К счастью, между ними оказалась Эльжбета.

— Ну что вы сцепились, словно драчливые петухи. Возьмите себя в руки. Как вам не стыдно!

— Он… он… — Потурицкий задыхался от гнева.

— Я не позволю себя оскорблять. — Лицо Лехновича налилось кровью.

— Должен признать, пан доцент, — вмешался англичанин, — вы ведете себя в высшей степени непристойно.

— Действительно, что он вмешивается в чужую игру? — подлил масла в огонь доктор Ясенчак. — Я не первый день играю в бридж!

Еще минута, и скандал грозил разрастись. Могло дойти и до рукоприкладства. Профессор Войцеховский счел нужным вмешаться, прийти на помощь жене.

— Прошу вас, успокойтесь. О чем идет речь? Не жизнь же вы проигрываете, в самом деле! Поистине ведете себя как десятилетние мальчишки. Ну что особенного случилось? И без того видно, что шлем выигрывается, а такой великолепный игрок, как доктор, не мог, конечно, не справиться со столь простой задачей. Ты удивляешь меня, Станислав. Где твоя обычная сдержанность?…

— Стах в последнее время плохо себя чувствует, — вмешалась Мариола. — Сколько раз я советовала ему поехать хоть ненадолго куда-нибудь отдохнуть.

— И ты тоже хорош, адвокат называется… — пытался обратить в шутку неприятный эпизод Войцеховский, — одно замечание выводит тебя из равновесия. Садись на место.

Потурицкий послушно последовал совету хозяина дома.

— И меня простите за резкость. — Господин Лепато, хотя и поляк по происхождению, демонстрировал свое истинно английское воспитание.

— Предлагается всем по глотку коньяка для успокоения, — заключил профессор. — У кого какие цвета салфеток?

На передвижном столике теснилась целая батарея разных бутылок. Сюда же играющие ставили и свои бокалы, каждый на свой цветной бумажный кружок, чтобы не путать. Гостям только надо было запомнить цвет.

— У меня красный, — отозвался Ясенчак.

— Я, как всегда, на зеленом, — улыбнулся адвокат.

— У меня — белый, а у господина Лепато — желтый, я запомнила, — откликнулась Мариола.

Войцеховский не спеша разливал коньяк. Обстановка постепенно разряжалась.

— А у тебя, Стах? — спросила Эльжбета.

— Голубой, — буркнул тот.

Хозяйка подошла к столику, взяла два бокала, один подала Лехновичу и, подхватив его под руку, увлекла в сторону от играющих.

— Ты ведешь себя, как бурбон, — проговорила она тихо. — Просто стыдно за тебя.

— Прошу, прости меня, — сказал доцент, целуя хозяйке руку, — но, знаешь, я действительно в последнее время скверно себя чувствую. Не пойму толком, что со мной.

Говоря это, Лехнович залпом осушил бокал и даже передернулся от столь крепкого напитка.

Минуту он стоял неподвижно, полуоткрыв рот. Затем лицо его исказила гримаса боли, он схватился рукой за сердце, бокал упал на ковер. Доцент зашатался, рухнул на пол возле дивана и застыл в полусидячем положении, уткнувшись головой в сиденье. Глаза его были широко открыты.

Все повскакали со своих мест.

Доктор Ясенчак первым подбежал к доценту и пытался нащупать пульс.

— Помогите мне. Его надо положить на диван.

Войцеховский с англичанином подняли Лехновича и положили на диван. Доктор расслабил Лехновичу галстук, расстегнул рубашку, приложил ухо к сердцу.

— Он умирает, — ужаснулся доктор. — Срочно вызывайте «скорую помощь», попросите выслать реанимационную машину.

— Я позвоню, — отозвалась Эльжбета.

— Нет, лучше я сам. — Ясенчак прошел в библиотеку, схватил телефонную трубку и торопливо набрал нужный номер. — Говорит доктор Ясенчак. Я звоню с Президентской улицы, дом пятьдесят пять, угол Фильтровой. В квартире профессора Войцеховского у одного из гостей сердечный приступ. Думаю, острая сердечная недостаточность. Состояние крайне тяжелое. Срочно вышлите реанимационную машину. Спасибо, ждем.

Доктор снова торопливо бросился к больному, пытался нащупать пульс.

