Тимур уверенной походкой направился к Роману Даниловичу, что-то кому-то живо доказывающему, грозящему кулаком и размахивающему руками. И когда он подошел к Роману Даниловичу так близко, что коснулся его колена, Роман Данилович, перевел свой взор, полный презрения и возмущения, – кто это осмелился нарушить его покой, как вдруг вспомнил, что перед ним тот самый кавказец, что принес в качестве подарка коробку с конфетами. Тот, который собирается выкупить один из корпусов гостиницы «Севастополь». А то и завод ЗИЛ целиком.

– А, так это ты, голубчик? А я все рыскаю глазами и не могу тебя нигде увидеть. Уж очки собирался напялить на переносицу, да Том Иванович не разрешил. Присаживайся, голубчик Тимоша: мы как раз с Том Ивановичем обсуждаем этот вопрос. И находим взаимопонимание. Особенно в части соучредителей. Мне бы тоже не мешало отхватить хоть два процента, ну хоть один про́цент, да Том Иванович опасается за мой имидж: ведь районы—то у нас разные, а вдруг этот Ейцин уйдет на покой, а ему на смену придет новенький с гаечным ключом и начнет заворачивать гайки, да так, что резьба не выдержит?

– Нет, нет, – запротестовал Том Иванович, – мы ограничимся в масштабах одного района. Как бы я ни любил вас, дорогой Роман Данилович, но позволить такое просто непозволительно. Это слишком щекотливый вопрос, он, можно сказать, государственный вопрос. Государству нужны капиталы и оно решило некоторые объекты передать отдельным гражданам на взаимовыгодных условиях. Я могу только согласиться на предварительный звонок, скажем завтра вечером, я буду на даче, и мы можем встретиться на Минском шоссе, 26—й километр и там начать переговоры. Позвольте вашу визитку.

– У меня, к сожалению, нет с собой визитки, – произнес Тимур, хитро поглядывая на солидного человека с массивным животом, опирающимся нижней своей частью на колени.

– Тогда, как быть, Роман Данилович? я тебе и только тебе доверяю полностью и окончательно, как скажешь, пусть так оно и будет.

– Отдай ему свою визитку с номером своего мобильного телефона, и дело с концом, – сказал Роман Данилович.

Тимур получил карточку и побежал в раздевалку, чтоб спрятать ее в карман пиджака. Когда он открыл дверь, амазонки чуть не свалили его с ног. Одна из них с нарочитой улыбкой преградила ему путь, чмокнула его в губы, и ручкой, такой мягкой и такой нежной пощекотала ниже пупка, затем расхохоталась и только потом вошла в столовую, где не смолкали мужские аплодисменты.

Тимур сплюнул и, войдя в раздевалку, прилип к визитной карточке, на которой золотым теснением было написано: «Правительство Москвы. Юго—Западный административный округ. Подь-Подько Том Иванович, помощник главы администрации ЮЗАО. т. 128—88—77».

Тимур бережно спрятал визитку во внутренний карман, затянул его молнией и вернулся в столовую, где застал весьма пикантную романтическую картину, от которой однако не испытал никакого восторга. Молодые девицы, уже розовые от вина, как спелые помидоры, сидели на коленях своих кавалеров и гладили бархатными ручками по огромным животам, а чиновники от тридцати до шестидесяти, лихорадочно массировали девушкам интимные места, пытаясь жирными губами ухватить сосок груди, как это делают маленькие дети. Кажется, все девушки были при деле, и Тимур понял, что ему здесь делать больше нечего.

Но уйти, не поставив в известность Романа Даниловича, он не мог и потому стал напрягать зрение, чтобы отыскать его в объятиях красотки, в полулежащем виде совершенно немощного, безвольного, способного только мычать. Так оно, в сущности, и случилось: Роман Данилович, как никогда хотел принять готовность номер один, и когда партнерша гладила его по животу, закрывал глаза и мурлыкал от необычного ощущения.

Тимур подкрался к нему и ухватился за плечо, но Роман Данилович, думая, что это рука партнерши, которая тормошит его, чтобы он проснулся и увел ее в другую комнату, комнату любви, не открывая глаз, пробормотал:

– Позже», позже»…

– Это ваш товарищ, – сказал ему девушка на ухо.

– Тимур, – подсказал Тимур, что стоял рядом и улыбался.

