— Вон оно как, — Фома поднес рюмку ко рту, но пить не стал. — Думал, так и помру ни разу не увидев дракона. — Старик с такой надеждой взглянул на гостя, что Эйвену стало неуютно. — Может обернешься, только разочек! — попросил старик у которого глаза загорелись как у ребенка, которому подарили долгожданный подарок.

Эйвен заерзал на стуле. В Тар Имо считали, что люди ненавидят темных драконов, а одалимов опасаются. Но перед Эйвеном сидел старик с седыми волосами и смотрел на гостя, как на восьмое чудо света.

— Обернусь.

Фома вскочил на ноги, заставив Эйвена закашляться от смеха.

— Прямо сейчас? — уточнил одалим.

— Стар я уже, сердце шалит, мало чего, — буркнул старик.

Эйвен посмотрел на тощего, но поджарого мужчину, вспомнил как тот уверенно держался накануне в седле, прислушался к его сердцебиению.

— Нет, не помрешь ты в ближайшее десятилетие, — вынес вердикт одалим.

Старик опустил плечи и Эйвену вновь стало стыдно. И впрямь, ведь ему не сложно обернуться в дракона.

— Ладно, — Эйвен посмотрел на дымящуюся мясную похлебку, — только быстро.

Старик с такой прытью вел Эйвена на луг за деревней, что дракон подумал, что ошибся: старик протянет и пару десятилетий. К тому же остальные жители деревеньки откуда-то узнали о драконе и теперь на расстоянии шли за стариком и Эйвеном. Одалим вздохнул, жестом попросил всех отойти, чтобы не пришибить кого-то ненароком. Люди расступились и на лугу появился золотой дракон: его чешуя переливалась под лучами полуденного солнца.

Спасенные девочки, уже искупанные и переодетые в чистые платья, вместо сна тоже выбежали на поляну и теперь, как и остальные селяне, смотрели на настоящего дракона. Лота захлопала в ладоши и побежала к Эйвену. Один из мужчин было попытался перехватить девочку, чтобы дракон случайно не наступил на нее, но Фома отрицательно покачал головой, понимая, что Эйвен никогда не обидит ребенка.

Со стороны картина выглядела внушительно и не обычно — огромный дракон и маленькая девочка с рыжими волосами, которые на солнце были похоже на языки пламени.

Эйвен опустил крыло, его золотые вертикальные зрачки мигнули.

— Забирайся, прокачу.

Лота без раздумий принялась карабкаться по крылу дракона. И Эйвен не успел возразить, как рядом с ним выстроилась очередь из ребятишек.

Эйвен рассмеялся, хотя в облике дракона вышел скорее устрашающий рык. Родители бросились к детям.

— Не надо, верну их в целости и сохранности.

Дракон взмыл в небо, конечно не так высоко, как привык летать, не забывая о ценном грузе на спине. Дети визжали от радости, но крепко держались за наросты на чешуе дракона. Эйвен улыбался, так как чувствовал эмоции детей, их искреннюю радость от полета, от того, что спустя десятки лет они будут рассказывать сначала своим детям, а затем и внукам о том, как не только видели золотого дракона, но и летали на нем.

События вчерашнего дня чуть стерлись. И Эйвен подумал, что, если его будут мучить кошмары, достаточно будет оживить ощущение, которое подарили ему дети. Так что еще неизвестно, кто кому должен был благодарен за этот день и полет.

Дети не хотя вернулись к родителям, а Эйвен не спешил обращаться в одалима.

— Давай, старик, пока я не передумал.

Фома осторожно прикоснулся к дракону будто его чешуя была сделана из горного хрусталя.

— А говорят, одна чешуйка, спрятанная под порогом, навсегда убережет дом от лихих людей и пожаров.

— Залазь, старик, — рассеялся Эйвен, — но чешую можно снять только с мертвого дракона, так что не обессудь, на сувениры не позволю себя растащить.

