8 просинца (декабря) рано утром велел пан посол Креквиц накладывать на воз деньги 45 000 двойных талеров и послал их вперед к султанскому замку с своим драгоманом. Около 9 часов вечера оба посла поехали к султану прежде описанным порядком, со своими дворянами, которые ехали впереди попарно и везли дары, часы и серебряные вещи. По приезде к замку, у первых ворот увидели мы около ста вооруженных солдат, называемых капиджи, то есть привратная стража. Эти капиджи вроде того, что гациры или лейб-гвардия при дворе римского цесаря; урядники у них имеют должность комиссаров, т. е. отправляются с поручениями, а иногда употребляются и вместо палачей; когда происходит у двора какая смена пашей или велит султан кого-нибудь из придворных вельмож удавить, все такие поручения выполняют обыкновенно капиджи. Оттого должность их у турок в важном почете. Когда пропустили нас на первый двор за воротами, увидели мы по обе стороны прекрасные дома; в тех домах живут придворные ремесленники и рабочие и делают всяк свое изделие, вроде того, как у нас в Праге перед дворцом. Затем доехали мы до других ворот, там стояли также сторожа, и тут все мы должны были слезть с коней. За этими воротами жилище султаново, и туда ни одного человека, хотя бы и пашу, не пропустят на коне, а все должны слезать и идти во дворец пешком. На этом втором дворе стояло множество, несколько сот великолепных коней, турецких и арабских, все покрыты вышитыми коврами и все блестели золотом и драгоценными камнями; держали их ребята, и все, как у нас в Праге бывает в торжественные дни, ждали выхода господ своих. Все эти конюхи стояли тихо и чинно, не слыхать было ни крику, ни смеху, ни разговоров; а когда от которого коня явится сор, тотчас особливые к тому приставленные люди тот сор собирают и заметают; потом у них тот конский навоз на солнце сушат, толкут, просеивают сквозь сито и употребляют на подстилку лошадям, потому что в Константинополе неоткуда достать соломы на подстилку. Потом и наши, научившись от турок, делали своим коням такую подстилку, и кони так к ней привыкли, что с охотой на нее ложились, все равно как на солому.

Сойдя с коней, паны послы шли через ворота пешком до третьего двора, а мы за ними, а навстречу им вышли принять их двое пашей, из рады султанской. У тех ворот стояло несколько сот янычар. Отсюда те двое пашей привели послов в раду, или диван, а мы стали у входа; тут послы всем пашам должны были объявить, что они султану говорить будут, с тем чтобы ничего лишнего не говорили, кроме того, что пашам объявлено. Двое пашей, сложив руки накрест на груди, вышли из той радной палаты и пошли к султану доложить о пане после. Этот третий двор превеликий и пречистый; против самых ворот султанские покои; а с двух сторон и с третьей, где ворота, надстроены высоко два терема: по правую руку живут комнатные евнухи, а по левую руку жены султанские. От ворот до самых султанских покоев стояло, по правую руку, тысячи две или три янычар, все в чалмах и в разноцветных сукнях, точно расписанные; а по левую руку столько же спагов, или конных солдат, только они стояли пеши, без коней. И хотя тут было несколько тысяч народу, не слыхать было ни крику, ни шуму, ни разговоров, а все стояли в такой тишине, что подлинно на диво; и те самые янычары, которые на войне так буйны и своевольны, тут стояли, каждый перед своим начальником, в таком послушании, как и ребята не стоят перед учителями, не двигаясь, точно вытесанные из мрамора. Когда двое пашей вошли в ряд между янычар и спагов, стали, сложив руки на груди, делать поклоны, склоняя голову сначала направо, янычарам, потом налево, спагам; в ответ на то и они все, склоняя головы почти до колен, оставались в таком положении, пока паши мимо их проходили. Потом, когда паши, доложив султану, что послы цесарские просят быть допущены к целованию руки, возвращались тем же путем к послам, происходили опять тем же порядком поклоны направо и налево, янычарам и спагам. Вернувшись, давали послам наставление, как им и начальным их людям держать себя в присутствии султана, и подтвердили пану послу, чтобы не брал с собой большой свиты, так что он приказал идти за собой одним людям дворянского и рыцарского чина. Серебряные вещи, назначенные в дар, янычары держали в руках перед султанским покоем, так чтобы он мог их видеть.

