Три дня стояли турки у Жолнака и не трогались с места по случаю печальной вести; тут наш посол стал через своего чауса просить пашу, как обещано было прежде, чтобы дали нам 50 гусаров, или стрельцов турецких, проводить нас до Будина. На это паша пришел в страшный гнев и пригрозил, что велит всех нас посечь саблями. За это ли, говорил он, отпустят нас на волю, что отцы наши и братья таким неслыханным образом поступили в Гатване с милыми ближними их турками? Когда бы еще побили они один мужской пол, нечему бы тут дивиться, потому что на войне и быть нельзя иначе, но поступать так жестоко с невинными женами и с малыми детьми — это дело зверское, варварское и нигде не слыханное; и когда бы не утолил он султанского гнева и не уговорил бы начальных воевод, все мы давно были бы растерзаны в куски. По этой причине молчал бы лучше посол и не приставал бы к нему, чтобы не случилось и с ним самим худа.

Когда английский посол передал нам эту печальную весть и объявил, что жизнь наша в опасности, мы пришли в великий страх и смущение. Советовал он нам только молить сокрушенным сердцем Господа Бога, даровавшего нам исход из тяжкого заточения, чтобы до конца благоволил быть нам Богом милости, укротил бы турецкий гнев и дал бы вернуться благополучно в милое наше отечество. Предвидя, что, как только снимутся с места, при первой же свалке где-нибудь могут напасть на нас и изрубить нас, он усердно о нас заботился, нанял нам четыре деревенские повозки до Будина, дал на дорогу 100 дукатов, приставил к нам своего толмача и янычара из своей стражи и посоветовал, благословясь именем Божиим и предав себя в помощь Божию, как только султан двинется на Ягер, повернуть в другую сторону к Будину, так как у нас есть лист со свидетельством и бумагой к будинскому паше.

Первую же ночь приходилось нам проезжать самыми опасными дорогами, где день и ночь рыскали турки, татары и наши гусары: всякий день приводили в лагерь захваченных наших гайдуков и раненых гусар и привозили множество голов христианских; поэтому мы должны были дать своему янычару клятву, что если нападут на нас христиане, то ему не сделают никакого худа, а он со своей стороны уверил нас, что если нападут турки, то нас пропустят без помехи, так как есть при нас пропускной лист от турецкого султана; только если татары встретятся, то не ручается за татар, и тогда может случиться, что и его самого вместе с нами изрубят, потому что татары на турок не смотрят и рубят их, где попадутся хотя десять или двадцать человек, если только видят, что они сильнее турок, и ограбят дочиста, не уважая никакого закона. По этой причине взяли мы с собой проводника; простившись с послом английской королевы и поблагодарив его за великие благодеяния, как только султан тронулся от Жолнака в поход на Ягер, и мы, во имя Божие, с великим страхом повернули на дорогу к Будину.

Едучи дорогой с великим страхом в душе, мы беспрестанно оглядывались назад, не гонятся ли за нами, и всякую минуту ждали, что вот наедут и убьют нас; а ехали мы все по самым опасным местам, где рыскали турки, татары и христианские наездники, а другой дороги, говорил нам проводник, не было. И устроил же так премилосердый Господь, что весь тот день с раннего утра до сумерек мы не встретили ни единого человека; только в сумерки, доехав до одной большой венгерской деревни, увидели мы за виноградником до ста человек татарских наездников и в великом страхе спешили к деревне, которая была вся кругом окопана рвом. Стали мы просить жителей, чтобы спасли нас от татар и пустили к себе в деревню — они и не отказали нам. Бедные крестьяне, положив мостки через ров, приняли нас приветливо и сказывали, какое притеснение должны терпеть от татар, которых в той деревне расположилось до пятисот; советовали нам идти поскорее в церковную ограду и там где-нибудь укрыться, чтобы татары нас не приметили. Последовав тому совету, пошли мы к священнику и просили отворить нам церковь; добрый человек вынес нам сыру и хлеба и пустил нас в церковь, где мы прежде всего стали с сокрушенным сердцем молить Бога о милости и о спасении от татар; не зная, на что решиться, мы уже надеялись на одного янычара и думали, не поможет ли нам наш турецкий лист. Но и янычар боялся этих татар не менее, нежели мы: он весь побледнел и сказал нам, чтобы мы ни под каким видом не заговаривали с ним по-турецки.

