Много лучше изучены земледельческо-скотоводческие культуры энеолита Центральной и неолита Южной Индии. Их происхождение, правда, до конца неясно, однако для всех них характерно смешение древних местных традиций с рядом привнесенных элементов, свидетельствующее об их формировании под сильным влиянием с севера. Действительно, как полагает А. Я. Щетенко, распространение производящего хозяйства по Индостану явилось следствием экспансии земледельческо-скотоводческой культуры долины Инда [384, с. 61, 62]. Судя по данным, приведенным выше, впервые производящее хозяйство проникло на Индостан в период, предшествовавший возникновению древнеиндийской цивилизации. Тем не менее направление влияний с севера на юг было в принципе тем же, хотя их интенсивность, по-видимому, была много ниже. С экспансией древнеиндийской цивилизации надо поэтому связывать скорее второй этап распространения земледелия и скотоводства, который охватил, несомненно, более широкие площади и более крупные массы населения. В ходе смешения пришельцев с местным населением в Центральной Индии сложились оседлоземледельческие культуры.

В Южной Индии с ее менее плодородными почвами особое развитие получило скотоводство, а связанный с ним образ жизни определенным образом отразился на облике поселений, часть из которых имела долговременный характер, а часть представляла собой временные скотоводческие лагеря [392; 391, с. 161–169; 569, с. 323–329]. Впрочем, нет никаких оснований считать носителей неолита Южной Индии скотоводами-кочевниками. Против этого говорит, во-первых, сам набор их домашних животных, так как среди последних встречались не только зебу, козы, овцы, собаки и ослы, но и буйволы, свиньи и даже куры [848, с. 330, 331]. Во-вторых, местному населению было известно ирригационное земледелие [848, с. 332], наряду с которым оно занималось и отгонно-пастбищным скотоводством. Скотоводы разводили главным образом зебу: их кости решительно преобладали над костями всех других животных на раскопанных памятниках. Любопытно, что в Южной Индии четко различались две породы зебу, одна из которых резко отличалась от другой, известной на севере [848, с. 331; 394, с. 72]. Более того, анализ остеологических материалов позволил выявить наличие и диких быков, и переходных от диких к домашним видам, что заставило поставить вопрос о местном приручении зебу скотоводами. С этих позиций удалось объяснить находки остатков мощных деревянных строений, которые ранее считались загонами для скота, служившими временными убежищами при перемещении скотоводов с места на место. По выдвинутой недавно новой гипотезе, такие сооружения могли использоваться для ловли диких быков, часть из которых убивали на мясо, а часть приручали [394, с. 73–76]. Это, однако, не означает, что скотоводство в Южной Индии возникло самостоятельно. Описанный метод приручения, судя по этнографическим аналогиям, можно связывать только с относительно развитыми скотоводами, обладающими большим опытом обращения с животными. Первичная доместикация производилась совершенно иным способом, о чем пойдет речь ниже.

В начале голоцена по всей Европе наблюдался процесс перестройки образа жизни и хозяйства охотников на стадных животных. Все большее значение приобретало многоресурсное сезонное присваивающее хозяйство, в некоторых районах постепенно возрастала роль рыболовства и собирательства [489, с. 91 —103; 838, с. 49–63; 1003, с. 1094, 1095]. Относительная оседлость, все более интенсивное использование локальных ресурсов, развитие точных знаний о жизненном цикле и свойствах местных растений и животных — все это, несомненно, создавало культурные предпосылки для возникновения земледелия и скотоводства. Делает ли это, однако, абсурдной и бессмысленной проблему выявления первичных очагов возникновения производящей экономики, как считают некоторые исследователи? [656, с. 31–40; 838, с. 50–55].

Археологические культуры и отдельные памятники Европы эпох мезолита и неолита:

1 — маглемозе; 2 — старчево-криш-кереш-караново; 3 — культура линейно-ленточной керамики (ранний период); 4 — культура линейно-ленточной керамики (поздний период); 5 — культура керамики импрессо; 6 — эртебелле; 7 — уиндмилл хилл; 8 — днепро-донецкая культура; 9 — культура воронковидных кубков; 10 — буго-днестровская культура.

Многочисленные этнографические данные об охотниках, собирателях и рыболовах, до мельчайших деталей изучивших окружающий природный мир, что придает гибкость их хозяйству, приспособленному к любым сезонным колебаниям, но не делает их автоматически земледельцами и скотоводами, заставляют критически отнестись к подобным утверждениям. Действительно, предков большинства культурных злаков, которые выявлены в древнейших земледельческих комплексах. в Европе не было. Исключение составляла лишь дикая однозернянка, растущая на Балканах. Правда, достоверно известно, что туры и кабаны обитали в Европе в период мезолита. Сложнее обстояло дело с козами и овцами, находки костей которых в «мезолитических» комплексах зачастую используются в качестве доказательства их местной доместикации в Европе (например, находки костей овец под скальным навесом Шато-неф-ле-Мартигю в Южной Франции [838, с. 54] и в пещере Ла-Адам в Румынии [891, с. 282–315]). После тщательной проверки многих из подобного рода заявлений, как правило, оказывается, что в предшествующий «доместикации» период овец в данном месте либо вообще не было, либо они встречались крайне редко и не играли сколько-нибудь важной роли в хозяйстве. Часто выясняется, что такие памятники плохо датированы или же имеют поврежденный культурный слой. В некоторых случаях обнаруживается, что полученные данные отражают картину влияния земледельцев и скотоводов на обитавших по соседству охотников, рыболовов и собирателей (подробную критику рассматриваемых взглядов см. [823, с. 43–46; 825, с. 371, 372; 819, с. 20; 976, с. 52; 419, с. 97; 434, с. 165, 166]). Специальные исследования показали, что в позднем плейстоцене муфлоны обитали в основном в Италии, а в других районах Европы встречались крайне редко. Безоаровых коз в Европе в плейстоцене вообще не было [729, с. 180–183]. В голоцене ареал муфлонов также тяготел к Италии и Южной Франции, где прибрежное мезолитическое население время от времени охотилось на этих животных [819, с. 24–27; 692, с. 130; 872, с. 36, 38]. Однако никаких данных, надежно подтверждающих их местную доместикацию, до сих пор не обнаружено. Что же касается диких коз, то повсюду где удается установить их видовую принадлежность, они оказываются козерогами, а не безоаровыми козами. Поэтому сейчас нет оснований считать, что в материковой Европе водились дикие безоаровые козы.

Выдвинутое в свое время Г. Польхаузеном предположение о приручении северного оленя мадленскими охотниками с накоплением фактического материала все менее себя оправдывает. Детальное изучение охотничьей практики центральноевропейского населения в конце верхнего палеолита не дает никаких позитивных оснований для утверждений о выпасе оленьих стад. В лучшем случае речь может идти о развитой высокоопециализированной охоте [959, с. 55–94]. Любопытны сообщаемые М. Джерманом сведения о том, что среди убитых оленей на мезолитических стоянках часто преобладают молодые самцы, однако вряд ли стоит вслед за автором видеть в этом доказательство разведения благородного оленя [692, с. 125–135]. Много правдоподобнее, что зафиксированная тенденция характеризует особенности охотничьей практики. Равным образом одно только изучение соотношения костей молодых и взрослых особей кажется недостаточным для установления процесса доместикации диких свиней. Тот факт, что в мезолите главными объектами охоты стали благородный олень и кабан [692, с. 126], несомненно, связан с распространением лесных массивов и жизнью людей по берегам рек и озер, где водились эти животные.