— Кажется, я снова нашёл Бога, — печально сказал Савар.

Ларна улыбнулась ему:

— Вы не против, если я воспользуюсь пультом?

— Нет, что вы, дорогая, — он отступил назад, чтобы пропустить Ларну.

Вейм стал рядом с ней и проверил показания. Савар перепрограммировал пульт, сбил его с тщательно выбранных координат, за которыми пытался проследить Вейм.

— Нам нужно увидеть прибытие инопланетного флота, — сказал он Савару.

Савар хихикнул и указал на дисплей.

Пространство и время изящно развернулись, и два космических флота появились на выделенных для них позициях, каждый над своим полюсом Пазити Галлифрея.

В этот раз весь дисплей был пометках, сделанных Саваром. Ларна остановила изображение и начала просматривать пометки. Вейм уже знал, куда нужно смотреть, и уже видел, что там действительно было что-то необычное.

— Там стена… чего-то, — сказала Ларна. — Словно рябь в пространстве-времени. Она указала на дисплей. Там было едва заметное искажение, по всему изображению, оно начиналось позади Пазити и проносилось сквозь Галлифрей ровно за столько времени, сколько было нужно для открытия врат Вихря. Словно на изображении на мониторе не хватало одного пикселя, не более.

— Молодец, что заметил это, — сказала Ларна.

— Что это? — спросил Вейм.

— Это конец вселенной, — сказал Савар, — и ничего мы с этим не сможем сделать.

Другой Доктор залез к ним, и они стали рядом, как близнецы.

— Разве это не нарушает Законы Времени? — спросил Магистрат, не зная, к которому из Докторов ему обращаться.

— Нарушает, но не все, — ответил Доктор и засмеялся со своей шутки.

— Жаль, что это не я сказал, — прошептал Доктор.

— Ещё скажешь, — ответил ему Доктор.

Магистрат посмотрел на нового:

— Ты из будущего?

— Я — он — из будущего через полтора часа. Я только что вернулся со встречи рутанской делегации.

— И как, всё прошло гладко? — спросил у себя Доктор.

— Ты же знаешь, что я не могу ответить, не вызвав серьёзных последствий для Паутины Времени. Всё было нормально, а судя по улыбке, которая будет на моём лице через час, сонтаране тоже не создали никаких проблем.

Оба Доктора посмотрели на свои наручные часы.

— Нам лучше занять свои места, — сказали они.

— Незачем сверять часы, — заметил Магистрат. — Или Докторов.

Более ранний Доктор хлопнул свою копию по плечу:

— Я отправляюсь на Западную Платформу. Не делай ничего такого, чего бы не стал делать я, — посоветовал он и начал слезать вниз.

— Я знал, что он это скажет, — проворчал Доктор.

— Может быть, это неисправность камеры, — предположила Ларна. — Нужно посмотреть логи контрольных модулей.

— А разве они вообще ломаются? — спросил Вейм.

Савар мудро кивнул:

— О да, время от времени.

Вейм сердито посмотрел на него:

— Я не у вас спрашивал! Ларна?

Она пыталась закрыть запущенные Саваром программы, но у неё не получалось.

— Вы не могли бы позволить мне проверить?

Савар покачал головой, улыбаясь, как идиот:

— Я ещё не закончил.

Ларна попробовала ещё раз.

— Что это может быть? — Ларна нахмурилась. — Так, камеры бесконечности черпали свою информацию из Матрицы. Они наблюдают не настоящую вселенную, а лишь её очень, очень подробную компьютерную модель. Подробную до последнего кварка. Может быть, была ошибка в данных?

— И что её вызвало?

— Интервенция, — вдруг сказал Савар. — Божественное вмешательство.

— Ни у одной инопланетной расы нет доступа к Матрице. Ну, больше нет. За долгие годы многие расы пытались и… — она замолкла, глядя на два флота, зависшие над Галлифреем. — Если этим отображением вселенной манипулировали, флоты сейчас могут быть в совсем другом месте. Вместо них сквозь врата Вихря могло пройти что-то другое, что-то, что мы не можем увидеть. Доктор, возможно, направляется прямо в ловушку…

Она посмотрела на встроенный в пульт хронометр: 8.89 колоколов.

— Солнце вот-вот сядет. Он должен быть в Паноптикуме. У меня мало времени…

Подобрав подол ночнушки, она выбежала из зала.

