– Спасибо, Роман Данилович, кавказское спасибо. Правда, я не знаю, во сколько обойдется этот корпус в семнадцать этажей. Но все равно надо что—то делать. Откажусь от покупки дома в Риме, объявлю о продаже дома в Париже, донага раздену своих многочисленных родственников на Кавказе и, в конце-то концов, соберу требуемую сумму.

– Ладно: я вижу ты серьезно хочешь взяться за дело, придется выложить карты, так сказать… Он этот корпус стоит порядка двести миллионов долларов, а мы его выкупим за двести тысяч, понял? Но, я должен иметь долю, ну, скажем, одну пятую часть, поскольку Том Иванович тоже что-то себе оттяпает, да и сам господин Раскорякин не менее одной третьи отберет, оформив это на какую-нибудь дальнюю родственницу.

– Я вижу: ртов будь здоров, а что мне останется? – не стесняясь великого человека, спросил Тимур.

– Половина точно останется, – сказал Роман Данилович. – Ты знаешь, а я хотел бы быть на твоем месте. Ить если подсчитать, прикинуть умом, а не тем местом, на котором мы с тобой сидим, то затраты окупятся за два дня, а дальше зеленые бумажки потекут рекой. Так-то. Только ты, когда станешь сказочно богат, как наш Гусинский или Березовский, не задирай нос кверху. Русские этого не любят. А я русский и мой босс Афанасий Петрович тоже русский мужик: мы в Москворецком районе возглавляли районную партийную организацию при Горбачеве. Он был первым, а я третьим секретарем райкома по идеологии. Как видишь, мы из мягких кресел пересели в еще более мягкие кресла. Мы с господином Раскорякиным тоже будем иметь собственность где-нибудь на Кипре.

Роман Данилович поднес усохшую правую руку к виску и после короткого, едва заметного массажа, встал с кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Тимур, понимая, что сидеть больше не имеет смысла, тоже поставил свое туловище на короткие ножки.

– Ага, чуть не забыл совсем, е… его мать, банька-то когда? пойду, попарюсь, а почему бы нет? – произнес Тимур, весело улыбаясь.

– В пятницу, в пятницу, а когда же еще. Позвони мне по прямому проводу, короче по мобильному телефону для уточнения; и смотри, чтоб копченый угорь был. Страх, как я люблю эту рыбу.

В пятницу Тимуру нагрузили полную машину всякого добра, в том числе и десять килограммов копченого угря, целую сумку черной икры и всевозможных других деликатесов, а также ящики с водкой, коньяком, пивом и шампанским. Машина «Ауди» заметно просела, но Тимур посадил к себе еще двух помощников, в задачу которых входило выгрузить все это добро у гостиницы «Россия» и спустить в подвальное помещение, где располагалась самая шикарная сауна.

Эта сауна работала каждую ночь и тут поправляли свое здоровье самые выдающиеся сыны столицы России в зависимости от занимаемой должности: по понедельникам тут дышали сухим паром вместе с девочками чиновники низшего звена, по вторникам оздоровлялись чиновники следующий ступени и так вплоть до субботы. Пятница, как считал Роман Данилович, отводилась людям наиболее высокого ранга. И представительницы прекрасного пола были наиболее изыскано одеты… то бишь без одежды, и внешне красивы. В пятницу оздоровлялась московская чиновничья элита, исключая работников столичной мэрии и глав административных округов.

Заведующая сауной Елена Акимовна вытаращила глаза на Тимура и его двух помощников, притащивших тяжелые сумки, и стала крутить носом. Ей не понравилось то, что какие-то кавказцы привезли с собой провиант и спиртные напитки. Зачем все это, если на втором этаже шикарный ресторан, и там можно заказать все, кроме дедушки и бабушки, заплатив несколько дороже, а поскольку она сама принимала этот заказ, а потом доставляла его в подвал на лифте конечно, она не была и не могла быть обижена. А что? у этих чинуш денег – куры не клюют.

Но тут незнакомый мужчина невысокого поста с черными волосами, черными глазами вытащил пачку долларов, пристально посмотрел на Елену Акимовну и, наградив ее многообещающей кавказской улыбкой, спросил:

– Сколько?

– Одну тысячу баксов, – четко произнесла Елена Акимовна.

– Возьмите полторы.

– Благодарю. Пожалуйста, туда вниз, там налево, потом направо, прямо и снова налево.

– Это что, катакомбы что ли? Кто это все разберет?