Между тем татары разложили костры по деревне, жарили целых волов и баранов, обрезывали полуобжаренное мясо и ели, точно псы. Вскоре, когда мы вышли из церкви и стали кормить своих коней, увидели нас татары, и тотчас бросилось их к нам до двухсот человек, обступили нас и стали допрашивать, кто мы такие и откуда? Тут мы, вместе с янычаром, низко поклонившись им по-турецки, объяснили, что едем по султанскому повелению в Будин и показывали бумагу от султана. Но они сердито ответили, что невозможное дело пропустить нас, послали за своим гетманом, и одному милосердому Богу известно, что хотели учинить с нами. Нельзя было ждать нам от них никакого добра; мы так и думали, что всех нас либо возьмут в плен, либо зарежут, и так с отчаянием в душе молили мы Господа, чтобы Он был нам защитником и спасителем. Все это случилось уже на заходе солнца.

Дивное дело и великая сила Божия! Весь тот день был с утра совсем ясный, светило такое красное солнышко, не видать было ни тучки, ни маленького облачка. И что же? Премилосердый Бог никогда не оставляет уповающих на него: устроил Господь, что вдруг поднялся превеликий вихрь и вслед за тем такой страшный ливень, что как будто хляби разверзлись и облака ниспали на землю. Всю деревню и все рвы залило водой, залило и угасило все разложенные по деревне огни, и татары все побежали к своим коням. А мы, по совету несчастных крестьян, в самый ливень бросились скорее запрягать своих коней в повозки и тотчас выехали из деревни, взявши с собой крестьянина вывести нас на другую дорогу, мимо той, по которой мы прежде хотели ехать, так как по всем окольным деревням стояли татары. Лил проливной дождь без перерыва до полуночи, и мы, едучи под дождем, должны были беспрестанно вытаскивать из грязи повозки и коней и пособлять им; по дороге видели великое множество сожженных и опустелых деревень, слышали крик, стоны и рыдание несчастных жителей и мычание скотины, захваченной в добычу. Подвигаясь мало-помалу вперед, сколько давал Бог силы нам и лошадкам нашим, приехали мы часа за три до рассвета на луговину, дали коням сена и сами немного отдохнули; но едва успели чуть-чуть поесть наши кони, опять поехали дальше. Проводники наши заблудились ночью под дождем, отвели нас далеко от дороги и не могли опознаться, где мы находимся; и так пытались они убежать от нас. Но янычар, догадавшись, что хотят бежать, не пускал их от себя и, привязав обоих ремнем за шею, заставил идти впереди себя и указывать дорогу, грозя, что снесет им головы, если не выведут нас на прямую дорогу. В страхе искали они дороги, ощупывая землю руками, но все отводили нас еще дальше от дороги в другую сторону. Перед самым рассветом проводники привели нас в великий страх, объявив нам, что никак не могут опознаться, где мы находимся, но слышат где-то конский топот и речь людскую и потому боятся, как бы мы не попались в руки татарам, так как повсюду вокруг татары, и нам говорили: «Приложите-де ухо к земле и послушайте — земля дрожит, точно где-то люди едут». Мы со страхом прилегли к земле и точно, услышали: земля дрожит и как будто конский топот и шум людской; остановясь на том месте, держали мы совет, что нам делать. Когда совсем рассвело, увидели мы в чистом поле будто малый лесок и, не умея распознать, что такое, думали, что наверное татары, а иные уверяли, что видят, как там знамя по ветру колышется. Не видя себе ниоткуда помощи, мы было уже решились распрячь возы и разбежаться в разные стороны, какое кому будет счастье. Но один из наших возчиков пополз на четвереньках к тому месту, хотя разглядеть хорошенько, что там такое; подвинувшись поближе, он подлинно уверился, что это просто лесок, и закричал нам, чтобы мы не боялись. Наш любезный янычар, воображая, что они увидели христиан, хотел было ускакать от нас, но наши, ухватившись за коня, не пустили его бежать; мы же, как будто вдруг проснувшись, спешили подойти ближе к леску, дивясь друг на друга, какого страху тот лесок нагнал на нас. Совсем уже было светло, когда мы подошли, но, обойдя лесок, увидели прямо против себя до 30 турецких гусар с копьями и знаменами: они скакали прямо на нас с поднятыми копьями и, окружив нас, с криком «Аллах! Аллах!» приставили нам к груди копья. Мы крепко испугались, но наш янычар, как только услышал крик, приободрился и стал по-турецки здороваться с ними. На вопросы их, кто мы такие, откуда и куда едем, янычар дал им ответ, и так они, приударив лошадей, опять с криком ускакали. Турки эти были из отряда боснийского паши и высланы разведать, где находится султан и когда выступит к Ягеру. Тут только проводники наши распознали, где мы, и вывели нас на прямую дорогу к Пешту.