Необходимой принадлежностью шаманского костюма является короткая юбка из нерпичьей кожи, отороченная по подолу цветной полосой, на которой опять-таки нашиты люди, звери и птицы.
Чорта надо запугать сильным шумом, для чего шаман одевает тяжелый пояс, увешанный сзади множеством железных трубок, подымающих во время пляски неистовый лязг. Его надо запугать страшным видом, для чего служит маска, отороченная мехом медведя. Чорта может прогнать только гром. Этот гром шаман изображает с помощью бубна (Ункту). Бубен представляет из себя обруч, обтянутый с одной стороны кожей, а с другой имеются веревочные крестовины в виде змей, обращенных в разные стороны головами. Шаман держит бубен в одной руке за крестовины, а в другой колотушку в виде тоненького загнутого валька, обтянутую мехом выдры, с изображением быстроногих ящериц. В бубне таится великая сила — гром. Когда она оставляет бубен, кожа с треском лопается. Это великое несчастье. Шаману угрожает смертельная опасность. Тогда чорт имеет свободный доступ в его жилище. Для предохранения бубна от порчи его держат в берестяном футляре, на котором изображены змея с крыльями (Агды), медведь (Мафа), тигр (Амба), бездна (Сункта) и властитель морей (Тэму).
Удэхейцы полагают, что у каждого человека есть две тени: одна световая, другая астральная. Последняя имеет вид человека, которому она принадлежит. Если тень его оставит, он теряет рассудок и становится сумасшедшим. Тень удаляется в загробный мир. Не всякий шаман может вернуть ее обратно. Это чрезвычайно трудное дело и под силу только очень сильному шаману.
В 1909 году, зимой, когда я шел по р. Анюю около притока ее Тормасунь, мне удалось присутствовать при одном таком камлании. Дело было так. Один молодой удэхеец шел при луне по льду реки и вдруг увидал, что от него отделился такой же человек, как он сам, и бросился в сторону. Больной страшно испугался, еле добрался до своей юрты, лег на пол и стал заговариваться.
Тотчас родные послали за шаманом, который, к счастью, оказался живущим недалеко. Всю ночь и весь следующий день больной метался в бреду. Вид у него был дикий, испуганный и растерянный. На третий день, когда на западе угасли последние отблески вечерней зари, пришел шаман, и начались приготовления к камланию. Женщины взяли листья багульника, зажгли их так, чтобы они не горели, а тлели, и поставили к ногам шамана. По всей юрте распространился едкий ароматичный дым смолистого растения. Затем два удэхейца взяли в руки тлеющие листья багульника и стали ими обтирать одежду шамана, начиная от головы и кончая подошвами его обуви. Пока делались эти приготовления, одна старуха нагревала кожу бубна над огнем и слабыми ударами колотушки пробовала, достаточно ли она натянулась.
Огонь в юрте был притушен, в очаге оставались одни только тлевшие уголья. Наконец, очищения были кончены. Шаман одел юбку, нагрудник, на голову нацепил длинные ленты из стружек и подвязал позвонки к поясу. Он сел у огня по-турецки и, прислонив лицо к коже бубна, начал петь свою песню. Пение его было похоже на плач и чрезвычайно напоминало мне голосование (причитывание), которое в детстве приходилось мне слышать в деревне у русских женщин, на могилах их родственников. Наконец, началось и самое камлание. Шаман встал, начал сильно бить в бубен, он как будто пел и плакал в то же время. Он сильно потрясал позвонками и плясал вокруг угасавшего костра. Пение его становилось громче, удар в бубен сильнее и пляска неистовее. От музыки его становилось жутко. Он говорил неясные и не всем понятные слова. Шаман летел в загробный мир. Севон, которому он служил, помогал ему в этом трудном путешествии. На дороге встречалось ему много препятствий. Он блуждал в горах, попадал в болота, шел по лесу во время тумана, то переплывал реки, то встречал тигра и т. д. Глаза шамана были закрыты, лицо покрывалось потом и имело изможденный вид. Но вот он достиг царства теней. Пение его стало тихим, печальным. Теперь шаман стоял на коленях. На минуту он замолчал. Присутствующие сообщили, что сейчас шаман приступит к отыскиванию тени. Перед ним много теней; это души умерших, и все они похожи друг на друга, только травматические повреждения, которые когда-либо человек получил в бытность его на земле, сохраняются и по ту сторону смерти. Шаман должен среди