Т р е у м о в. Послушайте, Соковников… Вы адреса своих шабашников из бригады помните?
С о к о в н и к о в. Зачем они вам?
Т р е у м о в. Молодожены у меня, трактористы. Жить им негде, а они ребенка ждут…
С о к о в н и к о в. Господи, Артем Николаевич! О чем вы думаете?! Сейчас вам вкатают срок, так не до молодоженов будет!
Т р е у м о в. За месяц построят дом? Мы за ценой не постоим!
М и л и ц и о н е р. Прекратить разговоры!
Пауза.
Т р е у м о в (шепотом). Вы дадите адреса… или мне других искать?
С о к о в н и к о в. У меня есть только адрес бригадира. Напишите ему, а он остальных соберет. Записывайте.
Т р е у м о в. Говорите, я запомню.
С о к о в н и к о в. Ростов-на-Дону, Темерницкая улица, дом тридцать, квартира два.
Т р е у м о в. Темерницкая, тридцать, квартира два…
Слышен гул множества голосов и чей-то приказ: «Треумов — в зал заседаний!..»
М и л и ц и о н е р. Треумов — на выход!
Т р е у м о в. Дом тридцать, квартира два… А фамилия, фамилия бригадира?!
М и л и ц и о н е р. Поторапливайтесь.
С о к о в н и к о в. Сомов. Его фамилия Сомов!..
Милиционер уводит Треумова. Соковников остается один.
Что за человек такой?..
Слышен голос: «Встать, суд идет! Слушается дело Треумова Артема Николаевича…»
ЖЕНЩИНЫ
Трагикомедия в двух действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
З а х а р о в н а.
Н и к о л а й.
М а н я - В а н я.
С и м а.
Л я д я е в а.
Т а и с ь я.
М и р о ш н и к о в.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
За длинным полукруглым столом, освещенные слабой лампой, сидят с в я т ы е в грубых рубищах, молча смотрят на стоящую пред ними старую женщину — З а х а р о в н у. Одета она во все черное, только голова повязана белым платочком.
Все это несколько напоминает «Тайную вечерю», куда неожиданно явился посетитель.
З а х а р о в н а. Так я к вам…
П е р в а я с в я т а я. Ты не к нам, ты к нему.
В т о р а я с в я т а я. Сейчас явится. Ты жди.
З а х а р о в н а. Я жду.
В т о р а я с в я т а я. Терпеливо жди.
З а х а р о в н а (эхом). Терпеливо.
П е р в а я с в я т а я (помолчав, зовет). Господи!
З а х а р о в н а (эхом). Господи!
Т р е т ь я с в я т а я. Боже мой!
З а х а р о в н а (так же). Боже мой!..
Ждут.
Ч е т в е р т а я с в я т а я (ворчит). Вся жизнь в ожидании да в очередях проходит…
В т о р а я с в я т а я. И когда это кончится?
П е р в а я с в я т а я. Не богохульствуйте.
Ждут.
Из темноты не спеша появляется человек. Он тоже в рубище, на голове у него терновый венец, но через плечо, на лямке, солдатский худой вещмешок. Это Н и к о л а й.
Н и к о л а й. Зачем потревожила меня, женщина?
З а х а р о в н а. Невозможно так больше жить.
Н и к о л а й. А, поведай.
З а х а р о в н а. Старая я, а меня забижают. Зятюха Ксенофонтов дом в деревне продать заставил, в город перевез, а денежку, за продажу даденную, зажилил. Денежки — бог с ними со всеми, не жаль. Измываться начал. Грит, жить я ему мешаю, под ногами путаюсь.
П я т а я с в я т а я. Муж твой куда смотрит?
З а х а р о в н а. А муж мой погиб. (Показывает на Николая.) Он знает.
Н и к о л а й. Знаю. В сорок втором, в ноябре, под Великой Руссой. Бедняга.
П я т а я с в я т а я. Дочь твоя?