– Подождите минутку. Томочка, проводи этих господ, грузинских князей, покажи им наши хоромы, а потом возвращайся, надо встречать и провожать остальных наших гостей.

Молодая девушка тут же взяла Тимура за руку и повела вниз, как мать маленького ребенка.

– Вы, должно быть, впервые здесь, – сказала она, приятно улыбаясь и сдавливая его руку. Ее живые и выразительные глаза все время заглядывали в глаза Тимура, черные, жгучие, кавказские глаза, которые так нравятся русским девушкам, что они часто, не задумываясь над тем, что будет потом, мимо воли идут на самый близкий контакт с обладателем этих волшебных кавказских глаз.

– Я помощник короля Марокко, – соврал Тимур. – Я хочу, чтоб вы были при мне и выполняли все, что я потребую. Передайте это своей начальнице.

– Го—го—го, это так мило с вашей стороны, король Марокко, но боюсь, что это невозможно, – защебетала Томочка, – вот если бы вы выслали мне приглашение, я с удовольствием провела бы отпуск в Марокко. Сколько у вас там жен и откуда вы так хорошо знаете русский язык?

– Я учился в университете имени Патриса Лумумбы. Приглашение я вам вышлю потом, но мы должны убедиться в том, что мы подходим друг другу.

– Если только в конце рабочей смены. Я вас найду. Побудьте вот здесь, а я должна вернуться наверх, – сказала Томочка, отпуская руку Тимура. – А пока вам предстоят несказанные наслаждения здесь, вон в тех комнатах, только не всю энергию расходуйте, оставьте и на меня хоть что-то, король Марокко. Я не хуже тех амазонок, что обитают в этих катакомбах, уверяю вас.

Тимур низко наклонил голову, а потом присел на кончик большого дивана, обтянутого черной кожей в освещении зеленых фонарей, издающих мягкий успокаивающий свет, но не разрушающий полумрак, где так хорошо чувствуешь себя вдвоем с какой-нибудь амазонкой.

Вскоре показалась целая толпа высоких, стройных хохотушек, довольно изысканно одетых, которые прошли дальше мимо Тимура, даже не взглянув на него. Тимур аж вспыхнул от такого высокомерия тех, кто прибыл сюда, чтоб весь вечер услаждать мужскую половину.

Но вот, буквально через минуту показался и Роман Данилович с каким-то незнакомым мужчиной невысокого роста, но крепкого телосложения, с довольно моложавым лицом и родинкой на правой щеке. Тимур встал, наклонил голову и протянул руку, однако подслеповатый Роман Данилович вместе с незнакомцем прошагали мимо, даже не взглянув на него.

Вслед за Романом Даниловичем в коридоре показались еще несколько мужчин, один из которых к удивлению Тимура кивнул ему головой, а затем и протянул руку.

– Вадим Петухов, депутат, – представился он. – Экая скверная сегодня погода, только в бане и сидеть. Пойдем, что ли?

Тимур с радостью присоединился и вместе с депутатом вошел в раздевалку. У женщин была другая, своя раздевалка, поэтому мужчины освободились от пут одежды, не торопясь, и как бы стали похожи друг на друга, отличаясь только ростом и размером живота. По животам можно было судить об обладателях этих мешков, расположенных ниже подбородка. У Тимура не было никакой торбы впереди, он выглядел не только плоскогрудым, но и плоскобрюхим. И потому он думал, что среди этих тузов с огромными курдюками он самый маленький человек и на него мало кто обратит внимание.

Все освободились от одежды полностью и направились в столовую, где уже спешно накрывались столы. Две официантки совершенно не обращали внимания на голых мужчин, они молча делали свое дело, а когда все было доведено до конца, в один голос произнесли:

– Приятного вам вечера, господа.

Тимур с трудом узнал Романа Даниловича в обществе бородатых, подслеповатых, толстобрюхих, с двумя тремя подбородками совершенно обнаженных мужчин, одинаково важных, одинаково темпераментных, но разно амбициозных обитателей подземного притона, называемого сауной. Он долго присматривался к двум старичкам, сидевшим в самом углу на небольшой скамейке, почти что в обнимку. «Неужели это он? Гм, развалина. Да кто на тебя позарится? кто из этих красавиц, что щебечут, как сороки в другой комнате, даст тебе погладить морщинистой дрожащий рукой свою тугую грудь? или кто из них примет тебя в свое лоно, пусть давно лишенное невинности? Подойду, однако, поближе, и ты поднимешь свою харю, и наши глаза встретятся, а то ишь прошел мимо, не сказал ни слова».