Взвод Стражи окружил зону материализации, Доктор стоял чуть в стороне от центра. Позади него на горизонте Капитолия доминировала похожая песочные часы Цитадель повелителей времени. Воздушное транспортное движение было направлено в обход этой части города, но всё равно было очень интенсивное.

Все часы хором начали бить девять колоколов.

Центр платформы начал мерцать. В трёхмерном пространстве вращалась чёрная пирамида. Она продолжала висеть и медленно крутилась. У Доктора в руке был синий планшет управления. Он нажал зелёную кнопку.

Пирамида перестала вращаться и исчезла, а на её месте остался один рутанин, если про рутанина можно было так сказать. Он был бурлящей массой слизких, вязких веществ, словно гигантская устрица, плавающая в густом овощном супе. Изнутри оно светилось и пульсировало. А затем, так же быстро, как зрачок адаптируется к яркому свету, рутанин начал приспосабливаться к новому окружению. Его внешние слои стали толще, как пенка на остывающем какао. Снизу начали вырастать щупальца, рассеянное свечение начало концентрироваться в трёх точках в глубине тела. Они подсвечивали возникающие внутренние органы и мышечные структуры существа. В считанные секунды рутанин преобразовал себя в существо, напоминающее прозрачного кальмара. Вокруг него потрескивало электричество.

Существо было неподвижно, не подавая никаких признаков того, что понимает, где находится.

Доктор облизнул губы.

— Э-эй? — позвал он.

Никакого ответа, даже ни одно щупальце не шелохнулось. Доктор подошёл к рутанину. Без глаз, безо рта, без носа… как оно вообще мир воспринимало? Явно не зрением, не слухом, и не обонянием. Должно быть, для рутанина мир представлял собой флуктуации температуры и изменения в локальных электрических и магнитных полях. А может быть, он даже и не видел разницу между ними. Для телепатического группового сознания метаморфических амёб вселенная, возможно, существовала в одном из двух состояний: рутане и не-рутане.

Доктор нагнулся над рутанином, не зная, чувствует ли тот его присутствие.

На боку рутанина появилась щель. Её ширина была как раз такой, что Доктор мог бы просунуть в неё ладонь, хотя он, конечно же, не собирался этого делать. Щель приоткрылась, её края уплотнились. Внутри она была чёрной.

Доктор понимал, что смотрит гораздо дольше, чем это предполагали правила приличия, но сомневался, что рутанин мог на это обидеться, да и вообще хотя бы отличить одно выражение гуманоидного лица от другого.

Щель раздвинулась ещё шире, и Доктор увидел в ней зубы. Ряд белых зубов, как у младенца, а за ними толстый красный язык.

— Приветствую, повелитель времени, — сказал рот рутанина женским голосом. — Гортань гуманоида не способна воспроизводить звуки рутан, гуманоидный мозг неспособен воспринять сложность их лексики, грамматики и синтаксиса, а гуманоидная нервная система не способна полностью воспринимать язык рутан. Поэтому нам пришлось адаптироваться к вашему примитивному методу коммуникации.

— Это очень предусмотрительно с вашей стороны, — ответил Доктор на чистом рутанском.

Рот раскрылся от удивления.

— Не пройдёте ли за мной? — любезно предложил Доктор.

Единственный лифт, позволявший опуститься с этажа камеры бесконечности в Паноптикум, был зарезервирован для повелителей времени, чтобы ограничить доступ к находящимся между этими этажами причалами ТАРДИС. Ларне пришлось воспользоваться пожарной лестницей, которая спиралью шла вокруг шахты лифта. От камер бесконечности до этажа Паноптикума были в буквальном смысле тысячи ступеней. Жёстких, серых, каменных ступеней. На половине пути Ларне пришло в голову, что нет никаких причин не сделать лестницы размерно-трансцендентными. Довольно просто спроектировать лестницу так, что никогда не придётся подниматься или опускаться больше, чем на один пролёт, независимо от того, на какой этаж нужно попасть. Она начала мысленно моделировать оптимальное решение. Математика отвлекала её от судорог, от разболевшихся ног. К тому времени, когда она спустилась до конца лестницы, она уже всё спланировала, и поклялась при первой же возможности поднять этот вопрос на Совете.