– Кто бы ты ни был – изыдь, долой с моих глаз, – проворчал Роман Данилович и принялся лизать коленку своей партнерши. Тимур постоял еще некоторое время, пытаясь найти Том Ивановича, но ему снова не повезло: Том Иванович, находясь в полной боевой готовности, схватил на руки свою партнершу, ту самую с голубыми глазами, и направился в комнату любви. Девушка с блаженной улыбкой на лице дважды успела моргнуть Тимуру и стала болтать ножками, как бы пытаясь высвободиться из цепких рук великого человека принявшего готовность номер один.

«Дела не будет, – подумал Тимур, – все пребывают в другом мире и это очень даже хорошо. Если бы можно в этих условиях заключить сделку на покупку второго корпуса гостиницы, он бы мне достался за копейки. И Роман Данилович и Том Иванович сейчас мягче разогретого воска: они не только гостиницу продадут, они Родину продадут и возьмут недорого. Что ж! придется заняться этим в другой раз».

Тимур, медленно ступая, вышел из столовой и направился в раздевалку. По пути в раздевалку он успел выкурить сигарету, прогуляться по коридору, потратив на все это минут десять, а может и все пятнадцать, и только потом открыл дверь раздевалки.

Едва он успел надеть нижнее белье, как в раздевалку ворвалась та самая вертлявая, голубоглазая девчонка, которую уносил Том Иванович, и тут же повисла у него на шее.

– Ты куда? – спросила она. – Останься, мы поладим. Этот осел ни на что не годен. Он может только раздразнить женщину. А я… вся горю. Я твоего дружка так обработаю и верхними и нижними губами, что ты верещать будешь от удовольствия, отдай мне его, отдай добровольно, не то ухвачусь и оторву.

– Я не приемлю коллективный секс: я южанин, – объяснил Тимур.

– Я пойду, приму душ, вымоюсь с мылом и вытрусь чистым полотенцем и явлюсь чистой как стеклышко, только ты не уходи.

– Хорошо, иди, я подожду.

Девушка направилась принимать душ, а Тимур в это время оделся и вышел на улицу. Его машина стояла рядом, а шофер, откинув сиденье, дремал, прислонив голову к боковому стеклу.

В субботу и воскресение Тимур в кругу своих близких родственников, прикидывал, сколько же прибыли он получит в месяц, если выкупит гостиничный корпус с первого по семнадцатый этаж в течение месяца. Если в течение суток всего один этаж, который он снимал за наличный расчет, стоил пять тысяч долларов, то выходило что за месяц он выручит два миллиона пятьсот пятьдесят тысяч долларов. Москворецкий рынок приносил прибыли в двадцать раз меньше.

Когда Артур, старший брат Тимура, а именно он занимался подсчетом прибыли в месяц, огласил эту фантастическую сумму, все схватились за голову.

– Надо бросать эту бандитскую группировку. Ты, дядя Тэймур, откажись от руководства ею, – зачем она тебе теперь нужна, пусть они грызутся там, режут друг друга, стреляют друг другу в спину, нам до них дэла нэ будэт. Ми будэм заниматься крупным бизнесом и начнем всех посылать на х.

– Ти молчи, сопля, – произнес Артур покровительственно. – Ми с Тэймур сначала усо закупим, узаконим, а потом будэм смотреть: пойдет прибыль, как ми рассчитываем – бросим этот рынок, как бросили Пицунда ради Москвы, нэ пойдет прибыль – будэм расширять влияний на рынок. Как думает мой мудрый брат Тэймур?

– Приблизительно я думаю так же, как думаешь ты, Артур. Завтра я звоню Подь – Подько, он мне назначает встречу где-нибудь в лесу, а возможно и у себя в кабинете, тогда и начнутся переговоры один на один. Если он запросит два-три миллиона долларов, я не найду таких денег.

– Ми продать дома на Пицунда, – предложил Гиви, отец Тимура, который до сих пор молчал.

– Не дома, а квартиры, – поправил сын.

– А, какой разница? – сказал отец, несколько недовольным голосом: на Кавказе не принято, чтобы сын возражал отцу, даже если отец неправ на все сто.

– Разница в том, – не уступал Тимур отцу, – что за одну трехкомнатную квартиру в Пицунде можно получить не больше четырех тысяч долларов, а это все равно, что ничего. Я эти четыре тысячи соберу на рынке за пять минут.