Хедин наблюдал за тем, как заполняется карта. Это было похоже на реставрацию картины, когда накопившиеся пыль, грязь, и копоть свечей удалялись, чтобы проявить скрытые под ними яркие краски.

У него за спиной стоял исполненный предвкушения Магистрат.

— Откуда такое нетерпение? — спросил у него Хедин.

— Я чувствую его, — сказал ему Магистрат. — Могущество. Галлифрей на пороге открытия того, благодаря чему он окажется… ещё даже непонятно где.

Хедин тоже чувствовал это. Повелители времени чувствовали течение времени, как менее развитые расы чувствовали движение воздуха.

— Но мы и так уже самая могущественная раса во вселенной. Разве этого недостаточно?

Магистрат улыбнулся и покачал головой.

— Одну генерацию назад Президент думал так же, как и вы, — сказал Хедин.

Магистрат приподнял бровь:

— Правда? Я и не думал, что его амбиции распространялись на что-то, кроме разработки новых церемоний.

— Мы с ним вместе изучали Старое Время. Тексты РОД, легенды о Рассилоне и Омеге.

— Тогда галлифрейцы были гораздо более предприимчивыми.

Улыбка Хедина угасла:

— Можно это, конечно, и так называть.

— А вы с этим не согласны?

— Нет, — сказал Хедин, словно извиняясь. — Многие годы я считал, что самое лучшее в том, что Галлифрей — самая великая сила во вселенной, то, что ею не стал никто другой. Представьте себе мощь Галлифрея в руках далеков или Фракции Парадокс. Лучше не пользоваться возможностями, чем пользоваться ими неразумно.

Магистрат недовольно посмотрел на него:

— Если бы Рассилон думал так же, как вы…

Зазвучал звонок.

Это было срочное сообщение от лорда Норвала.

Он обнаружил Источник.

Доктор нагнулся над Саваром. Даже без сознания его лицо казалось свирепым и сосредоточенным. На глазах у Доктора тень сползла, и Савар вновь стал прежним: маленьким и тихим.

— Должно быть, рассвело, — сказала Ларна.

Глаза Савара раскрылись. Он не помог понять, где он находится, склонившийся над ним Доктор мешал ему оглядеться. Доктор наклонился ещё ближе.

— Где я?

— Один из центров управления энергообеспечением, — сказала в другом конце комнаты Ларна.

— Я что…

Доктор кивнул ему:

— Ещё как, — он протянул ключ, — и всё это было связано с вот этим ключом. Что в нём такого важного?

— Он открывает дверь моей ТАРДИС, — сказал Савар.

— Вашей первой ТАРДИС? Той, которая была утеряна?

— Да.

— Иными словами, вы снова её нашли. Где?

— Там, — сказал Савар, поворачивая голову в сторону дисплея.

Доктор бросил на него взгляд и нахмурился, а потом снова посмотрел на Савара.

— В самом конце времён. Туда непросто добраться. Почему ради неё стоило убивать и похищать людей, хм? Что в этой ТАРДИС, лорд Савар?

— Могущество больше, чем у Бога, — сказал тот.

ТАРДИС лорда Норвала была белым обелиском, вращавшимся в космосе.

В его огромном отсеке управления была треугольная центральная консоль. Рядом с ней стоял Норвал, время от времени он изменял курс, убеждался, что сканеры ТАРДИС работают с максимальной эффективностью, и что связь со Станцией не разрывается. Он был невысоким мужчиной, в желтовато-зелёной тунике без воротника. Магистрат выбрал его потому, что иногда он выполнял поручения Верховного Совета: доставлял сообщения, выступал в качестве эмиссара. Но главным образом он был астрономом, в своей стихии в этой странной холодной вселенной. Это было место, о котором он читал только в научных журналах, сказочная страна, где время шло вспять, а звёзды были холоднее льда.

Источник выделялся на этом тёмном фоне. Его температура была всего на несколько градусов выше абсолютного нуля, но он был самым горячим, самым энергичным объектом из всех, которые до сих пор существовали. Даже чёрные дыры, не испускающие ничего, кроме излучения Хокинга, выглядели бы тут горячими. Помимо температуры, он выделялся ещё и формой. Все чёрные дыры при обзоре выглядели крохотными точками. А этот объект напоминал линию. Приборы ТАРДИС автоматически предупредили о его присутствии, и Норвал изменил курс, чтобы взглянуть на него ближе.