Так за теми пашами пошли вперед паны послы, а за ними мы в середине между рядами и творили учтивые поклоны на обе стороны, сняв шапки с головы и склоняя головы; они же нам с своей стороны отдавали поклоны. У самых покоев вышел к нам навстречу с поклоном и приветствием Капи-ага, евнух и начальник двора, и повел нас в большую палату, которая вся была обвешана дорогими персидскими коврами, прошитыми золотом и серебром. Тут опять наши пошли через одну комнату к султану и, возвратившись, стали пана нашего спрашивать, не имеет ли при себе ножа или какого оружия. И по ответе обоих послов, что ничего подобного при них нет, ухватили оба паши пана посла с каждой стороны за руку (этот обычай заведен у них с того времени, как один хорват, испросив себе аудиенцию, умертвил султана Мурата, в отмщение за смерть своего сербского государя Марка Деспота), комнатные служители отворили им двери, завешанные чудесными коврами с золотом и драгоценными камнями. Паши, проведя пана посла к султану, учинили перед ним низкий поклон, а пан посол должен был сделать вид, как будто падает на колена, только паши по султанову веленью все время его держали и на колена стать не дали. Тут же приведен был драгоман, толмач турецкий, из потурченных христиан, и держал речь в кратких словах к султану от имени посла.

Во-первых, выразил поздравление от его цесарской милости, а потом передал султану с поклоном цесарскую грамоту, поцеловав ее прежде; ту грамоту султан передал Магомет-паше, то есть своему канцлеру, и спросил, здоров ли наш цесарь. После этой церемонии пан посол отступил в сторону. Тем же порядком приведен был пан Печ и, поцеловав у султана руку, также отошел в сторону. Потом стали служители проводить всех нас поодиночке в тот же покой к султану (но прежде обыскивали каждого, нет ли при нем оружия, впрочем, мы, зная, что то будет, оружия не имели при себе); подходя, мы целовали рукав у султана, и затем выводили нас вон. Султан сидел на возвышении с пол-локтя от полу, и на том месте, где сидел он, и около все было обложено великолепной золотой парчой, унизанной жемчугом и драгоценными камнями; впрочем, весь этот покой не могу описать подробно, потому что в короткое время нельзя было все высмотреть, да и глядели мы больше на лицо султанское, нежели на убранство залы; заметил только, что висели с потолка шары, и был от них такой блеск, как будто все были покрыты драгоценными камнями.

Когда все это было отправлено, мы тем же порядком вернулись через диван, и оба паши пригласили панов послов к обеду; им в особом покое поставили стол, и обедали они, сидя на стульях; но у турок не в обычае есть за столом, и на стульях не сидят они. Нас угощали в открытом зале, и все сидели на полу, на прекрасных коврах. Прежде чем дали нам обедать, видели мы, как подавали кушанье султану. Прежде всего вошли кравчие, человек с двести, все в одинаковых красного цвета сукнях, а на голове у них чалмы, наподобие янычарских, обшитые по краям золотом, и стали они рядом от кухни вплоть до покоя султанского, и тотчас всем поклон отдали наклонением головы. Стояли они тесно друг возле друга, точно намалеванные, а когда пришел час обеда, главный кухарь принес с кухни мису фарфоровую, покрытую другой мисой, и передал другому, кто возле него стоял, другой передал третьему и так далее, пока дошла миска до последнего, кто стоял у султанского покоя. Тут опять стоял другой ряд служителей, и один передавал другому тем же порядком, и так без всякого шума и звука блюдо подавалось быстро на султанское место. Таким точно образом множество этих людей стало рядом и к тому месту, где должны были обедать послы, и они передавали друг другу блюда, подаваемые на стол. И нам поставили таким образом на полу на ковриках около 70 блюд, а ковры покрыты были, вместо скатерти, персидской прекрасно вышитой кожей. Кушанья там были такие: курица вареная и жареная, рисовая каша, пилав сладкий, жареная баранина, салат из трав и пр.; каждому из нас положены были крашеные ложки, а ножей не было, и вина тоже. Когда кто хотел пить, подходил турок с кожаным мехом персидским, наливая через серебряное позолоченное горлышко в позолоченные ковшики сладкую лимонную воду с сахаром, по их названию арабшербет, и подавал гостям. Эта вода очень мне понравилась.