З а х а р о в н а. Он и ее замордовал, зятюха Ксенофонтов. Как выпьет, так ей по сусалам норовит вдарить. Спасибо, внучки, кобылки-то здоровые, не дают. В туалете кафельном запирают. Он, Ксенофонтов, там всю ночь и шебуршит, словами ужасными ругается!..
Николай слушает, скорбно склонив голову.
Я же, когда в город переезжала, думала, что нужная им буду. Дочке по хозяйству помочь, внучкам платьице сшить, Юленьку, правнучку, нянчить стану — это старшей девонька. Так и ей не нужна. (С ненавистью.) Разве с этим квадратом потягаешься?
П е р в а я с в я т а я. Это еще кто у вас в доме обитается?
З а х а р о в н а. Телевизор, кто еще? Юленька не мои сказочки слухает, а то, что ей квадратный бает. И сказочек он поболее моего знает, и музыка в нем грает, и куколки красивые кажет, да и песенку ночную лучше меня пропоет, чтоб глазыньки она закрыла… (Плачет.) Кругом не нужна я… Ни дочке родимой, ни внучкам здоровым, ни крохотульке моей, ненаглядной Юленьке… И в деревню возврату нету…
Николай молча слушает, все так же скорбно склонив голову. Молчат и святые.
Осталось одно — лечь да помереть.
П е р в а я с в я т а я. А люди куда смотрят?
З а х а р о в н а (кивает на человека, похожего на Христа). Мне теперь один только он и поможет. Люди тут ни при чем.
Пауза.
Так, как же мне дальше быть?
Н и к о л а й (святым). Идите.
Святые не спеша поднимаются. Когда они проходят мимо, Захаровна кланяется им, а второй святой даже целует руку.
З а х а р о в н а (растроганно). Спасибо за участие… Спасибо, милые. Спасибо…
Святые удаляются. Захаровна и Николай остаются одни. Молчат.
Так как мне дальше быть-то, господи?
Н и к о л а й (другим голосом). Не узнала меня, Даша? Дашенька… (Снимает с головы венец.)
З а х а р о в н а (всматриваясь, неуверенно). Николай?..
Н и к о л а й. Он самый, женушка моя дорогая.
З а х а р о в н а. Коля, но ты же погиб?.. (Кричит.) Я же сама похоронку на тебя получила-а!..
Н и к о л а й. Погиб, в ноябре, под Руссой. Осколком мины шарахнуло сюда. (Показывает.) Прямо в горло.
З а х а р о в н а. Ох!.. Больно?
Н и к о л а й. Сперва вроде как ударило несильно. А потом кровью захлебнулся.
З а х а р о в н а. За что так тебя, Коля?
Н и к о л а й. Кто-то же должен был погибнуть. Война — дело серьезное, там по-другому не бывает.
З а х а р о в н а (с робкой надеждой). Теперь я останусь с тобой?
Н и к о л а й. Не могу, но мы еще увидимся.
З а х а р о в н а. Конечно, увидимся, Коленька, милый. Я старая стала. Значит, скоро приду к тебе насовсем.
Н и к о л а й (строго). И думать пока не смей об этом, Дарья.
З а х а р о в н а. Я все уже на земле сделала, все пережила… Да и дома своего теперича нету.
Н и к о л а й. Так уж и надо было тебе уходить?
З а х а р о в н а. Понимаешь, Катя, дочка наша, хотела из-за меня разводиться с зятюхой Ксенофонтовым. А я, чтоб семью им сохранить, не ссорить каждый день, собрала вещички вечером поздним да рано поутру, покуда они еще все спали, ушла. Теперь вот на работу нанимаюсь. Может, возьмут поварихой…
Н и к о л а й (помолчав). Ты всегда вкусно стряпала, Дашенька.
З а х а р о в н а. А как же! Тебе пирожки с картошкой нравились. Чтоб там лучок был пережаренный и перчика поболее.
