—　Всякий себе господин,　— сказал Иеклейн.　— Я имел полное право прогнать гуляк, которые беспокоили меня шумом.

—　Скажи-ка, Иеклейн, хороша госпожа Маргарита фон Эдельсгейм, воспитанница госпожи фон Гейерсберг?

—　Ну… да… да,　— пробормотал видимо смущенный Иеклейн.　— К чему эти расспросы?

Конрад посмотрел на него подозрительно.

— Да так,　— отвечал он наконец.　— Впрочем, я не за тем пришел сюда, чтобы толковать о таких пустяках. Выслушай меня: теперь кое-кто из наших, из наших главных начальников, собрались у Вильгельма.

—　У Фридриха Вильгельма?

—　Да, ведь его дом рядом с твоим. Мы рассчитывали собраться у тебя, но я вижу, что об этом и толковать нечего. Братья хотят поговорить с тобой и узнать, какую молодежь ты навербовал.

—　Сегодня я не могу отлучиться… Завтра…

—　Завтра мы все разойдемся и будем продолжать свое дело.

—　Я совершенно окончил свое,　— сказал Иеклейн,　— вся наша молодежь готова восстать со мной.

—　Так иди.

—　Приду потом!

—　Я забыл сказать, что Сара хочет что-то сообщить тебе о том, что тебе, кажется, дороже свободы родины!

—　Что такое?

—　Чего же ты покраснел? Значит, догадался?

—　Стало быть, и черная колдунья тоже вернулась?

—　Да, уже дня три. Узнав от Вильгельма, что ты ожидаешь госпожу фон Гейерсберг и прекрасную Маргариту, она сказала, что хочет немедленно переговорить с тобой. Кажется, твой соперник вернулся.

—　Мой соперник!　— вскричал Иеклейн, и глаза его засверкали.　— Мой соперник!

—　О, дурак, дурак!　— проворчал крестьянин.　— Хочет любить благородную барышню и удивляется, что у него нашелся соперник!

—　Кто тебе сказал, что я люблю благородную барышню? Это ложь!

—　Ложь? Так, стало быть, ты изучать архитектуру ходишь около замка и беспрестанно носишь хозяйке самую лучшую рыбу, самую вкусную дичь и самые сочные плоды в долине?

—　Это моя кузина Марианна посылает благородным дамам подарки, в знак признательности за их доброту к ней.

—　Не она ли также просит тебя относить эти подарки? Ах, бедная, бедная Марианна, а как она тебя любит!

—　Довольно!　— резко прервал трактирщик.　— Не люблю я, чтобы совались в мои дела, и если б не ты, а кто другой вздумал говорить так…

—　Так что?

—　Я бы убил его,　— отвечал Иеклейн глухим голосом.　— Да, убил бы! Есть минуты, когда убил бы родного брата, если бы он мог залезть в мою душу… Я знаю, что ты скромен и умеешь давать хорошие советы, Конрад, но ты слишком любишь трунить. Если хочешь, чтобы мы остались друзьями, не говори со мной об известном предмете, не то, клянусь тебе всеми дьяволами преисподней, ты дорого поплатишься за свои слова!

—　Пойдешь ты со мной или нет?　— спросил Конрад спокойно.

—　Кто тебе сказал, что я шляюсь около замка?

—　Сара.

—　Почем она знает?

—　Мало ли что она знает!

—　Она мне скажет,　— сказал Иеклейн, взявшись за шляпу и заткнув за свой кожаный пояс охотничий нож.

—　Куда же ты?　— спросила Марианна, удивленная, что он уходит в то время, когда гости должны приехать.

—　Я ухожу на минуту с ним. Через четверть часа я буду здесь.

—　Несчастная Германия,　— проворчал Конрад, выходя вслед за пылким юношей.　— Не легко браться за твое освобождение с такими начальниками! Но когда Бог покровительствует делу, оно удается, несмотря ни на что.

Из всего рассказанного видно, что Иеклейн Рорбах был не слишком-то любезным трактирщиком. Немалым счастьем для «Золотого Солнца» было, что его хозяин проводил три четверти дня вне дома. Марианна, постоянно старавшаяся, сколько возможно, поправлять глупости своего брата, поспешила подойти к путешественникам. Подойдя к ним, под предлогом, чтобы спросить, не нужно ли им чего-нибудь, она сделала все возможное, чтобы загладить впечатление выходки Иеклейна.

