Бархатная революция, как это ни странно перевернула все с ног на голову. Завод тут же стал нерентабельным и прекратил выпуск продукции: утюги, стамески, сверла, дрели, топоры и всякий хозяйственный инвентарь, хлынул из-за границы в таком количестве, что народ просто растерялся – что покупать. Продукция завода на Каховке, по сравнению с импортной, выглядела сиротливо и жалко.
Администрация Юго—Западного административного округа просто не знала, кому бы этот завод сбагрить. Нашелся человек по фамилии Волков, который предлагал закупить за рубежом новое оборудование и возобновить выпуск продукции, но над ним только посмеялись.
Когда Натали сказала своему возлюбленному, что Тимур хотел бы выкупить завод метало хозяйственных изделий, Ефим Андреевич, будто речь шла о продаже устаревшего телевизора, сказал:
– Пусть этим займется Подь – Подько, я подпишу любую бумагу. Этот завод сидит у меня на шее, как и другие предприятия. Интересно, что он с ним, с этим заводом собирается делать?
– Он разрежет его на металлолом, и этот металлолом продаст китайцам, – сказала Натали. – Я сегодня к нему ездила в гостиницу. Он мне отсчитал двадцать тысяч долларов. Это моя прибыль за прошлый месяц.
– Я знаю, что ты к нему ездила, – сказал Ефим Андреевич и осекся.
– Ты что, следишь за мной? И тебе не стыдно? А что если я переоденусь в комбинезон дворника и махну на улицу Тверская? Ты этого хочешь?
– Успокойся. Если следят за тобой, это значит, что следят за мной. Есть службы, которые получают за это зарплату. Вот они и следят. Пусть следят.
– Это ужасно, – сказала Натали. Она была очень расстроена и тут же в присутствии гражданского мужа позвонила Тимуру и сообщила, что проблема с приобретением завода, решена и что ему надо согласовать этот вопрос с Подь – Подько.
Тимур не стал откладывать в долгий ящик решение этого вопроса и отправился к Подь – Подько на следующий же день. Том Иванович уже знал, он получил устное распоряжение от своего начальника Раскорякина, а так как договора не было, сколько же надо запросить за этот проклятый завод, то Том Иванович, руководствуясь собственными сиюминутными интересами, запросил всего четыре тысячи долларов. Тимур тут же вытащил эту сумму из портмоне и вручил их Том Ивановичу.
Через два дня все документы на покупку завода уже были в руках Тимура. Тимур стал собственником завода. Он и на этот раз не растерялся. Внимательно следя за китайцами, он заметил, что Дэн и его помощники никуда не отлучались. Следовательно, согласование по цене превышающей в два раза за тонну металлолома – это просто выдумка Дэна, его тактический ход.
Тимур не стал напоминать о сделке китайцам, и Дэн издали начал подбираться к этой теме.
– Моя не поехала на Китай, у нас металл так много, моя не знает, куда его девать этот металлолом: сушить, молоть, в землю закапывать, – говорил Дэн.
– Девай, куда хочешь. А я завод выкупил и в ближайшее время мой человек отправится в Южную Корею с предложением заключить договор на продажу десяти тысяч тонн металлолома. Корейцы покупают наш металл в Томске по шестьдесят долларов за тонну, а здесь я отдам им по сорок.
Дэн снова побледнел, резко повернулся и ушел, не оглядываясь. Он тоже мог платить по шестьдесят долларов за тонну, потому что у себя на родине фирма платила ему девяносто долларов за тонну. Дэн долго не появлялся, но его сотрудники следили за каждым шагом Тимура. Когда Тимур разгадал их тактику, он всем объявил, что уезжает в Сеул сроком на две недели. Он заказал билет на самолет, упаковал чемодан и стал спускаться к машине, что ждала его перед подъездом. Тут-то, на ступеньках и подкарауливал его Дэн вместе со своими помощниками и переводчицей.
– Твоя туда, моя сюда, ловить тебя и заключать договор на десять тысяч тон металл. Моя платить сорок доллар, это так много, так много, великий кормчий, прости раб твой, почитатель твой Пын Дэн Хуан и не дай ему разориться. Один тонн сорок доллар. Только никому не сказать, сколько ми платить, это есть коммерческий тайна. Сяо, кяо – рао. Хуа Муа Ли, переведи все пожалюста.
