— Мне нужны имена, — сказал мне дядя Лито. — Слышишь? Ты напишешь их все до одного, и сделаешь это прямо сейчас.

— Предлагаю немного повременить, — вмешалась адвокат и перелистнула свой блокнот. — По словам полицейских, свидетели из числа гостей дома напротив сообщили, что видели самое меньшее двоих и самое большее — пятерых молодых людей, убегающих с места преступления, когда туда прибыла патрульная машина. Несколько свидетелей утверждают, что среди этих молодых людей был один очень рослый и плотный.

Она посмотрела на меня, оценивая мою реакцию.

— Это позволяет предположить, что в деле замешан выпускник Милфордской школы Брайан Хаузер. По-видимому, он враждовал с Адамом Маршем… Это так, Майкл?

Я не шевельнулся.

— Что касается обвинений, — продолжала адвокат, — следов взлома на дверях дома не обнаружено. Полиция полагает, что задняя дверь была не заперта. Тому, кто пожелал проникнуть в дом, просто повезло.

Значит, полицейским даже в голову не пришло, что я открыл ее.

— Большой аквариум в гостиной разбит — очевидно, кочергой, стоявшей у камина. Выплеснувшаяся вода нанесла имуществу некоторый ущерб. Но рыбу обнаружили живой и невредимой в кухонной раковине. Тебе, наверное, стало жалко ее? Или аквариум был разбит случайно?

Дядя Лито уставился на меня так, словно хотел прожечь во мне Дыру.

— В спальне Адама Марша нашли большой транспарант с лозунгом, восхваляющим Милфордскую школу. В остальном… по словам владельцев, все имущество в доме цело.

Дядя Лито взял меня за руку.

— Майкл, кто еще был с тобой? Этот здоровяк, которого заметили, когда он удирал? Брайан… как там его?

— Брайан Хаузер, — подсказала адвокат.

— Вот-вот, Хаузер. Это он был? Он втянул тебя в эту затею?

— Мне кажется, — вмешалась адвокат, — конкретный ответ на этот вопрос нам пока не нужен.

— Это вы о чем? — удивился дядя Лито.

Она отложила блокнот.

— Сегодня утром я беседовала с прокурором. О моих сомнениях, вызванных действиями полицейских во время ареста Майкла и тем, как долго они тянули, прежде чем связаться с вами. Даже если принять во внимание известное нам «недоразумение», все это выглядит подозрительно. Тем более что речь шла о несовершеннолетнем.

— И что это значит? Этого хватит, чтобы отмазать его? — насторожился дядя Лито.

— Нет, «отмазать» его, как вы говорите, не получится. Но с учетом всех прочих обстоятельств мы вправе рассчитывать на снисхождение.

— Каких еще обстоятельств?

— Связанных с Брайаном Хаузером. Видите ли, полиция уже побывала у него дома. Как я уже говорила, на основании свидетельских показаний и предыстории полицейские предположили, что и он замешан… на мой взгляд, они поспешили с выводами.

— И в чем же проблема?

— Вам известно, что отец Брайана Хаузера служит в полиции штата Мичиган?

— Нет. А при чем тут он?

— Мистер Хаузер утверждает, что Брайан весь вечер провел дома с гостями — у него была вечеринка. Что он не покидал дом до утра.

— Прикрывает сыночка.

— Если так, это лжесвидетельство, — кивнула она.

— И что? Вы считаете, его отец на такое не способен?

— Может, и способен. Уверена, такое случается уже не в первый раз. Но попробуем поставить себя на их место. Допустим, Майкл заявил о причастности Хаузера. Значит, придется вызывать в суд полицейского и требовать, чтобы он под присягой подтвердил, что его сын просто не мог быть в доме Маршей.

— Что же все это значит?

— То, что все заинтересованные лица постараются замять это дело. И в первую очередь от него открестится прокурор.

— Тогда тем более надо убедить Майкла прямо сейчас написать имена сообщников.

Адвокат помолчала.

— Ладно, будем откровенны, — вновь заговорила она. — Майкла в любом случае в чем-нибудь да обвинят — не важно, выдаст он остальных или нет. Но если он пойдет под суд в одиночку, то значительно облегчит жизнь всем сразу…

Некоторое время все сидели молча.

