У Юрки даже пропал дар речи, и он, словно поперхнувшись, глотал воздух открытым ртом и ничего не мог вымолвить. У меня, несмотря на то что девушка понравилась своей простотой, наивной доверчивостью, появилось желание побыстрее от нее отделаться.

Юрка наконец проглотил застрявший ком и помотал головой:

— Нет, старшего лейтенанта Левина и пробовать не буду.

— Ага, напугались! — восторжествовала девушка. — Хоть и мал он, да удал.

В ее глазах он выглядел героем. И мы знали, какой героический подвиг он совершил, чтобы завоевать сердце девушки.

Два месяца назад старший лейтенант Левин, сдав патрульное дежурство по городу, зашел в кафе поужинать. Время было позднее, и только за одним столиком сидели трое парней и одна девушка. Парни были пьяные и приставали к девушке, чуть ли не силой заставляя ее пить с ними. Она просила их уйти из-за стола, пыталась сделать это сама, они не пускали. На официантку, которая хотела их утихомирить, не обращали внимания. Приход офицера на какое-то время заставил парней поутихнуть, но прошло немного времени, и они принялись за свое.

У девушки на глазах были слезы, и она умоляюще посмотрела на старшего лейтенанта. Левин понимал: с троими ему не справиться, — и пожалел, что сдал пистолет. Но на ремне у него висела кобура, и он решил рискнуть. Подошел к хулиганам и властно потребовал:

— А ну прекратите и убирайтесь отсюда!

— А ты что нам за указ? — распрямился лет семнадцати юнец, с опаской поглядывая на кобуру.

— Нос вытри, чтобы тыкать старшим, — осадил его Левин.

Задвигали стульями и дружки юнца, поднялись. Они были ненамного старше первого, но здоровее, внушительнее.

— Скользи мимо, старшой, — угрожающе набычил шею стоявший ближе всех к Левину парень. Левин для острастки положил руку на кобуру. — И пушкой своей нас не пугай, вместо нее там, — кивнул он на кобуру, — в лучшем случае, кусок колбасы…

Печально бы окончилась эта «героическая эпопея» для Левина, если бы в кафе не зашли дружинники. Хулиганы вмиг присмирели и подались восвояси. А Левин с победным видом пересел к девушке. Они познакомились, и в тот же вечер лихой комвзвода предложил черноокой красавице руку и сердце.

О своем подвиге и женитьбе Левин рассказывал чуть ли не каждому встречному, рассказ дошел и до нас…

— Вовсе нет, — возразил Юрка. — И чтобы вы убедились, что мы не из трусливого десятка, будем за вами ухаживать. Более того, приглашаем вас в кафе на чашку крепкого кофе. У моего друга, — Юрка кивнул на меня, — день рождения. Юбилей — двадцать лет, пора возмужания и дерзания. Кстати, познакомьтесь: Борис Вегин, сын собственных родителей, восходящая звезда современной истребительной авиации.

Черноглазая с любопытством протянула мне руку:

— Надя.

Юрка почти вырвал у меня ее руку:

— Юрий Лаптев. Уже взошедшая звезда. Ас, каких не знала еще авиация, но скоро узнает…

Так нежданно-негаданно мы стали соперниками нашего командира взвода, точнее, не мы, а я, так как в скором времени Юрка, уловив, что симпатии Нади всецело отдаются мне, под каким-то предлогом улизнул.

После кафе мы с Надей сходили в кино, а вечером она потащила меня в городской парк на танцы. Там, к моей радости, мы снова встретили Юрку — он лихо отплясывал с белокурой толстушкой, но к нашей компании присоединиться не пожелал, шепнув мне на ухо: «Жми, старик… Ребята тебе спасибо скажут, если Гномику (такую кличку курсанты дали Левину) рога наставишь».

Надя, кажется, догадалась, на какой путь наставлял меня Юрка, и, как только он со своей блондинкой исчез, сказала:

— Мне пора.

Я проводил ее домой и к отбою вернулся в училище.

Больше мы с ней не встречались. Я вскоре забыл бы о столь мимолетном знакомстве, если бы однажды Юрка не предупредил:

— Левин откуда-то узнал о твоих шашнях с его женой. Подозревает, что вы встречаетесь. Просил своего помкомвзвода Витьку Бирюкова выпытать у меня, как далеко у вас зашло и когда ты собираешься на свидание…

Потом я и сам убедился, что Левин заподозрил меня серьезно: каждый раз при встрече пронзал испытующим взглядом. «Пусть бесится», — не придал я тогда значения. И напрасно.