– Наш коммерческий директор господин Пын Дэн Хуан говорит, что во имя дружбы между нашими народами и защиты социализма в обеих странах, надо ненужный металл одной страны, переправить в другую страну, озаренную идеями Мао. Идеи Ленина – куку, идеи Мао живут вечно, поскольку они бессмертны. Там наш промышленность сделать ракета, ракета послать в космос, чтоб господин Буш видел и слышал мощь китайского народа, и никогда не планировал разрушить идеи Мао. Потому мы платить сорок доллар на один тонн металл, что подлежит строгой коммерческой тайне. Один тонн металл на граница с Китаем, сорок доллар на карман Тимур: ваш доллар, наш металл.
– Это другое дело, – сказал Тимур. – А то я уж в Корею собрался. Корейцы могли бы и пятьдесят долларов дать за тонну металлолома, они щедрые люди, я их хорошо знаю: сам служил в Монголии, а это по соседству с Кореей.
Дэн что-то долго говорил на своем родном языке, понятном только переводчице Ли и другим китайцам, что стояли рядом и смотрели на него, раскрыв рты, будто перед ними был сам великий кормчий Мао.
– Наш дорогой, наш мудрый директор Дэн, вооруженный идеями Мао говорит, – начала Ли, – что никуда Тимур ни ходить, ни ездить не надо. Корея это очень далеко, за высокими горами, за синими морями, за тысячи миль от поднебесной. И это Южная Корея, не такая дружественная нам страна, как Северная Корея с великим Ким Ир Сеном во главе, который после нашего кормчего Мао, занимает первое место в мире по уму, по доброте, по красоте, и по всем остальным показателям.
– Я ничего не понял, – сказал Тимур. – Зачем так много говорить и все вокруг да около, скажите конкретно: будете подписывать договор на закупку металла или нет?
Ли повернулась к Дэну, уставилась на него недобрыми глазами и произнесла, как показалось Тимуру, всего одно слово, типа, мяо—бяо—ляо.
– Будэм подписяо на договоряо, – проговорил Дэн на русско-китайском языке и снова повернулся к переводчице Ли. Казалось он произнес одну фразу, при этом дважды топнул ногой, после чего Ли стала пересказывать то, что запомнила.
– Наш выдающийся коммерческий директор Дэн имеет честь заявить, что он готов к подписанию договора о покупки ненужного металлолома, который годится только на переплавку и который можно переплавить только в Китае на заводе имени Мао, но у него нет печати, печать была только у Мао и Дэжн Сяо Пина. Когда Мао ушел на отдых до четыре тысячи пятисотого года, он забрал эту печать с собой, а нам разрешил заключать международные договора, в том числе на закупку металлолома за границей без печати, с одной только подписью
– Да хоть с отпечатками пальцев, были бы деньги, – сказал Тимур.
– Сьяо! произнес Дэн и срочно достал шариковую ручку.
Наконец, договор был подписан. Начался трудный процесс расчленения станков и другого оборудования, погрузка металлолома на самосвалы и доставка его на Казанский вокзал. Работа закипела и уже через месяц от завода, построенного когда-то вдали от города, а теперь оказавшегося в районе жилых домов, остались только стены. И стены подлежали сносу: к зданию профтехучилища, закрытому и тоже проданному коммерческим структурам, планировали пристроить еще один корпус.
Тимур выложил двадцать четыре тысячи, а заработал четыре миллиона долларов. Ни господин Раскорякин, ни господин Подь – Подько и вообразить не могли, что эти чудаки китайцы могли заплатить такие деньги не за военный самолет или баллистическую ракету, а за обыкновенный металл, никому не нужный в Российском государстве. Это гораздо позже, уже при новом президенте, дотошные журналисты стали кричать на всю страну, что на Дальнем востоке демонтируются целые, в том числе и оборонные заводы на металлолом и все это увозится в Китай для продажи. Даже взлетно-посадочные полосы разбирают и увозят. Русские губернаторы, чувствуя, что они далеко от Москвы и находятся как бы в зоне недосягаемости, просто творят чудеса: сами себе платят налоги, а когда им этого не хватает, распродают национальные богатства страны. И это не только заводы. Это и рыба, ценная рыба, икра, – все идет в Китай за зеленые бумажки. А министры в Москве, что они делают, как они реагируют на эти вопиющие факты? А никак. Министры тоже люди и они хотят жить. И не только сейчас. Каждый знает, что портфель министра – ненадежный портфель: сегодня он при тебе, а завтра надо его передавать другому, такому же голодному и потому ненасытному, как и всякий русский человек.