Ещё за много световых лет до него сенсоры временного поля начали сходить с ума, регистрируя Эффект. В этот момент Норвал больше не сомневался в своих подозрениях. Он тот час же подал сигнал Станции о том, что он обнаружил Источник.

На таком расстоянии даже галлифрейские технологии не позволяли получить чёткое изображение объекта, уж слишком много было чёрных дыр и облаков тёмного вещества, приблизившихся друг к другу из-за сжатия вселенной. Магистрат предложил ему переместить ТАРДИС туда, откуда будет лучше видно. Норвал решил не торопиться и задал координаты точки примерно в десяти световых годах от объекта. Найти подходящее место было довольно просто даже в отсутствие точных карт этого района.

Он раскрыл заслонки сканера.

Даже с такого расстояния объект доминировал на экране.

Когда сталкиваешься с бесконечным каждый день, как это делают повелители времени, оно становилось банальным, легко представимым, но не поддающимся объяснению. На первый взгляд объект показался Норвалу похожим на вязальную спицу, которою воткнули в чёрную виноградину. Компьютеры поставили его в известность о том, что этот объект имел длину в один световой год, а чёрная дыра имела диаметр в три раза больший, чем Галлифрей. Но ни одна из иллюстраций не помогала ему осознать это… даже в галлифрейском языке не было подходящих слов для того, чтобы передать масштаб этого зрелища. Все системы корабля начали жужжать и чирикать, обрабатывая новые данные. Данные сразу передавались на Станцию. Это давало Норвалу возможность заниматься собственными наблюдениями, попытаться свыкнуться со Спицей. Он был уверен, что в известную на Галлифрее эпоху ничего подобного не существовало. Он связался с Магистратом, который проверил данные при помощи матрицы.

Голос Магистрата зазвучал со всех сторон, из разных динамиков:

— Лорд Норвал! Объект искусственный. Повторяю: его кто-то создал.

— Я был калекой много лет, — начал Савар, — но понятия не имел о том, что меня искалечило. Мои сны были ярче и насыщеннее, чем раньше, но, когда я просыпался, я не помнил ничего, кроме проблесков цвета или ощущения движения. Где-то была истина, она манила меня. Я чувствовал, что что-то следит за мной — красные глаза в небе, красные глаза на стенах, на полу, на потолке.

Последние десять дней всё было иначе. По ночам я… это всё брешь в пространстве-времени. Она влияет на сознание. У вас обоих из-за неё были кошмары. Теперь наступление ночи меняет меня, преобразует меня в прошлого меня, оставляя при этом текущие воспоминания. Оно превращает меня во что-то, что не есть мною, в искажённую злобную версию меня, в то, кем я мог бы быть. Почему именно меня? Потому что я был там, у её создания. Я видел лицо Бога.

Когда-то, будучи молодым и заносчивым, я думал, что могу изменить вселенную. В это верят все, кто только начинает жить. Несколько моих ровесников думали так же: твой отец, Хедин, твой наставник, леди Зурвана, и даже наш любимый Президент… хотя тогда он был всего лишь Канцлером. Вообще-то, это было ещё до того, как ты получил свою учёную степень, так что ты тогда, наверное, ещё не называл себя Доктором. Нет. Хедин так и был Хедином.

Полдень в Паноптикуме. Знамёна, солнечные лучи. Это было до или после твоей свадьбы? А как насчёт детей? Это было до того, как у них появились дети. Конечно же, до… Ты был гораздо моложе, стоял рядом со своим отцом. Ты… ты был очень похож на теперешнего себя. Мы играли в шахматы, я у тебя выиграл, и ты чуть не расплакался. До этого у тебя никто не выигрывал. Пока мы играли, взрослые говорили об астрономии. Оказалось, что ты знаком с пределом Чандрасекара. Как раз в этот день, утром, ты изучал чёрные дыры. Других это впечатлило, и я, из вежливости, тоже похвалил.