– В каждом доме должен быть такой!

Как гнездо ос или дверь, которую никогда не оставляют закрытой.

Еще одно дуновение чеснока коснулось нас. Крепито, он, видимо, искал Нова:

– Я не могу найти этого дурака, во что он играет?

Хотя Поллия заверила меня, что эти вольноотпущенники не состоят в кровном родстве, когда я видел всех троих, могу сказать, они определенно уроженцы одного и того же восточного племени. У Крепита усы были меньше, чем у Феликса, он был менее плотный, чем Нов, и обладал самым громким и грубоватым голосом из всех троих, но у него были те же самые челюсти, смуглая кожа и раздражительный характер. Нов, должно быть, был самым молодым из троицы.

Я представился во второй раз:

– Гортензий Крепито? Я Дидий Фалько, меня наняли ваши супруги.

Крепито что-то проворчал, поэтому я продолжил, полагая, что он обо мне извещен.

– Мне жаль быть тем, кто приносит дурную весть. С Гортензием Новом произошла неприятность, смертельная.

Оба правдоподобно изобразили удивление.

– Невозможно! Мы совсем недавно были с ним… – заявил Крепито.

– Я сам нашел его, – сказал я тихо. – С ним случилось что-то вроде приступа, сразу после того, как он поел этим вечером.

Вольноотпущенники переглянулись:

– Ты имеешь в виду…

– Да. Это похоже на предумышленное отравление.

– Как это произошло? – потребовал Феликс, с поспешностью человека, который слишком остро почувствовал, что только что ел ту же самую пищу, что и убитый.

Я заверил их с сочувствием:

– То, что отравило Гортензия Нова, кажется, сработало очень быстро. Если бы кто-то еще пострадал, я уверен, он бы уже знал об этом.

Несмотря на эти слова, Феликс поставил граненый голубой графин и поспешно отступил назад.

Я сожалел, что не встречался с Крепито и Феликсом раньше. Сообщать подобного рода новости незнакомым людям всегда сложно. Трудно судить, насколько их реакция вызвана шоком, и насколько они по настоящему потрясены.

Гортензий Феликс стал мрачным и необщительным. Крепито потребовал подробности, поэтому я описал, как нашел Нова мертвым на полу туалета, где и оставил его.

– Вам может понадобиться, – предложил я, – позвать чиновника, прежде чем вы будете его передвигать.

– Так положено? – внезапно потребовал Феликс. – Положено звать власти?

В состоянии стресса он впервые показал, что принадлежал к какой-то иной культуре, прежде чем прибыл в Рим.

– Лучше всего действовать ответственно, сударь. Большинство домовладельцев сообщают о предполагаемом убийстве претору сами, не дожидаясь, когда он пошлет к ним своих эдилов, после сообщения от соседей.

– Люди не скажут..

– Люди скажут, – сказал я мрачно. – Не ждите поддержки от людей, с которыми привыкли обедать, как только поползут неприятные слухи.

Они снова обменялись взглядами.

– Я знаю, что Гортензий Нов был вам почти как брат, – сказал я мягче. Они приняли это с определенной оговоркой. Они стали прислушиваться ко мне более внимательно. Я подумал, что мне стоит еще раз попытаться их убедить:

– Я пытаюсь дать вам совет. Если убийца бежал с места преступления, вы должны послать за стражниками, чтоб преследовать его. Но отравители обычно рассчитывают остаться незамеченными, поэтому они остаются на месте преступления, изображая невиновного. Вы можете положиться на то, что чиновники завтра начнут расследование. Тогда случай будет рассмотрен с большей щепетильностью (я подразумевал – вежливой некомпетентностью)…

– А в чем твоя работа тогда будет состоять?

– Я могу продолжать работать на вас в частном порядке. Я настолько зол, что могу обойти претора в поисках истины.

Я надеялся, что Крепито и Феликс, как бизнесмены могут сообщить имя местного претора; не повезло.

– Не было никакой возможности предотвратить это, – сказал я, обращаясь к их разуму. – Но я не успокоюсь, пока не разоблачу отравителя. Северина должна быть главным подозреваемым. Мой следующий шаг – допросить ее. Мне было бы интересно услышать: сегодня вечером она была приглашена, но не пришла?

