Наша работа зачастую была связана с уничтожением инородной флоры или фауны проникавшей в сектора. Порой, твари только выглядели безобидными, иногда и впрямь оказывались неопасными. Приходилось проверять каждый вызов, сплетни, жалобы, морально и физически готовиться к любому повороту событий. Поначалу Табат часто медлила по неопытности или из жалости, как следствие получала травмы. Думаю, если бы не сверхреакция, первая же охота закончилась серьезным увечьем. Но все же, я серьезно разозлилась и устроила ей головомойку, пояснив, что промедление в нашей работе недопустимо, как и жалость.

«Таб, — сказала я ей тогда, — в нашей работе нет места случаю, небрежности, глупой сентиментальности. Если ты охотник, то перед тобой добыча, всегда. Уважай ее за хитрость и ловкость, но помни, она тебя не пожалеет, потому что борется за выживание и сделает абсолютно все, чтобы спастись. Если однажды я опоздаю на долю секунды, выбор перед тобой больше никогда не встанет. Решай сейчас, кем будешь в этой цепи, охотником или жертвой?». Не знаю, что подействовало на нее, мой тон, слова или ее собственные размышления, но Табат больше не медлила.

Все реже я задумывалась о прошлом и все чаще о будущем. Пришло ли время отправиться на вольные хлеба или мне просто страстно захотелось перемен, определенности будущего? Я решила, пора осуществлять мечты. Тем более, после тревожащих новостей и водопада событий, самым логичным из действий казалось намерение найти другую пристань. Дело было за малым, дождаться подходящего момента. До тех пор, я усиленно готовила Табат к жизни в диких лесах. Натаскивала, объясняла, рассказывала. И поражалась ее прозорливости, рассматривая действия Табат в призме собственной недальновидности. Четкое осознание, абсолютная, мрачная уверенность, что нужный момент наступил, пришло ко мне внезапно. Во время охоты, поскольку именно ее события снова разграничили мою жизнь на периоды до и после.

16 глава

Охота на драконов

Это была охота на драконов.

Мы находились в хорошо знакомом секторе «О». Цель была замечена в старом трехэтажном здании музея. Такого разрушенного временем сооружения я давненько не видела. Дом был собран из каркасных балок и обшит плитами. Не самые худшие технологии, учитывая химический состав стройматериалов, но внешне он выглядел гораздо хуже, чем полагалось зданию его возраста. Почему, я не знала. Всегда существует несколько вариантов, и позже мне придется перебрать их, чтобы докопаться до причин эрозии, трещин и разрушений фасада, стен облезших так, словно краску с них смывали кислотой. Вверх, по плитам грязно-оранжевого цвета вились дикие лианы, черничные лозы которых, толщиной с мою руку, стискивали дом со всех сторон подобно натянутым канатам. Выглядели они весьма эффектно, украшенные густо растущими на стеблях крошечными белоснежными бутонами. Лианы не относились к ядовитым растениям, но как я помнила, числились живучими сорняками, мгновенно заполонявшими любое пространство по горизонтали и вертикали. Истребить их невозможно. Мы обошли здание вокруг, обследуя фасад. По пути отметили гнездо синих жуков. Мелких тварей, от укусов которых надувались болезненные шишки, сходившие до месяца. Благо, жуки эти нападают лишь в брачный период, а в остальное время почти не опасны. Разве что по дурости сунешь руку в гнездо. Миа, второй охотник, облил гнездо горючим и поджег.

В командах редко бывает больше трех человек, только в периоды крупных облав команды могут объединяться. В остальное время нерационально. Люди начинают мешать друг другу. Конечно, лично я предпочитала одиночество, но теперь оно стало слишком опасным.

