Во время охоты на соболя, когда зверок настигнут и загнан в дупло дерева, приходится иногда ночевать без огня. Стоит только представить себе одинокого охотника, ночующего в лесу в морозную ночь без костра, чтобы понять с каким трудом и с какими физическими лишениями добывается соболиный мех — этот предмет городской роскоши, ценимый высоко, но далеко не оплачивающий труды зверолова!
У удэхейцев сохранились яркие пережитки группового брака, заключающегося в том, что мужчины одного рода берут себе женщин только из рода матери и ни в коем случае не из рода отца.
Групповой брак удэхейцев в настоящее время сменился простым обменом детьми между разными родами или приобретением жены, с уплатой калыма, из другого рода. Все опасения заключаются лишь в том, чтобы не взять жену своему сыну из своего рода. Причинами этой замены строго группового брака браком со смешением родов были дробление родовых групп и эпидемические болезни, унесшие в могилу не только многих женщин, но и уничтожившие целые роды, не оставив от них ни одного человека. При таком положении дел удэхейцам пришлось искать себе жен не только на стороне у других родов, но и брать их у тунгусов и у гольдов.
Едва родится мальчик, как родители начинают подыскивать ему жену. Отец часто совершает для этого длинные путешествия. Родители жениха сперва наводят справки о родителях невесты: какого они рода, откуда, как живут, хорошо или худо. Делается это больше ради обычая, потому что ныне удэхейцев так немного, что все они наперечет знают материальное положение каждого сородича. Спрашивают также, далеко ли живет род зятя и какой предлагается выкуп (тори). Если условия подходящие, то вопрос разрешается тотчас же. Согласия детей не спрашивают — судьбу их решают родители. В виде задатка свекр или сам жених дает тестю один или два серебряных рубля и железный котел. Выкуп уплачивается, согласно уговора, или тотчас сразу, или частями впоследствии. Обыкновенно калым состоит из двух или трех котлов, нескольких расшитых рубашек и одного или двух копьев.
«Тори» — котел и копья — является отголоском того далекого прошлого, когда удэхейцы доставали эти вещи через десятые руки с большим трудом и ценили очень дорого. Привозили их айны или гиляки окружным путем через Сахалин из Японии или китайцы из Маньчжурии. Обычай этот сохранился и по сие время, имеет место и в празднестве медведя, и при уплате штрафа, и на похоронах при снаряжении покойника в загробный мир.
Малолетняя невеста остается жить у родителей до 12-ти летнего возраста, а потом уже переходит в дом мужа, или же сразу перевозится свекром в свою семью. Это тоже зависит от уговора. И в этом и в другом случае девочка живет и играет вместе со своим маленьким мужем. Родители за их половой жизнью не следят, и супружеская жизнь начинается у них естественно сама собой, как только они физически разовьются и поймут значение брака.
Если у удэхейца есть сын и дочь, то он подыскивает в другом роде такую же семью, где есть мальчик и девочка. Родители обмениваются дочерьми, и вопрос, к обоюдному удовольствию их, разрешается без всякого выкупа.
Общий строй рода агнатный. Переход сына в дом деверя считается унизительным и вызывает насмешки со стороны других удэхейцев. При заключении брака особых церемоний нет. Брат выносит сестру из юрты на плечах и передает ее жениху. Новый зять увозит невесту, и тем все дело кончается. В браке нет ничего необычного, и потому брак разрешается просто, естественно.
Отголоски группового брака сохранились еще в следующем: «Мужчины с женщинами одного с ними рода не могут заигрывать и шутить». Поэтому, по отношениям между мужчинами и женщинами, можно судить, к каким принадлежат они родам. Если отношения эти сдержанные, если мужчины и женщины между собою мало говорят, это значит, что они одного отцовского рода, и чем суше эти отношения, тем родство ближе. Брат с сестрой почти не разговаривают между собою. Если отношения развязны: мужчина заигрывает, а женщина ему отвечает — это значит, она из того рода, откуда его мать или жена его брата, а потому все женщины этого рода не запретны.
