Дмитрию Ивановичу вдруг снова вспомнился лес его детства, таинственная Колесниковая роща, в зарослях которой он заблудился ребенком, смятение, охватывавшее его в ней. Наверное, потому вспомнилось, что он и теперь пытается заглянуть в самые сокровенные уголки, только уже человеческой души, пытается понять самые необъяснимые поступки, чтобы тайное стало явным, и, как всегда, переживает сомнение, удастся ли с чувством исполненного долга выйти из темного леса неизвестности на свободный простор истины.

Спивак тоже видел, что у подследственного нарушено душевное равновесие.

— Так что, Павленко, может, все-таки расскажете правду? — спросил он. — Я же вижу, в вас борются противоположные чувства… Облегчите душу честным рассказом.

— Борьба духа в человеке непостижимое таинство его…

Недовольно ворча себе под нос, полковник подписал пропуск. Спивак напомнил подследственному, что тот не должен никуда выезжать без разрешения.

Вячеслав Адамович кивнул и, сутулясь, тяжело ступая и пошатываясь, словно на него давил непомерный груз, вышел из кабинета.

Через несколько дней после допроса Павленко обнаружилось, что Вячеслав Адамович исчез: не показался больше в институте, не было его и дома, и Варвара Алексеевна, встревоженная отсутствием мужа, прибежала в милицию выяснить, не арестовали ли его.

Подошел Новый год, подарил киевлянам обилие снега, елочные базары, плановые хлопоты, новогодние вечера и вечную надежду на то, что новый год будет лучше старого. Потом пролетел «старый Новый год», закончились школьные каникулы, во дворах появились выброшенные из квартир осыпавшиеся елки.

Ковали уже освоились в своей новой квартире, в их семью пришли другие волнения и заботы. Предчувствия не обманули Дмитрия Ивановича — Наташа влюбилась в Хосе и весной следовало готовиться к свадьбе. Коваль и рад был и не рад решению молодых людей. Рад тому, что Наташа, наконец, сделала свой выбор. Но волновался, не зная, как поступят после свадьбы молодожены: останутся в Союзе или уедут на родину Хосе. Если уедут — удастся ли Наташе завершить образование, как ей там будет, вдали от Родины. Но самое главное, при мысли о том, что Наташа решится так далеко и, возможно, навсегда уехать, его охватывала гнетущая тоска, словно его маленькая «щучка» увезла бы с собой всю его прошлую жизнь и ему пришлось бы доживать свои дни в одиночестве. Дмитрий Иванович боялся признаться себе в этом, так как это было нечестно по отношению к Ружене, которую он по-своему тоже любил, но у которой, кроме него, была и своя жизнь.

Дмитрию Ивановичу было обидно, что дочь, принимая такое важное решение, не посоветовалась с ним, а поставила перед фактом. Но он быстро простил ее. Только теперь по-настоящему понял, что сердце всегда будет болеть за дочь, где бы она ни оказалась и что бы с ней ни произошло, и что все ей простит.

Стараясь забыть эти тревоги, полковник все больше времени отдавал работе. Завершить начатые еще в прошлом году уголовные дела по поводу смерти Килины Сергеевны Христофоровой и гибели молодого ученого Антона Журавля не удалось. Папки с документами этих дел не сдали в архив, и полковник Коваль иногда, отложив текущие дела, возвращался к ним.

На Вячеслава Павленко был объявлен всесоюзный розыск.

Коваля не оставляла мысль: почему он сбежал? Чем бы ни занимался полковник, этот вопрос постоянно мучил его. Почему удрал? Ведь прекрасно понимал, что вину его невозможно доказать на основании собранных розыском фактов! Или, может, действительно прав был тот юноша — Афанасий, — может, и вправду страх помимо воли присутствует в нас даже тогда, когда знаем, что невиноваты?.. Или что-то другое толкнуло Павленко на уход — конфликт с женой, разочарование в работе?.. Так все же: «Почему он удрал?»