Мы с Табат зашли с главного входа, Миа остался снаружи, продолжая методичное уничтожение чужеродной флоры и фауны. Он был на связи, поэтому я не волновалась. Парень умница, у него хорошая реакция и есть мозги. Если он почувствует опасность, не станет соваться один, подождет нас. Внутри оказалось немногим лучше. По полу сквозь расколотые плиты вылезла грибница. Красные и ядовито желтые пушистые шарики плотно устилали пол, занимая площади по два-три метра сплошным ковром. Ягоды диаметром около шести-семи сантиметров выглядели мило, игрушечно плюшево, но их пыльца вызывала анафилактический шок. Мы натянули маски и двинулись к центральной лестнице, ведущей на второй этаж, стараясь как можно аккуратнее обходить полянки грибниц. Перед подъемом остановились, проверили пространство сканнерами и осмотрелись еще раз, внимательнее. Легко упустить мелочь, которая покажется незначительной, а окажется глобальным просчетом. Так бывало, поэтому я никогда не ленилась. Обычно в местах, где растут грибницы, никто не живет и почти ничего не растет. Музей не составил исключения. На первом этаже мы видели лишь бесконечные грязно-серые стены, на которых висели вышедшие из строя экраны для галопроэкций, а с потолка опускались люстры «под старину», увенчанные ползучей сеткой. Издали складывалось такое впечатление, что на люстры и часть потолка накинули потрепанную шаль с дырками, лохматую и неопрятную, пришпилив парой шпилек, чтобы не свалилась на пол. Вблизи растение выглядело ячеистой сетью из светло-зеленых стеблей-сосисочек, испускающих легкое голубоватое свечение. Люминесцентный эффект их был явно заметен лишь в темноте. Стебли густо покрывали наросты, похожие на нежную розоватую бахрому. Совершенно неопасно, но и не слишком приятно. В одном углу Табат разглядела гниль. Прозрачное, студенистое существо-цветок. Выглядело, как размазанные по стене сопли. Зато цвело это малоаппетитное нечто пурпурными кристалликами, чем издали напоминало россыпь самоцветов.

— Чисто, — прокомментировала я. Табат согласно кивнула. Можно подниматься выше.

Оружие мы держали наготове. Второй этаж мог запросто оказаться ловушкой. Возможностей замаскироваться, затаиться тут множество. Выставочный павильон — несколько помещений связанных общим коридором. Предположительно, раньше здесь выставлялись коллекции для демонстрации или продажи. Сейчас сказать точнее уже невозможно. Выглядел этаж, как барахолка древностей. Мы с Табат поглядывали на рухлядь, иначе не назовешь, со смешанным чувством любопытства и удивления. Большинство предметов когда-то находились в приличном состоянии. «Раритет» — вспомнила я старинное слово. За ними следили, видимо, оберегали, но теперь, увы... Коллекции напоминали горы мусора. Хотя некоторые из образцов по-прежнему привлекали внимание. Но мы быстро потеряли к ним интерес. Зазеваешься, пялясь на куски пластика, металла или стекла, быстро станешь жертвой нападения какой-нибудь твари. Так что, не до эстетических изысков. История, лежащая передо мной в руинах, угнетала. В покинутых людьми местах редко бывает уютно. Я ощущала глухую тоску и раздражение.

Как же так вышло, что наша раса вошла в конфронтацию с целой планетой? Зачем вообще мы пришли сюда, если не сумели приспособиться к местной среде? Я ведь каждый день наблюдала войну, из века в век ведущуюся самыми жестокими средствами и все они, в конце концов, оказывались бесполезными.

От лестницы в обе стороны от стены шли коридоры, выводящие в большие захламленные помещения, наполненные истрепанными, разбитыми, пожранными плесенью, временем и агрессивной флорой предметами. Мы внимательно изучали пространство, иногда делая поражающие открытия: изящные скульптурки местных животных, чудом уцелевшие и практически без повреждений, миниатюры, потемневшие, побитые бляшками плесени и эрозии зеркала, но выполненные с мастерством, с которым не могли поспорить никакие известные мне пластиковые уродцы из пентхауса.

Табат с любопытством разглядывала эти вещицы. Думаю, ей хотелось бы прихватить что-нибудь с собой, но она знала, что я не позволю. На них мы могли протащить в чистую зону споры или мелких существ, умеющих быстро приспосабливаться и сжирать все вокруг. Табат подталкивала носком ботинка очередную находку и шла дальше.

Сюрприз поджидал нас в одной из дальних комнат, сплошь завешанных непонятными тряпками. Я даже не стала пытаться понять, что это. Прошлась сканером и обнаружила движение. Подав знак Табат, осторожно двинулась вдоль стены, вглядываясь в складки полотнищ, обветшалых и потускневших от времени.