У удэхейцев нет целомудрия ни до брака, ни после брака. Случаи общности жен, как пережитки, еще бывают. Лет двадцать пять тому назад можно было найти у двух братьев одну жену. Официально она была женою одного брата, а на самом деле, с ее согласия, жил с нею и второй брат, равно каждый из братьев мог пользоваться ласками жен и других своих братьев. Но эти отношения строго распределялись по соответствующим поколениям. Например, свекор не мог рассчитывать на внимание своей невестки. Зато на эту женщину, в отсутствии мужа, имели права все мужчины этого рода, но опять-таки в соответствующем поколении и с ее согласия.
Однако, это не дает права заключить, что удэхейцы безнравственны. Наоборот, они высоко-нравственны: у них совершенно нет проституции. Венерические болезни среди них появились лишь в последнее время и занесены русскими и китайцами.
При таком общественном строе, при такой заботе о человеке, вообще, и при таком внимании к чужим интересам, у удэхейцев ничто нас так не поражает своим диссонансом, как обычай кровавой мести. В настоящее время этот страшный обычай едва ли сохранился даже у туземцев, живущих в самых истоках рек, куда еще русские не успели проникнуть.
Случилось несчастье, — охотник убил другого, может быть нечаянно. Ужасная весть сразу облетает все окрестности. Особенная опасность грозит той семье, к которой принадлежит виновник убийства. За смерть насильственную нельзя не мстить, ибо душа убитого никогда не попадает в царство теней и потому будет вечно странствовать по земле, вопиять о мщении и, наконец, озлобленная, перейдет к чорту. Вот почему месть — святое дело. О бегстве никто и не думает. Тут может быть один только выход — вооруженное столкновение. Страшный закон тайги «кровь за кровь» встает во всем своем мрачном величии. Мстители с холодным оружием в руках (огнестрельное брать нельзя) идут к юртам виновных. Последние со всех ближайших рек собираются в одно место. Женщины, старики и дети неприкосновенны. Детьми и стариками считаются все неспособные ловить соболей и, вообще, заниматься охотой. Тогда женщины несут караульную службу. С палками в руках они обходят окрестности и обшаривают кусты. Мстители стараются проникнуть незамеченными, а женщины несут сторожевую службу. Беда, если они проглядели. Тогда атакующие врываются, и вопрос разрешается оружием. Со стороны виновных должен пасть один самый молодой, самый сильный и здоровый мужчина. Если же потери были с той и с другой стороны, то у виновных должно быть одним убитым больше. Если же атакующие понесли большие потери, — конфликт углубляется[335].
Обычай не позволяет пить воду из реки, где живут обороняющиеся, рубить дрова, ловить рыбу, заниматься охотою. Поэтому атакующие несут с собою и воду, и продовольствие. Можно атаковать враждебный род, но нельзя устраивать осаду. Это ограничивает время на месть и заставляет враждующие стороны идти на примирение.
Для разбора конфликта с той и с другой стороны выбирается по одному лицу, принадлежащему непременно к нейтральному роду. Это судебные защитники («Манга» — буква Н и Г произносятся с явственным носовым звуком).
Каждый тяжущийся род старается выбрать такого защитника, который силой своей логики и силою красноречия мог бы защитить их интересы. Собравшись в условное место, два тяжущиеся рода садятся так, чтобы не видеть и не слышать друг друга.
В руках у каждого из них — жезлы (Тыдю), на нижних концах которых деревянные копья, а на верхних — изображения человеческих голов. В таком жезле таится божественная сила, помогающая оратору уговорить враждующие стороны. От этих защитников зависит решение судьбы виновных. Беда, если они будут несговорчивы и не пойдут на уступки. Виновный в убийстве, во избежание нового кровопролития, совсем не присутствует на суде.
