В а р в а р а  П е т р о в н а. Куда они?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. К Петру, на службу.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Господи, вот уж кому бы парнем-то быть. И в кого она такая отчаянная?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Сказал бы — в меня, да, гляжу, предмет в руках держишь, опасаюсь.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Будет тебе. Вот атаман, вот атаман.

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Шурёнок? Сил избыток. Вот она и кипит. Весна к тому же… Вон какой дух от деревьев бьет: настойный, клейкий. Молодая листва пчел заманивает. (Ставит на стол бутылку.)

В а р в а р а  П е т р о в н а. Это еще что?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Массандра крымская, необходимая для дальнейшего развития событий.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Каких событий?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч (хитрит). Сегодня Кладку седьмого этажа закончил. (Пауза.) Хорошо сверху за людьми наблюдать, за течением жизни, так сказать… Вот ведь с десяток лет всего прошло, как я первый кирпич в первую стену нового города положил, а нынче аж глазам до слез приятно глядеть на то, что сотворили мы, каменщицкого дела мастера… А уж воздух наверху!! И-и! Тонкоструйный…

В а р в а р а  П е т р о в н а (подозрительно смотрит на Панкрата). Разговорился…

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Ты… рюмочки вынеси. Причаститься нам обоим надо.

В а р в а р а  П е т р о в н а. С чего? С какой радости?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч (хитрит). Седьмой этаж, говорю, класть закончил.

В а р в а р а  П е т р о в н а. А-а…

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. А потом же…

В а р в а р а  П е т р о в н а. Ну, ну, досказывай.

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Скажу. Ты рюмочки давай.

В а р в а р а  П е т р о в н а (ворчливо). Удумал… (Ушла в дом.)

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Шурка за подкреплением побежала. За Петром. А нрав Петра нам известный — крут мужик. Испортят они Сережке свадьбу. Придется инициативу в свои руки брать. И Надежду жалко. Вот как тут? Чью сторону брать? Кому способствовать? Чую: и гром и молния — все на мою голову нынче.

В а р в а р а  П е т р о в н а  выносит рюмки и тарелки.

В а р в а р а  П е т р о в н а. С кем это ты разговариваешь?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Я опять насчет Шурёнка же. Широкий шаг в жизни дивчина взяла. А все же виноват я перед ней.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Чем?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Что шофером стала она — в том не каюсь. А только бы надо ей по моим стопам пойти, стены класть. Большего интереса, чем в нашей профессии, ни в какой нету. Это же сам диву даешься, как от твоих вот этих самых рук дом к небу тянется. И тебя в вышину поднимает. И чем выше, тем больше гордости в тебе… (Пауза.) Вот почему нам, каменщикам, цены нету.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Раньше бы надо об этом подумать.

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Думал, да пожалел Шуру-то. Нам ведь и в лютый мороз приходится, и на ветру, и под дождем. А ей хоть не дует.

В а р в а р а  П е т р о в н а. С чего бы это ты разговорился?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч (не знает, как начать щекотливый разговор). Завещание Михаила, мужа твоего, исполняю. О будущем твоих детей думаю. Шурёнку замуж пора, а о Сергее и говорить нечего — двадцать пять парню.

Варвара Петровна вздохнула. Панкрат Степанович ободрился.

Вот сердце-то у меня и щемит.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Спасибо за заботу. Сама извелась я, издумалась. О Шуре у меня душа не болит. Придет ее срок — она и без сватов, и без нас с тобой обойдется. Ты вот помоги Сергея на Надюшке женить.

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. На Надюшке? Не могу.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Почему?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Должон получить от тебя мотив, по какому такому праву обязан вмешиваться в чужую любовь.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Да ты что?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. А ничего. Пусть сам выбирает — на ком. На русской ли, на американке или на немке.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Какие еще американки да немки, чего ты городишь?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. А то горожу, что за нашего парня любая нация пойдет. В а р в а р а  П е т р о в н а. Шутки шутишь, а я серьезно говорю.

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. А я того серьезнее, Варварушка. Ну представь себе, что Сергей, когда службу военную в Германии проходил, в немочку молодую влюбился.

В а р в а р а  П е т р о в н а (машет руками). И слушать не хочу.

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Словом, как только нынче Сергей заявится, тут и решим.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Что решим-то?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Кого ему в жены брать. Русскую или немку.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Да я его вместе с немкой поганым веником из дому.

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Вот зря, вот зря, Варвара, ничего-то не видя. Дышать же будет легче в международной атмосфере, — как ты не понимаешь.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Чего ты ко мне привязался? У Сергея своя голова на плечах, пусть сам…

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч (обрадовался). Сам! Сам! Золотые твои слова. Ему со своей женой жить, ему до гробовой доски горе мыкать с вашим братом, какой бы нации вы ни были.

Варвара Петровна махнула рукой, ушла в дом. Голос Петра: «Лейтенант, не забудьте для отличников стрельб билеты в театр на встречу с немцами получить. Пусть ребята и там немцев послушают — пригодится». Голос лейтенанта: «Слушаюсь, товарищ полковник».

Может, с этой стороны солнышко проглянет?

Входит  П е т р, усталый, запыленный, но в хорошем настроении.

Слышна походная песня солдат:

П е т р (бросил на скамейку плащ, полевую сумку). Здорово, дядя Панкрат.

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Здорово, Петя.

П е т р. Ого! Вино на столе. В честь какого праздника?

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч. Очередной дом под крышу подвел. (Многозначительно.) И прочая…

Из дома вышла  В а р в а р а  П е т р о в н а.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Петя, а Шура с Надюшкой к тебе в казармы побежали. Не видал их?

П е т р. Я, мама, со стрельбища прямо.

В а р в а р а  П е т р о в н а. Припудрило-то тебя как, господи! Устал, голодный небось.

П е т р (весело). На плохой аппетит жалоб не последует. А вот представь, мама, и не устал. Черт знает что со мной делается, когда я с солдатами в поле выхожу. В степь. И ничего-то вроде в ней хорошего нет, в степи: ветер, пустота… А как обдаст тебя полынным запахом, да как начнет к твоим сапогам ковыль ласкаться, будто он по живому затосковал, да как упадет на тебя сверху серебряный звонкий дождь — жаворонки это жизни дают — ах!.. Расставишь руки, закроешь глаза, и, ей-богу, кажется: вот-вот оторвешься от земли и махнешь туда, к ним, к жаворонкам, вместе с ними озоровать…

Удаляется песня солдат. Петр подхватывает песню.

П а н к р а т  С т е п а н о в и ч (пристально смотрит на Петра). Петро, а ты влюбился.

В а р в а р а  П е т р о в н а. А ты — чу. И пусть. Сколько можно вдовцом-то.