Лучше всего об этом говорит история с приглашением Зарембы в «Колизей».

— Голобля приглашал?

— Он уже целый год обхаживал Зарембу. Сулил контракт, квартиру и всяческие блага. Думаю, что обещал больше, чем мог сделать. Как раз у Зарембы было в кино мало работы. Но ему-то нищета не грозила, а вот у Висняка дела шли скверно. Работы не было. Ни один театр его не брал. В кино не приглашали, потому что Заремба не снимался и дублера не требовалось. Висняк жил на то, что брал в долг у Мариана или у кого-нибудь еще. Тут и явился Голобля с контрактом.

— Это было за год до прихода Зарембы в «Колизей»?

— Даже чуть позже. Во всяком случае, до начала нового сезона. Заремба сказал директору: «Я должен сперва разделаться со своими обязательствами в кино и на телевидении, а вы пригласите Висняка. Если ему в «Колизее» понравится, в середине сезона приду и я. Но ставлю условие: Зигмунт будет подменять меня во всех ролях. Я не намерен отказываться от работы в кино и должен иметь замену на время съемок».

— Но это в порядке вещей?

— Ни один актер не ставит таких условий. Для работы в кино и на телевидении используются дни, когда актер не занят в спектакле или вообще в простое. Голобля из себя вышел, услышав такой ультиматум.

— И все-таки согласился.

— Непременно хотел привлечь Зарембу в «Колизей». Знаменитость в труппе — это не только полный сбор, но и личный успех директора, которому удалось то, чего не удалось другим. Так Висняк попал в столицу, в один из лучших театров. Пока не было Зарембы, сидел тихо, но, когда Мариан появился в Варшаве, тут его дублер показал характерец. Жить не мог без интриг. Передавал директору, что актеры говорили друг о друге. Товарищей настраивал против директора. Даже машинистов и электриков не обошел. Голобля, как я сказал, набирал в «Колизей» актеров с именами. Но чтоб их зачислить, пришлось уволить некоторых, кто давно работал в театре. Так вот, у меня есть основания думать, что при увольнениях сыграли роль сплетни и доносы, исходившие от Висняка.

— А коллеги? Не взбунтовались? Не выступили против?

— Кто постарше, боясь, что и до них доберутся, предпочли не вмешиваться. Только что принятые, не успев разобраться в обстановке, попались в паутину интриг. Сам Голобля боялся этого человека. Он знал, что Висняк вертит Зарембой и может подбить его уйти из «Колизея». К тому же интриги Зигмунта вышли и за пределы театра. Он часами сидел в министерских коридорах, куда охотно являлся с доносами. Известно, что в театрах не всегда царит согласие и не все делается по правилам. Пословица верно говорит: кто захочет пса ударить, тот и палку найдет. Для таких людей Висняк был прямо находкой. У него наготове была не одна палка, а целая дюжина.

Дошло до того, что люди старались не связываться с ним — без таланта, зато всегда с улыбкой. Я не слыхал, чтоб Висняк кого-нибудь в «Колизее» шантажировал, но никого не было, кто отказался б дать ему взаймы.

— Занимал деньги?

— У всех, и довольно часто. Не знаю, что он с ними делал, но всегда сидел без гроша. А жил один, жена его бросила через три месяца после свадьбы. Зарабатывал неплохо. Оклад у него в театре, правда, не очень высокий, но и не маленький, да еще заработок в кино. В сумме прилично. И при этом всегда без денег, всегда лезет в карман к товарищу. У меня набран тысячи две, несколько раз по паре сотен. Не припомню, чтоб он хотя бы злотый кому-нибудь вернул. И все-таки никто ему не отказывал, боясь не угодить соглядатаю и рассчитывая, впрочем напрасно, заткнуть ему рот деньгами.

— А можете поподробнее сказать, как Заремба относился к Висняку? — спросил прокурор.

— Это сложный вопрос. Заремба всегда Зигмунту помогал. Без этого Висняку ни в нашем театре, ни в кино удержаться не удалось бы. Кто хотел иметь дело с Зарембой, должен был терпеть и Висняка. Не знаю, играла ли тут роль благодарность за помощь в театральной школе. Я и в этом сомневаюсь. Нельзя не видеть, что Мариан человек очень способный, а Висняк полная бездарность. Я скорей уж поверил бы, что это Заремба помогал Зигмунту. Во всяком случае, Мариан из кожи вон лез, чтобы выручить приятеля. Директор по горло был сыт беспрерывным шпионством и давно выставил бы Висняка из «Колизея», если б Заремба не пригрозил, что и он уйдет.