— Умер, — произнес он глухо. — Увы…

— Не может быть! — вскрикнула Мариола.

— Увы… это так.

— Его надо спасать! — с мольбой протянула руки к доктору Янина Потурицкая.

— Боюсь, уже поздно.

Эльжбета разразилась рыданиями. Ее с трудом успокоили. Мариола тихо плакала. Остальные столпились возле дивана. На нем неподвижно лежал человек, который еще пять минут тому назад был жив.

— Может быть, искусственное дыхание? — неуверенно предложил англичанин.

— Теперь уже ничто ему не поможет.

— Какое страшное несчастье! — не могла прийти в себя Кристина Ясенчак. — Что же теперь делать?

— Надеюсь, мне удастся убедить врача «скорой помощи» забрать умершего в больницу. Это наилучший выход. Иначе Зигмунту не избежать хлопот.

— Что ты имеешь в виду?

— Внезапная смерть в чужом доме безусловно повлечет за собой проведение расследования со всеми вытекающими последствиями, то есть допрос присутствующих, вскрытие тела, постановление прокурора о выдаче тела семье и разрешение на погребение. Я сам много лет был судебно-медицинским экспертом и хорошо знаю, как все эти формальности «приятны» для семьи, для тех, у кого в доме такое случилось. Милиция рассматривает их как подозреваемых.

— Какой страшный случай! — простонал Войцеховский.

— Готовься к тому, что у тебя будет еще немало неприятностей, если мне не удастся уладить дело со «скорой помощью». Таков закон.

В эту минуту послышался сигнал «скорой помощи», затормозившей у дома. Спустя минуту в комнату вошел врач. Это был молодой человек в наброшенном на плечи белом халате с чемоданчиком в руке.

— Где больной? — спросил он, не тратя времени на формальности.

Ответа ему ждать не пришлось — он сам увидел Лехновича, лежавшего на диване.

— Коллега, — доктор Ясенчак подошел к прибывшему врачу, — боюсь, ваше вмешательство уже не потребуется. Доцент Станислав Лехнович умер за минуту до прибытия «скорой помощи».

— Вы… — Молодой человек вопросительно взглянул на говорящего.

— Витольд Ясенчак, к вашим услугам, — доктор протянул руку.

— Жаль, что довелось познакомиться с вами, доктор, при столь печальных обстоятельствах, — сказал молодой врач. Поскольку фамилия Ясенчака, одного, пожалуй, из самых известных в Польше кардиологов, говорила очень многое, он с уважением пожал протянутую ему руку, а затем подошел к дивану.

— Да, — подтвердил он заключение Ясенчака. — Факт смерти бесспорен.

— Классический случай внезапно наступившего инфаркта, — пояснил Ясенчак. — Я сразу почувствовал, что тут ничто не поможет.

— Увы, да, — согласился врач.

— Эльжбета, детка, — обратился Ясенчак к хозяйке дома, — где бы мы могли спокойно поговорить?

— Пройдите в кабинет Зигмунта.

Оба врача поднялись на второй этаж.

Комната профессора была обставлена на редкость скромно. У одной стены стояла тахта, накрытая пестрым покрывалом, вдоль другой тянулись полки с книгами. Кроме этого, в комнате стоял огромный письменный стол, заваленный бумагами, удобное вращающееся кресло, журнальный столик и возле него два небольших кресла. Сюда и привел доктор Ясенчак своего коллегу. Усадив его в кресло, он протянул пачку американских сигарет.

— Спасибо, не курю.

— Увы, такое о себе сказать не могу. Знаю, как вреден мне табак, но ничего не могу поделать. Несколько раз пытался бросить — все напрасно. Но я, конечно, не затем вас пригласил, коллега, чтобы толковать о вреде курения, когда внизу в комнате лежит умерший человек.

— Неприятная история, — заметил молодой врач.

— Крайне неприятная. Дружеский ужин, дом полон гостей. Бридж. Небольшая ссора за карточным столом, как это нередко бывает, и вот тебе на — человек вдруг хватается за сердце. Едва мы успели уложить его на диван, и он тотчас скончался.

— Тут уж ничего не поделаешь. Даже если бы мы приехали в самый момент приступа, вряд ли удалось бы ему помочь.