— И что же мы получим в итоге? — наконец спросил дядя Лито.

— Год условно. Потом обвинения снимут — иными словами, сведения о них в личном деле не сохранятся. Вероятно, к нему также будут применены меры «восстановительного правосудия». Сейчас этот вопрос стоит особенно остро. Виновная сторона должна загладить свою вину перед пострадавшей.

— Вы имеете в виду — возместить ущерб?

— Это будет решать судья вместе с инспектором по надзору за осужденными. И мистер Марш.

Так и случилось то, что я буду помнить всю жизнь. Вся эта судебная система… если ты думаешь, что это просто длинный список правил, то жестоко заблуждаешься. На самом деле это несколько человек, которые договариваются между собой о том, как с тобой поступить. А когда наконец принимают решение, то находят правило, подходящее к случаю.

Таким и стало продолжение. Через несколько дней я предстал перед судом, адвокат зачитала мое заявление о признании вины, я выслушал судью, который долго разглагольствовал, объяснял как мне повезло, что я получил такой шанс искупить свою вину.

На следующий день я встретился с инспектором по надзору и человеком, в чей дом вломился. С мистером Норманом Маршем. Он оказался крупным, загорелым до черноты, громогласным и шумливым. Неудивительно, что его сын вырос звездой школьной футбольной команды. Если бы мистер Марш захотел, он прибил бы меня на месте. Все сомнения в этом рассеивались, стоило взглянуть ему в глаза. Но цель встречи была другой: убедиться, что все мы правильно понимаем решения суда, что я признал свою вину и готов работать на мистера Марша все лето, чтобы возместить ущерб. Мистер Марш сидел на стуле прямо и выглядел эффектно в своем безукоризненном костюме с галстуком.

— Думаю, предстоящее общение будет позитивным для нас обоих, — заявил он. — Возможно, оно научит меня искусству прощения. А я, надеюсь, смогу поделиться с юным Майклом своим жизненным опытом.

Словом, он говорил то, чего от него ждали.

После нашего вопиющего преступления прошло почти две недели, я в одиночку отдувался за всех и назавтра к полудню должен был явиться домой к мистеру Маршу. Наступил вечер, я сидел на капоте машины дяди Лито, припаркованной у винного магазина.

Я смотрел, как по Мейн-стрит мчатся машины, из открытых окон которых грохочет ритмичная музыка. С наступлением сумерек прохладнее так и не стало. Ни на один градус. Неутешительный прогноз на завтра. Вдруг одна из машин притормозила рядом, свет ее фар ударил мне в лицо и ослепил меня. Машина свернула к тротуару и остановилась, но водитель не вышел. Он так и сидел за рулем.

Машину я узнал: это была красная «шевроле-нова» с клетчатыми сиденьями. Я сидел на прежнем месте и гадал, откроет водитель дверцу или нет. Прошла целая минута. Наконец я сполз с капота и направился к «шевроле».

Гриффин сидел за рулем. При свете фар я заметил, что он плачет. Я открыл дверцу со стороны пассажира и сел рядом.

— Я хотел явиться с повинной, — давясь рыданиями, выговорил он. — Правда хотел.

Раздвинув пальцы правой руки рогаткой, я потряс ими перед лбом: «Не смеши!»

— Я ведь и сейчас могу, Майк. Хочешь? Это тебе хоть как-нибудь поможет?

Я покачал головой.

— А остальные… — продолжал он. — Можешь мне поверить, им все равно. Ручаюсь, из всех только у меня на душе скребут кошки.

На это я лишь кивнул, думая: и на том спасибо. Я посмотрел в окно.

— Я уезжаю в Висконсин. Учиться на летних курсах перед началом занятий. У меня такое чувство, будто я бросаю тебя здесь.

Он задумался.

— Я перед тобой в долгу, — наконец заявил он. — Ясно? Понадобится что угодно — обращайся. Я твой вечный должник.

Я снова кивнул, вышел из машины и проводил ее взглядом, пока она удалялась. Невольно я задумался: полегчает ли Гриффину после нашего разговора? Нет, его все равно будет мучить совесть, понял я. Моего единственного настоящего друга. Скоро он покинет город, и больше я его никогда не увижу.