Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Парадоксов в жизни хватает. Был у нас в позапрошлом году пожар на вашей бывшей зоне[27]. Привезли к нам оттуда мужичка. Кажется, родом из Эстонии. Сангородок всех кандидатов на тот свет, знаете ли, примет. По площади ожога картина у эстонца одна — с летальным исходом. Так он, подлец, накопив в каптерке несколько банок сгущенки, отказался их употребить. Это в свой смертный час! Жрал только казенные харчи. Из-за протеста, видите ли, к властям. Ну и дал дуба, так и не вкусив посылки из дома. Что вы скажете, коллега? Чудно, а?..

В санчасть Иосиф Аркадьевич вернулся совершенно успокоенный.

Побег

Опять баня. На полу шла санитарная обработка меховых вещей. Нательное белье, раскиданное по керамическим плиткам, не принимали в расчет.

— Что вы делаете? — спохватился Миша, когда Петр с помощниками ссыпал в чью-то новую рубаху и штаны полный пакет ядовитого порошка.

— Этому подлюке мало, — подытожил Петр, завязав рукава рубахи в узел. Харкнув в чистый воротник, он еще пустил струю мочи на лежащие штаны.

«На кого-то зуб точат», — подумал Миша, торопливо пробираясь в предбанник. В низком предбаннике на лавках нахохленно сидели три надзирателя.

Один из них, в погонах старшины, обернул к Мише круглую, как блин, физиономию, заголубел глазками в улыбке, протянул початую пачку «Беломора».

— Закуривайте, — вежливо предложил он. — Вы не знаете, случайно, зачем ваши больные ошиваются в санпропускнике?

— Случайно я ничего не знаю, — парировал Миша. — Наши больные, начальник, лежат в зоне.

Старшина выразительно посмотрел на других надзирателей — видели, мол, фрукт?..

Допрос прервался неожиданно появившимся Колькой Бардаком. Старшина по-свойски подмигнул Кольке. Мише же скомандовал устрашающе:

— А ну, кру-гом марш!

Миша послушно вышел. С моря веял свежий ветерок. Небо было такое чистое, что с высоты зоны просматривались далекая дуга горизонта и чуть заметный берег Сахалина.

А у ворот поспешно строили по пятеркам и немедля выводили на улицу. К такому кое-как вымытому, полуодетому строю заключенных примкнул и Миша. Бородатый человек, весело шагавший рядом с Мишей, ткнул впереди шедшего соседа:

— Петров, теперь Лешке крышка! За Севастьянова блатные не простят.

— Скажи, что с Севастьяновым? — заволновался Миша, обращаясь к бородачу.

— Что темнишь, сам ведь с кодлой дусту Лешке насыпал.

— Да я ничего не знаю, черт лопоухий!

Борода молча перешел в другой ряд.

Лишь в санчасти Иосиф Аркадьевич поведал шепотом ошеломленному Мише о Севастьянове. Дело было так.

Севастьянов бежал, переодетый в форму младшего лейтенанта, с фальшивым пропуском оперчекотдела на руках. Когда партию заключенных вели в баню, он пробрался к середине партии, ничем не отличаясь по одежде от остальных. Дошли до поворота. Севастьянов снял сходу лагерную куртку, штаны, оказался в офицерском кителе и галифе. Самоуверенно рассек толпу арестантов, обошел вольным манером конвой. Только когда мылись, кто-то улизнул на вахту и доложил о побеге. Теперь-то Миша сообразил, в чье шмотье Петр справил нужду. Понял еще, как ошибался, принимая Сашку Севастьянова за другого человека.

Еще за два месяца до побега неизвестный Сашка неожиданно прибыл в санчасть.

— Наш человек, — кивнул Иосифу Аркадьевичу Петр.

— Наш значит наш, — подтвердил доктор и поселил новичка у окна, на нижней полке вагонки.

Миша впервые столкнулся с ним на высоком крыльце амбулатории. Бронзовая антика лица, ярко-зеленые глаза, вдумчиво следящие за собеседником из-под лакированного козырька мичманки, да и весь облик молодцеватого атлета вызвал у Миши в тот час нескрываемую симпатию. Но разговор, повернутый Севастьяновым к политике, к злой критике советских вождей, насторожил Мишу. «Уж не провокатора ли подослали к нам?» — подумал он и круто переменил тему беседы.

Разговор явно не клеился. Оскорбленный недоверием Сашка ушел в барак. А Мишу кликнул Иосиф Аркадьевич — надо было разобрать шкаф с остатками лекарств.

