Покончив с ужином, Марсия больше всего желала наконец улечься спать в собственную кровать. Даже роскошная горячая ванна вполне могла подождать до утра. Хозяйка хотела было позаботиться о постели для Сьюзи, но ее двое демонических гостей — Марсия поймала себя на том, что смотрит на них с неожиданным удивлением, — заверили ее, что сами все организуют.

Она быстро приняла душ, потом усердно, до боли в деснах, вычистила зубы, после чего наконец улеглась в вожделенную постель.

Ей приснилась негромкая, нежная музыка. Существо меньше Борфиса сидело на подушечке в ногах ее кровати. Оно перебирало струны крошечной гитары и пело чистым голоском, похожим на звон серебряного колокольчика, хотя и пение, и музыка были не громче шепота. Марсия выпила прохладной воды из стакана, который стоял у изголовья кровати, — кто поставил туда этот стакан, женщина не знала, но уж точно не она сама.

«Если твоя голова не лежит на подушке, значит, ты не спишь», — подумала Марсия. Ее смущало то, что она по-прежнему слышала музыку и голос крохотного певца. Женщина улыбнулась ему, опустила голову на подушку и снова закрыла глаза. Музыка переливалась внутри нее, Марсия ощущала успокаивающее дрожание струн, слышала гармонии, паузы и диссонансы, которые возникали и растворялись в мелодии.

Она проснулась в полночь. Стакан с водой, по-прежнему стоявший на ночном столике у изголовья кровати, оказался полон до краев. На стакане был нарисован юноша, играющий на гитаре. Марсия улыбнулась.

Она собиралась посмотреть, как там устроились ее гости, но после посещения ванной решила не утруждать себя лишний раз. Сквозь задвинутые шторы Марсия слышала рокот грузовиков, проезжающих по улице под окном. Укладываясь в постель, она удивилась, увидев в ногах кровати подушку.

Приятный сон с серенадой в конце концов был оттеснен другим сновидением, в котором Марсии угрожала какая-то невидимая опасность. Женщине приснилось, что ее держат в плену в непонятном темном месте. Она была одета в разноцветную одежду — чужую, но странно знакомую на вид. Все, что Марсия наблюдала, происходило как будто где-то вдалеке. Она словно смотрела с балкона третьего яруса на единственного актера, стоявшего посреди голой, пустынной сцены. Но хотя сцена и казалась отдаленной в пространстве, ощущение опасности было сильным и очень отчетливым.

Только через два дня после того, как Эдора и Рики подобрали его на берегу моря, Роган смог встать с постели и облачиться в собственную одежду. Он испытал очень странное ощущение, надевая одежду, которую носил почти что в другой жизни — до тех пор, как его едва не поглотило море. Эдора позаботилась об одежде волшебника — отстирала ее от морской соли и песка. Даже туфли вычистила и хорошенько просушила. И все равно эта одежда живо напомнила Рогану о несчастье, произошедшем с ним на море.

Роган уже возблагодарил всех известных ему богов и богинь за невыразимое счастье стоять живым на твердой земле. Какое-то чудо уберегло волшебника от жестокости моря, хотя его целую ночь носило по бурному океану в утлой лодчонке и перебрасывало с одной гигантской волны на другую. Застегивая камзол, маг снова перебрал весь список божеств, каких только смог припомнить. Особенно примечательным он находил тот факт, что божественные силы соблаговолили вмешаться в его судьбу, несмотря на то что Роган никогда по-настоящему не верил в их существование.

Волшебник присел на край кровати и натянул туфли. Было еще раннее утро. Конечно, обычно Роган просыпался гораздо позже. Но после целых двух дней вынужденного полного бездействия он не мог дольше оставаться в постели. Позавтракав, маг намеревался немного прогуляться — просто для того, чтобы насладиться ощущением земной тверди под ногами. Возможно, он даже сходит к самому берегу моря — если это не слишком далеко, — чтобы тайно позлорадствовать.