них отыскать пропавшую. Вдруг он заговорил: «Больной десять лет тому назад порезал ногу, у него шрам на правой ступне». Родственники не подтвердили. «У него на правом плече родимое пятно»… «Неверно», отвечала мать… «На левой ноге раньше мизинец был отморожен»… «Да, это было», сказал отец. «На охоте медведь помял его, следы когтей остались у него около бедра, с левой стороны». «Тоже было». «Ребенком он ушиб колено» и т. д. По этим признакам шаман нашел душу. Тогда он поднялся и стал подходить к больному с пляской. Сумасшедший пришел в большое волнение: он бился, стонал, царапал себе грудь, но не вставал с земли. Шаман вытянул над огнем свой бубен, и вдруг я увидел на нем какое-то небольшое черное животное, похожее на мышь. Зверок быстро бегал по кругу и, несмотря на то, что шаман наклонял бубен, маленькое животное царапалось по коже и взбиралось к обручу, не падая на землю. Тогда шаман направился к душевнобольному и быстро сбросил черное животное на раскрытую грудь бесноватого. Женщины быстро запахнули халат. После этого шаман взял прутик, привязал к нему обрывок бересты, намазанной сажей, и стал читать свои заклинания, несколько раз проводя этой берестой по лежащему на земле больному от головы до ног и обратно. Обряд был кончен — тень найдена и возвращена человеку.
Теперь шаману предстояло спуститься на землю. Иногда спуск бывает медленный, тихий, спокойный, иногда на пути встречаются опять препятствия. Иногда же спуск бывает быстрым и похожим на падение. В данном случае шаман метался, кружился, затем прыгнул в самую середину огня и ногами разметал уголья в разные стороны. Шаман упал на землю и тотчас же заснул. Больной спал тоже. На другое утро он выздоровел совершенно.
Вне всякого сомнения, что целый ряд нервных заболеваний шаманы могут излечивать с помощью гипноза. Допустим, шаман знал больного и, вероятно, уже не один раз излечивал его от недуга. Болезнь протекала каждый раз в одном и том же порядке, и он вперед знал, чем все это кончится. Но черный зверок, которого я видел? Вероятно, и я находился под влиянием общего гипноза.
По представлениям удэхейца, все живое на земле имеет душу. Со смертью душа оставляет тело, но не уходит далеко, а витает некоторое время около юрты, ожидая, когда шаман отведет ее в загробный мир. Это чрезвычайно трудное дело. Только настоящий шаман может выполнить эту миссию. Шаман на пути также встречает неимоверные трудности, нередко возвращается обратно и на другой день вновь начинает странствования. Если шаман не доставит душу на тот свет, то она будет скитаться по земле и перейдет во власть чорта, сама сделается чортом и будет вечно мстить своему роду. Загробный мир (Буни) находится очень далеко, в той стране, где солнце во время заката скрывается за горизонтом. Там душа, в течение одного поколения, живет такою же жизнью, как и на земле, люди так же ловят рыбу, так же охотятся, женятся и снова умирают. После второй смерти, душа становится меньше и уносится еще дальше на запад, где снова живет одно поколение, опять умирает и опять летит на запад, к заходящему солнцу, становится все меньше и меньше, пока и совсем не исчезнет. Вот почему на могилу покойного кладутся все его вещи. Все они должны быть поломаны, изорваны и, вообще, испорчены. Вещи эти будут нужны покойному и на том свете, как и на этом.
Удэхейцы особенно тщательно рассматривают мелких насекомых, наприм., тлю. Она мала, ничтожна и, следовательно, находится накануне полного исчезновения. Где-то есть другой мир, где тля была огромным животным. Ныне земля для нее — последняя стадия жизни.
Как только человек начинает умирать, его предоставляют самому себе. Все люди уходят из юрты и не возвращаются до тех пор, пока умирающий не испустит последнего вздоха. Тогда покойника начинают одевать: мужчин одевают в нечетное число пар одежд, женщин в четное. После смерти умершего тотчас же выносят из дому. Над усопшим спешно ставится маленькая юрта, которая со всех сторон окружается стружками (котептеляни), прикрепленными к жердям и палкам. Эти стружки изображают пламя и сохраняют душу от посягательств злого духа. Со смерти покойника в доме его родственников бессменно должны быть посторонние люди, которые непременно должны говорить, в противном случае в юрте умершего найдет себе пристанище чорт «Окзо».