Две заутрени Светлая заутреня в отрочестве В домовой церкви тлеет золото, Поблескивая в полумраке, На грудь сестры сирень приколота, Вся в белом мать, отец во фраке. Мучительно волнуясь внутренне, Гляжу я на входные двери. Не так, не так светла заутреня Без кружевного платья Мэри. Вдруг, по таинственному голосу Переступив, я вижу сбоку Ее распущенные волосы, Ее зардевшуюся щеку. И в тот же миг паникадилами Зажглись и города, и веси, И полетело легкокрылое, Блаженное: Христос Воскресе! 1914 Светлая заутреня в старости По небу темными волокнами Несутся тучи… Блудный сын, У храма я стою под окнами В большой толпе как перст один. Там свет, заутреня пасхальная, Там пир. Там Отчий дом родной Для всех, кому дорога дальняя И кто закончил путь земной. За возносящимися дымами, В сиянии паникадил Мне мнится — полон храм любимыми, Которых я похоронил. Там мама празднично-лучистая, Отец с улыбкой доброты, Головка дочки шелковистая И братьев милые черты. Но отделен решеткой кованой От мира тайны и чудес, Молюсь: да будет уготовано Обнять их мне… Христос Воскрес! 1960-е гг. Предупреждение
Я долго мечтой обольщался, Что старцу запомнились мы, Все те, кто с ним близко общался В распадках седой Колымы. Я с ним комариной тайгою В толпе обреченных шагал, Сгибался в шахтерском забое, На лагерных нарах лежал. По прихоти десятилетий Капризные смены судьбы Всё стерли… И старец ответил: — Не знаю, не помню, забыл… Боюсь, когда ангел суровый Предстанет, о сроке трубя, Я снова услышу то слово: — Не знаю, не помню тебя… 1960-е гг. Вербная всенощная Пришел я ко всенощной с вербой в руках, С расцветшими ветками в нежных пушках. Пушистые шарики трогаю я: Вот этот — умершая дочка моя, Тот мяконький птенчик — Сын мой младенчик, Двоешка под крепким брусничным листом — Во всем неразлучные мать с отцом, Тот шарик без зелени — Друг мой расстрелянный, К веткам прильнувший — Племяш утонувший, Смятый и скрученный — Брат мой замученный, А тот глянцевитый — Брат мой убитый. Шариков хватит на ветках тугих Для всех отошедших моих дорогих. Лица людей — лики окон, Каждый свечою своей озарен. Вербная роща в храм внесена, В каждое сердце входит весна. Радостно пение: Всем воскресение! Общее, общее всем воскресение! Трепетны свечи Радостью встречи, Смысл уясняется в каждой судьбе. Слава Тебе! Слава Тебе! 2 апреля 1961 «Как дерево в саду, Ты подстригал меня…» Как дерево в саду, Ты подстригал меня, Побеги счастья все срезал, не дав развиться. Угас ребенок мой, что был мне краше дня. Рассыпалась семья, и вот я сам в темнице. Но я люблю Тебя, Отцовская Рука, Мне наносящая пронзительные раны. И сердце полнит мне блаженство, как тоска. Люблю Тебя, люблю и в гимнах славить стану. Елена Владимирова Елена Львовна Владимирова (1902–1962) родилась в Петербурге, в семье потомственных моряков. Училась в Институте благородных девиц, но рано прониклась революционными идеями, порвала с семьей и ушла из дома. В Гражданскую войну сражалась с басмачами в Средней Азии рядовым бойцом. Вернувшись в родной город, Владимирова становится журналистом, выходит замуж за одного из вожаков петроградского комсомола, редактора «Красной газеты» Леонида Сыркина. В 1937 году все оборвалось: Сыркина арестовали и расстреляли, а ее как жену врага народа отправили в лагерь. В заключении Владимирова провела восемнадцать лет. На Колыме она родилась как поэт и получила «высшее признание» — за стихи была приговорена к расстрелу, замененному после восьмидесяти девяти дней в камере смертников пятнадцатью годами каторжных работ. О том, как это было, рассказывают письма-воспоминания ее друзей. <b> <i>«Направляю вам сохранившиеся у меня стихи Елены Владимировой, переданные в свое время ее другу по колымскому лагерю, моей жене А. С. Герценштейн. Обе тогда отбывали заключение в роли нянек в инфекционном детском отделении магаданской больницы, где Владимирова по ночам писала стихи, в то время как ее «напарница» Герценштейн стояла на «цинке», чтобы, не дай Господь, начальство не застало поэта на месте «преступления». К сожалению, многие стихи пропали во время неоднократных обысков. Известно ли вам, что Владимирова была осуждена в Магадане на второй срок за свои стихи? Выдала ее врач, тоже заключенная…»</i> </b>
|