—　Оставим все это,　— сказал путешественник, называвшийся Вальдемаром Шлоссером,　— у вас, моя красотка, такие ласковые глазки и такая приветливая улыбка, что на вашу гостиницу невозможно сердиться. Вы, кажется, ожидаете благородную даму, которая, очень любима в округе?

Говоря это, он встал и отвел Марианну в сторону, так чтобы его товарищ не мог слышать их разговора.

—　О, да, сударь… И она вполне этого стоит, клянусь вам. Она благодетельница бедных и несчастных. Если б вы знали, сколько добра делают госпожа фон Гейерсберг и госпожа Маргарита… Я это знаю лучше всех: ведь я прожила у них больше восьми лет.

—　Как так?

—　Мой отец был в услужении у господина фон Гейерсберга. Когда я осталась сиротой, госпожа фон Гейерсберг взяла меня в замок и воспитала при себе.

—　Она, кажется, очень богата?

—　Не так-то богата, как следовало бы. Ее муж был, как и она, слишком добр и доверчив. Он попался в руки мошенников, которые стакнулись с его управляющим и украли у него значительную долю состояния. В настоящее время госпожа фон Гейерсберг ведет процесс с одним из этих плутов; если она проиграет, ей придется продать часть своих земель.

—　У нее, кажется, двое детей?

—　Один только сын, рыцарь Флориан. Он также добр, как его мать, и также храбр, как отец. Вот уже два года, как он уехал воевать с турками и говорят, что он там прославился. Его ждут назад со дня на день.

—　Так госпожа Маргарита не дочь госпожи фон Гейерсберг?

—　Нет, господин, это дочь ее кузины, которая умерла в чужих краях; будь Маргарита родной дочерью госпожи фон Гейерсберг, она не могла бы любить ее нежнее, чем теперь.

—　Вы, кажется, очень к ним привязаны?

—　О, да!　— вскричала она с чувством.　— Я бы охотно умерла за госпожу Гейерсберг и госпожу Маргариту.

Едва она договорила, как старый купец, которого этот разговор по-видимому особенно интересовал, быстро повернулся к своему товарищу. Он поймал пристальный взгляд Георга, устремленный на Марианну с очевидным намерением.

Вальдемар слегка нахмурил брови и отошел на несколько шагов. Он уже собирался предложить молодой девушке еще несколько вопросов, но ей пришлось уйти от него навстречу незнакомцу, который только что вошел.

На вошедшем был старый кожаный кафтан, а сверху куртка из грубого сукна, довольно широкая и стянутая в талии широким поясом из желтой кожи, на котором висел длинный меч и охотничий нож. Весь этот наряд и длинные сапоги из бурой кожи были покрыты пылью и доказывали бедность.

Вновь пришедший был, вероятно, из числа тех искателей приключений, которые так часто встречались в то время и предлагали свои услуги владетелям, достаточно богатым, чтобы содержать их.

—　Оглохли вы что ли, в этом трактире?　— сказал он тоном, выражавшим в то же время и природное добродушие, и мгновенную вспышку нетерпения.　— Вот уже четверть часа, как я стучусь, и никто мне не отворяет и не берет у меня лошадь, Я уже хотел ее вести с собой сюда.

При звуке этого голоса, не похожего на грубый голос наемного солдата, Георг, младший из купцов, привстал с удивлением со скамьи.

—　Что там такое?　— спросил старый купец.

—　Ничего, государь, ничего, господин,　— быстро продолжал он, видя, что его товарищ сдвинул брови при слове «государь».

Но в то же время он не спускал глаз с вошедшего.

Пока оба купца переговаривались между собой, Марианна объясняла всаднику, что не может приютить его на эту ночь.

Говоря это, она всматривалась в лицо незнакомца, как будто стараясь разъяснить какое то сомнение. Всадник заметил это и, оборотясь спиной к купцам, приподнял капюшон, мешавший различить его черты.

Тогда Марианна увидела прекрасное лицо с благородными и правильными чертами, со светло-голубыми, замечательно блестящими и выразительными глазами, с ослепительно белыми зубами, придававшими особенную прелесть улыбке рыцаря.

Молодая девушка вдруг остановилась среди начатой фразы.

—　Господин граф… — прошептала она.

—　Молчи!　— сказал он ей торопливо.　— Не называй меня по имени… Если бы кто-нибудь узнал, что я здесь, мне прямо из этого трактира пришлось бы идти на плаху.

Марианна в ужасе всплеснула руками.