Не закрыто было и дело о смерти Христофоровой. В комнате портнихи судмедэксперты скрупулезно изучили все подозрительные следы, которые могли бы помочь определить направление поиска убийцы. Обнаружили отпечатки пальцев на ручке двери, ведущей в комнату Килины Сергеевны, те же самые на платье погибшей, образовавшиеся, когда убийца рванул его, но особенно внимание привлекло несколько волосинок, снятых с платья портнихи и найденных на полу. Они принадлежали не Христофоровой.

Еще несколько лет назад эта находка вряд ли помогла бы розыску. Но теперь, когда судебно-медицинская экспертиза может проводиться на молекулярном уровне, тайн больше не было.

Лабораторный анализ этих волос дал возможность установить их генетическую структуру и сделать вывод, что они были вырваны, а не упали сами. Носители генетической информации — хромосомы, наблюдаемые под микроскопом, засвидетельствовали, кроме того, что волосы принадлежали женщине выше среднего роста, чернявой, обладающей повышенной агрессивностью.

Ковалю следовало сначала максимально расширить круг лиц, которые общались с портнихой, а потом сузить его до такой степени, чтобы в нем остался только один человек, только та женщина, которая напала на Килину Сергеевну.

Это оказалось нелегкой задачей и потребовало много времени. Дмитрий Иванович старательно разыскивал заказчиц портнихи и неожиданно выходил на женщин столь высокого общественного положения, что взять у них показания стоило определенных трудов. Все в один голос заявляли, что Килина Сергеевна была настоящей художницей, что они уважали и ценили ее. Клиентки ахали по поводу ее нелепой гибели, и в их сочувственных излияниях явственно слышалось недовольство из-за появившейся необходимости искать новую портниху.

В конце концов в кругу у Коваля никого не осталось. Или он не в ту сторону забрасывал свою сеть, или она была рваной и в последнюю минуту улов уходил из нее.

А время шло. Уже прозвенела первая капель. У метро, в подземных переходах города появились женщины и подростки с охапками ивовых прутьев, первыми подснежниками за полтинник, и люди, истомившись по весне, покупали их, хотя знали, что не следует поощрять губителей природы.

В один из таких первых весенних дней, когда в воздухе еще только чуть-чуть ощущается дыхание приближающегося обновления, когда особенно чувствуется противостояние зимы и весны, Дмитрия Ивановича вызвал к себе начальник управления.

Пригласив полковника сесть, он положил перед ним грязный, весь в пятнах, мятый и надорванный почтовый конверт с письмом и небольшую сопроводительную записку. На конверте было написано:

Дмитрий Иванович прежде всего прочел сопроводиловку. В ней Управление внутренних дел на транспорте сообщало из Якутска, что возле станции, в старом сарае, был найден замерзший неизвестный, в рваном узбекском халате.

— Ваша популярность, Дмитрий Иванович, — произнес с одобрительной улыбкой генерал, — распространяется на всю страну. Скоро достаточно будет сказать: «Инспектор Коваль» — и все будут знать, о ком говорится.

Дмитрий Иванович хорошо знал своего начальника. Это был тот молодой генерал, который, сменив предшественника, постарался возвратить на службу Коваля, необоснованно уволенного в отставку. Правда, Дмитрий Иванович получил не прежнюю должность, а стал консультантом в управлении, но тем не менее это было возвращение к активной жизни.

Генерал был строг и требователен. Улыбался подчиненному он редко, деловые отношения, сама служба не способствовали благодушию, и сейчас дружеское замечание начальника, чего скрывать, было по-человечески приятно Дмитрию Ивановичу, хотя — черт возьми! — Ковалю послышались в голосе генерала и нотки зависти. Неужели это страшное чувство не щадит даже таких людей?! Впрочем, может, это ему показалось — занимаясь делом Павленко, он уже у всех подозревает этот порок.