Позднее Миша почти не встречался с Севастьяновым: в зоне вспыхнула эпидемия дизентерии. Медики разрывались на части, бегая по зоне с лошадиными дозами бактериофага. Севастьянов часто исчезал, не приходил на свое место по нескольку дней. Однажды после врачебного обхода Миша вернулся в стационар. В углу секции, где лежали законные воры, четкий голос читал книгу о восстании рабов в Древнем Риме. Больные увлеченно слушали чтеца. Тот дополнял юдоль древней империи собственными соображениями о нынешней тирании на одной шестой земли.

Это был Сашка Севастьянов, в неизменной мичманке с лакированным козырьком.

— Не пора ли угостить вас Есениным? — неожиданно предложил он слушателям.

Бережно отложил книгу. На побелевшем лице замерцали фосфорическим блеском расширенные глаза. Скрестив руки на груди, как бы сдерживая внутреннее волнение, он нараспев начал декламировать.

— Стой, Сашок! Крой своими! — взвизгнул после двух-трех стихов один из восторженных почитателей поэзии.

— «Лица худые и желтые, словно лимон, — молитвенно закачало Сашку. — В этой стране Лимонии, где драконов закон…» — но тут же смолк, увидев Мишу.

Беспредельники мутно уставились на фельдшера недовольными взглядами. Миша догадался — он лишний. Бочком убрался за дверь. В коридоре Петр объяснил ему:

— Наш культурно-воспитательный час. Зачем мешать, Михаил Аронович? Ребята могут обидеться.

— Петро, а за что влип Севастьянов? — не утерпел от любопытства Миша.

— За бабки. Знатный гравер, — с уважением ответствовал Петр. — Мастырит линковые очки и саргу[28]

Недели следовали за неделями. Хлипкая грязь в зоне каменела, лужи стали покрываться бельмами льда. Севастьянов все чаще и чаще заходил к Петру в кабину санобслуги. Здесь он резал картон на мелкие квадраты, оклеивал бумагой. Согнувшись, размалевывал самодельную тушь на своей большой ладони. Когда фельдшер с доктором, вконец уставшие, вваливались в покои, он моментально испарялся. «Карты, стервец, делает для блатных», — думалось Мише.

Сейчас, после побега, Иосиф Аркадьевич и Миша знали, какие «карты» изготовлял Севастьянов. Где же ты, Сашка? На какую тропу выведет тебя кривая? Или по тебе гудит паровоз, отправляющийся от порта Ванино на Комсомольск? А может, ты лежишь с девятью граммами свинца в остывшем сердце?

Не знал, не ведал Миша, что скоро встретится с Севастьяновым в темном металлическом трюме коробки, плывущей к Колыме. И предстанут перед белым халатом придурка, выдравшись из беспредельников, ободранная казенная куртка, худющая физия, остриженный под машинку лоб. В упор зазеленеют глаза, и на изумленное Мишино: «Это ты, Севастьянов? Как же так?» — он гордо бросит:

— Кто, как не я, лепила? Пусть эти дешевки за моей спиной хоть раз подумают о свободе. Постараются стать вольными. Ну хоть на одну минуту.

Письмо

Длинные сероватые гробы бараков вкопались — один к другому — вдоль берега моря. От порога до порога — утрамбованные дорожки. Моросит мелкий дождь. У входов поблескивает скользкая холодная глина. Десяток бараков отделяется от остальных квадратом высоких заборов. По горизонтальным перекладинам столбов сверх ограды натянута колючая проволока. Ее струнные ряды пересекаются в углах, где возвышенно торчат свайные хижины вышек. На них — пулеметы, прожектора. Ну, и «попки». Вечереет. Зажигаются высокие лампы. Лучи прожекторов скользят вдоль штакетников и забора, пламенеют на соструганных сучках досок. В решетках оконцев вылупляется тусклый лампадный свет.

Через невидимо-темное море ползут светлячки.

— Скоро наш этап. Вот они, коробочки, — грустно говорит Иосиф Аркадьевич, облокотясь на перила крыльца.

— Поплывем, Аркадьевич, вместе, — успокаивает притулившийся рядом Миша.

вернуться

27

Зона № 10 была предназначена в Ванино для 58-й статьи.

вернуться

28

Мастырит линковые очки и саргу (уг. жарг.) — делает фальшивые деньги и документы.

31
{"b":"593942","o":1}