— Не думаете ли, что Висняк шантажировал Зарембу? Может, он что-то про него знал со студенческих лет или даже раньше?

— Сомневаюсь. Если б это был шантаж, Мариан боялся бы Висняка, а у меня такого впечатления не сложилось. Заремба прекрасно видел пороки дружка. Знал, что это интриган и доносчик. Помогал, но относился свысока, без уважения, иногда даже пренебрежительно. Не скрывал, что о нем думает. Смеялся, говоря, что Висняк в ложке воды его б утопил, да боится остаться без контрактов и без денег. Жертва шантажа так себя не ведет.

— Зачем же помогал ему, если знал, что это за человек?

— Чтоб на этот вопрос ответить, надо лучше знать Зарембу. Я могу лишь предполагать. Наверное, главную роль сыграю тщеславие молодого актера. Быстро пришли к нему успех и большие, на нашу мерку, деньги. Но ему было лестно иметь при себе человека, который целиком от него зависит. И не слугу, не лакея, а товарища, актера, внешне ему равного. Только из тщеславия он требовал дублера в кадрах, когда лица героя не видать и есть хотя бы небольшой риск. Другие прекрасно без этого обходились. Мариан был в какой-то мере звездой на нашем кинонебосклоне, и нравилось ему изо дня в день играть роль актера капризного и мнительного. Такого, про каких пишут в американских журналах. К тому же Заремба просто-таки обожал комплименты и похвалы. Висняк пресмыкался перед ним, переступая все рамки приличия.

— А за глаза строил ему пакости?

— Висняк бешено честолюбив и заносчив. Считает себя величайшим актером и убежден, что Заремба лишь благодаря своей ловкости и чьей-то поддержке забирал все главные роли. Что все режиссеры — это шайка идиотов, которые не сумели его, Висняка, оценить. Что вместо актера с выдающимися способностями выбрали посредственного, но зато во всем им послушного, исполняющего все их желания.

— А на самом деле каким киноактером был Заремба?

— Не знаю. С кино я никогда не сталкивался и Зарембу на съемках не видел. Впрочем, и в кино, и в театре актер должен придерживаться режиссерской концепции. У Висняка всегда были стычки с режиссерами. И не потому, что он их не слушал, а просто потому, что не мог понять, чего от него хотят, не умел перевоплотиться в героя пьесы. На сцене он выглядел как чурбан. Ну, и нельзя отрицать, что у Зарембы было огромное личное обаяние, которое располагало к нему не только женщин.

— А кто, по-вашему, мог покуситься на убийство Висняка?

— Трудно называть имена. В перечне тех, кто мог подменить пистолет, нет никого, у кого не было бы с Зигмунтом крупных или мелких стычек. Однажды, например, заело занавес. В зрительном зале этого не заметили, но Висняк тут же доложил директору, что машинист в театр часто приходит пьяный и спит, вместо того чтоб следить за действием. Машинисту пришлось оправдываться, потому что Зигмунт говорил так убедительно, что директор ему поверил. Роль интригана — единственная, которую Зигмунт играл талантливо, только для актера этого мало. Директор беднягу хотел даже уволить. А ведь в доносе ни слова правды не было. Занавес заело, такие случаи в театре всегда бывали и будут. Так же как случаются железнодорожные и авиационные катастрофы, несмотря на все меры безопасности.

— А другие?

— Не припоминаю. Вам легче собрать все материалы по этому делу, чем человеку, который заперт в четырех стенах камеры. Повторю лишь, что обвинение, которое держится на ревнивом помреже в роли убийцы, не подтверждается. Думаю, доказано, что убийство Зарембы было случайностью. Убийце не повезло. А если выяснять, кто мог посягнуть на жизнь Висняка, у меня такие же шансы, как у прочих пятнадцати. Вот мое великое открытие. Потому с таким нетерпением я и ждал сегодняшнего допроса.