Завтрак… Странно, что он подумал об этом. Эта женщина с ее бесконечными завтраками, обедами, полдниками и ужинами нарушила устоявшиеся привычки Рогана. Углубившись в воспоминания, он обнаружил, что уже больше тридцати лет принимал пищу исключительно на ужин. Дома, когда он просыпался, солнце, как правило, стояло уже высоко. В отличие от большинства людей в качестве освежающего средства по утрам Роган признавал только несколько глотков сильно охлажденного белого вина, которое всегда держал наготове. В течение дня волшебник привык пополнять силы несколькими добрыми кубками бодрящего напитка — начиная от легких вин, подходящих к раннему времени суток, и постепенно переходя к весьма крепким и выдержанным, которые оживляли его в обеденные часы. Роган полагал, что подобный режим питания абсолютно соответствует потребностям жизни придворного мага. Благодаря этому он всегда исполнял свою работу со страстью и увлеченностью, довольно редкими у людей столь преклонного возраста.

Те два дня, что Роган был знаком с Эдорой, она неизменно держалась с ним вежливо и благожелательно, даже когда принуждала принимать пищу. Нынешним же утром было заметно, что ей стоит немалых усилий оставаться такой доброжелательной. Роган покорно съел поданный завтрак и поспешил уйти на прогулку, оставив женщину в одиночестве.

Он помнил подслушанный вчера разговор о том, что мальчика собираются отдать в обучение, но не думал, что может тут чем-то помочь. Отроку предстоит овладевать каким-то ремеслом — что ж, такая судьба ожидает любого мальчишку его лет. А что касается наук, то Роган вовсе не был уверен, что чернильная судьба грамотея непременно лучше доли человека, который зарабатывает на существование трудом своих рук. За долгие годы службы при королевском дворе Роган имел массу возможностей сравнить жизнь придворных с жизнью простых работяг. И он встречал множество простых людей, которые были гораздо счастливее титулованных бездельников, только и знавших, что слоняться вокруг карточных столов в замке короля Асбрака.

Конечно, профессия профессии рознь. Его род занятий, например, открывал перед человеком возможности, которых лишены, скажем, какие-нибудь булочники или портовые грузчики. Однако магия — дело тонкое. Чтобы сделаться волшебником, одного обучения недостаточно. К этому нужно иметь способности, особый талант.

Магу стало интересно: не наскучило ли мальчишке возиться с заклинанием? С тех пор как Роган записал словесную формулу, он видел Рики только раз: мальчишка задал ему несколько запутанных вопросов, из которых стало ясно, что он совершенно не разумеет сути магии. И это, конечно же, имело определенный смысл: требуется нечто большее, чем просто знание необходимых слов, дабы произвести хотя бы простейшее волшебное действие, не говоря уже о заклинании сокрытия. Роган сильно удивился, если бы оно так легко удалось даже ему самому.

Пройдя несколько десятков шагов, волшебник оглянулся, чтобы сориентироваться. Хотя он и не подозревал, что напрочь лишен какого бы то ни было чувства направления, за долгие годы жизни Роган все же замечал иногда, что умудряется заблудиться даже в переходах дворца, в котором прожил больше двадцати лет. Он объяснял это тем, что его мысли на каком-то подсознательном уровне постоянно заняты размышлениями о высоком искусстве магии. Но каковой бы ни была причина, придворному волшебнику нередко случалось идти из одной части замка в другую, чтобы оттуда знакомым маршрутом вернуться в свою уединенную башню, где комнаты располагались так, чтобы он мог легко отыскать путь из одного помещения в другое.

Море, спокойное в этот утренний час, настолько сливалось с бледным, зеленовато-голубым небом, что Роган не сразу его и заметил. Только увидев Рики среди песка и спутанных сухих водорослей, волшебник понял: то, что он поначалу принял за линию горизонта, на самом деле — берег моря.

Мальчишка шагал по берегу, то останавливаясь, то продолжая путь, — так, как это обычно делают дети. Наверняка он был поглощен какой-нибудь игрой и давно позабыл о своем намерении сделаться волшебником. «Оно и к лучшему», — подумал Роган. О чем же мальчишка спрашивал его давеча? Кажется, о том, какие слова в заклинании содержат в себе магию. Да, это был первый вопрос. Потом был другой вопрос, еще более несуразный: можно ли, дескать, сделать так, чтобы несколько предметов исчезали по очереди, а потом появлялись, но уже в другом порядке. Неудивительно, что детям не дается магия! Они просто не способны сосредоточиться на каком-то одном деле. Роган подумал о толпе титулованных особ, которые постоянно крутятся во дворце Асбрака Толстого. Может быть, все дети — прирожденные аристократы?