– Она принесла какие-то извинения Нову, – сказал Феликс.

– Но она была здесь перед этим?

И Феликс и Крепито пожали плечами.

– Ну, если она считает, что отсутствие ее на сцене является достаточным для оправдания, у меня будут новости для этой молодой особы!

Эти два вольноотпущенника снова переглянулись.

Повисла тишина, которая намекала, что мне пора исчезнуть.

– Я пойду… Надо ли мне сперва увидеться с Сабиной Поллией и Гортензией Атилией?

Я надеялся увидеть первую реакцию женщин на случившуюся трагедию.

– Нет необходимости, – ответил Феликс с сухостью, от которой было недалеко до враждебности.

– Отлично! Ну, я конечно зайду снова завтра. Принесу свои соболезнования лично. Между прочим… – спросил я как бы походя, – взаимоотношения между вами и Новом сегодня вечером были довольно дружелюбные?

На этот раз они постарались не смотреть друг на друга. На самом деле, твердость, с которой их глаза были уставлены вперед, была подозрительна сама по себе.

Оба с полной серьезностью уверили меня, что вечеринка проходила в самой дружественной и гармоничной обстановке. Благодаря Виридовиксу я знал, что они лгут. Что вызывало интересный вопрос: "Почему?"

Я предположил, что позже этой ночью в доме будут о чем-то жарко спорить. Мне было жаль, что я никак не мог это подслушать. Я задавался вопросом, какую роль будут играть две женщины, что наняли меня.

Но одновременно я размышлял о еще одном: как меня встретит Северина с новостью об этом преступлении.

Я шел на юг по улицам, заполненным телегами поставщиков товаров, пытаясь избежать, чтоб мои ступни были расплющены под колесами, так что я был слишком занят чтоб освободить в голове место для еще одной мысли: "Какой смысл был во всем этом?"

Гортензий Нов умер слишком рано. Северина не имела никакой надежды унаследовать его состояние, кроме как будучи его женой. На данном этапе их отношений, ей была бы удача получить мешок яблок и наилучшие пожелания. Сыграла ли тут какую-либо роль эта женщина?

Большая часть Счетной улицы лежала во мраке. Горело несколько тусклых огоньков, но проход в квартиру Северины был совершенно темным; я ушиб пальцы ноги о бадью, оставленную сыроделом. Сам ее дом выглядел вымершим.

Потребовалась четверть часа, чтоб разбудить одного из ее рабов. Я пытался осторожно привлечь внимание, но смог это сделать, только беспрерывно колотя металлическим кольцом в дверь. Шум, должно быть, разнесся по всему холму Целий, однако никто не открыл своих ставен, чтоб полюбопытствовать или запротестовать. Как это отличается от нетерпеливых типов, которых я знал по Авентину!

Раб узнал меня, он не стал комментировать мой приход в это время. Возможно, Северина знавала и других мужчин, кто приходили в эти тихие часы. Когда он впустил меня, я заметил, что дом казался притихшим, с немногими горевшими светильниками, он, казалось, был полон покоя.

Я остался дожидаться в комнате, где молодая женщина и я встретились впервые. На ткацком станке теперь было новое полотно. Я заглянул в свиток из библиотеки; что-то о Мавретании. Мне не было это интересно. Я стал слушать, как кто-то ходил в другой части дома.

Раб высунул голову из-за занавески:

– Она выйдет, – неохотно пробормотал он.

– Спасибо. Скажи мне, – спросил я, – Нов и Северина уже назначили дату свадьбы?

– Через десять дней.

– Когда они договорились?

– На этой неделе.

– Значит Нов сегодня вечером объявил об этом всему свету?

– Она выйдет! – повторил мне раб, прожигая меня взглядом. Он мог бы сказать, что я стрелял в темноте наугад.

Я не услышал, как она вошла.

Она была одета, как будто слуга действительно поднял ее с постели: босая, в короткой нижней тунике, не прикрывавшей рук, слегка припухшее лицо, копна медных волос рассыпавшаяся по спине.