На седьмое ноября у нас увольнительные отменили, якобы в связи с эпидемией гриппа. А Юрка накануне договорился с двумя студентками пединститута о встрече. Они должны были подойти после ужина к проходной училища.

Нарушать обещание было не в наших правилах, и к назначенному времени мы вышли за проходную. Немного спустя подошли и девушки. Поскольку увольнительных у нас не было, мы пригласили их в училищный Дом офицеров в кино.

Девицы были так себе, ни умом, ни внешностью не блистали, но Юрке белокурая толстушка (та самая, с которой он познакомился в парке) нравилась, и он сыпал комплиментами, как заправский ловелас.

После кино пришлось идти их провожать — не подводить же Юрку, — и я еле успел к отбою.

А 9 ноября утром меня вызвал заместитель командира батальона по политической части и ошарашил вопросом:

— С какой радости или с какого горя вы, товарищ Вегин, напились седьмого?

У меня глаза, наверное, стали квадратными и челюсть отвисла — я не мог вымолвить ни слова. А замполит, приняв мое молчание за признание своей вины, продолжил:

— Мы-то о вас — гордость нашего училища, отличник, сфотографирован при развернутом знамени! Так-то нас отблагодарили в честь праздника?

— Вы ошибаетесь, — выдавил наконец я. — Не пил я седьмого.

— Может, восьмого? — усомнился замполит.

— И восьмого не пил. И шестого, и пятого.

— Но не будет же дежурный офицер оговаривать вас напрасно!

— Старший лейтенант Левин? — вспомнил я, что в тот вечер он был у нас в казарме и наблюдал, как мы строились на ужин.

— Да, старший лейтенант Левин. Он доложил мне, что вы вернулись в казарму незадолго до отбоя пьяным, играли на гармошке и пели похабные частушки.

Мне было и смешно и грустно.

— Я не умею играть на гармошке. И не пел.

— Не мог же Левин спутать вас с кем-то!

Я очень хотел взглянуть сейчас в глаза старшему лейтенанту. Говорят, если очень хотеть, то желание обязательно сбудется. Наверное, я очень хотел.

В дверь постучали, и в проеме во всем «величии» своего полутораметрового роста появился Левин.

— Разрешите, товарищ майор?

— Заходите. — Похоже замполит обрадовался приходу Левина. У меня же внутри все клокотало, и я, не дожидаясь вопроса майора, задал его сам, предварительно получив разрешение обратиться к старшему лейтенанту:

— Товарищ старший лейтенант, скажите, пожалуйста, вы видели меня седьмого вечером пьяным? — Я еще надеялся, что произошла какая-то ошибка, что Левин спутал меня с кем-то.

— Ну, товарищ Вегин, — развел руками комвзвода, — разве не вас я уговаривал лечь, а вы растягивали гармошку и сквернословили?

Такая несправедливость настолько возмутила меня, что я не сдержался и наговорил Левину резкостей, а майору признался в том, что до отбоя в казарме не был, провожал домой девушку.

Позже, сидя на гауптвахте, я проанализировал случившееся и понял, что толкнуло на такую подлую клевету Левина: он в тот вечер искал меня повсюду и уверился, что я с его женой; разговор же с замполитом мог вырвать у меня признание, за тем и явился он в кабинет майора…

Да, ревность — штука серьезная. Какой же повод дала Светлана (за собой такого греха я не чувствовал) мужу ревновать ее ко мне? Или что-то за этим крылось другое?..

Золотая дальневосточная осень кончалась. Оставшиеся на деревьях листья пожухли и ждали первых штормовых ветров с моря, которые обычно налетали в начале ноября и ставили тихим погожим дням точку, уносили листья в далекие неведомые края. А сегодня было еще тихо и безоблачно, утренний морозец посеребрил на газонах траву и запоздалые, не успевшие увянуть цветы, выращенные заботливо офицерскими женами, — морозец хотя и обесцветил их, но почти не умалил красоты, а пушистая серебряная каемка придавала им особую прелесть — так и хотелось притронуться к ним, словно к живым существам.