а в это же самое время в Багдаде дожидался высочайшей аудиенции посланник Михаила, престарелый патрикий Трефилий.

Не докладывали императору и о том, что пленные греческие архонты и стратиоты все эти долгие месяцы страдали от голода и холода, содержась под стражей во временных лагерях на реке Ламусе, близ двух мостов, где обычно происходил обмен...