— Жаль, — пробормотал староста и закричал, так как дракон взмыл к облакам.

Эйвен замялся на пороге комнаты, улыбка, которая блуждала на его губах после обращения в человека, угасла. Детвора провожала одалима гурьбой до дома старосты. Малышня надеялась увидеть фокусы, и Эйвен не стал их разочаровывать, опустошив свои запасы сладостей. Дракон не стал объяснять, что он не создал угощения из ничего, а всего лишь извлек из пространственного кармана. Дети были довольны и, наконец-то, разбежались по домам. Староста после полета находился в нирване, так что Эйвен не стал возвращаться к накрытому столу, а направился в комнату плененного мужчины. Дракон вздохнул, ему не хотелось открывать эту дверь и проводить обряд, ведь одалим знал о последствиях. Но и трусливо бежать истинный сын Тар Имо не мог, ведь ему с детства твердили об ответственности за свои поступки.

Мужчина лежал на узкой кровати. Эйвен нахмурился, наемника даже не раздели, а от его грязной одежды, пропитавшейся кровью, шел ощутимый запах. А ведь прошло уже несколько часов, как Эйвен вернулся в деревню. Видимо слова о заклятие не впечатлили старосту и сельчан, а Эйвену хотелось отвлечься.

Одалим вышел в сени, взял ведро с чистой водой, отыскал чистую простынь и полотенце. Раньше Эйвену не приходилось ухаживать за больными, но одалим не стал звать старосту или его соседку.

Крейс Дор и впрямь был молод, удивительно, что ему подчинялись более зрелые наемники. Эйвен прикоснулся к перстню, одалима передернуло от темной магии, которой он был наполнен. Возможно этот символ заставлял других разбойников признать в Доре своего вожака. Эйвен отбросил сомнения, колдун насторожится, когда его верный слуга не вернется в крепость, так что времени было не так уж много.

Эйвен снял одежду с мужчины, наспех протер его тело влажным полотенцем, чтобы не занести заразу в раны. Одалим удивился многочисленным шрамам, которые уродовали тело Крейса. Создавалось впечатление, что пленник немало воевал и ему не всегда везло. Рана на животе была глубокой, но не смертельной. Эйвен успел остановить клинок, ведь еще пару миллиметров и мужчина был бы мертв, даже целительская магия дракона не исцелила бы его.

Одалим прислушался к интуиции, которая твердила, что этот Крейс не зло. Колдун подчинил его волю, заставил служить себе, но в груди у Дора билось чистое сердце!

Целительская магия изматывала, тем более что многие шрамы на теле мужчины были застарелыми. Но Эйвен доверял своей интуиции. Рана на животе тоже затянулась. Конечно она будет тревожить мужчину еще не один день, но главное он сможет выполнить свою миссию.

Эйвен вздохнул, он не хотел переходить ко второй части процедур, но у него не было выхода.

Дракон связал мужчину невидимыми путами, которые должны были удержать его на месте. Ведь если верить рунам в древних пергаментах- Крейсу суждено было пройти через адскую боль, а магия была призвана одалимом, чтобы пленник оставался не движим до конца обряда.

Эйвен выдохнул и разбудил Дора…

Гл.12 Перстень и темное заклятие.

Крейс очнулся от резкой боли. Мужчина открыл глаза, но не мог пошевелить ни одним мускулом. Наемник было дернулся, чтобы осознать: его тело больше не принадлежит ему. Дор почти не знал страха в своей жизни, но он боялся немощи, боялся повторить судьбу отца, который после ранения три года не вставал с кровати, чтобы однажды мать нашла его мертвым. «Лучше смерть», — всегда говорил Крейс, нежели бессилие. Наконец-то взгляд Дора сфокусировался на молодом парне. Наемник не знал этого светловолосого незнакомца, хотя где-то глубоко в воспоминаниях он уже видел эти полыхающие огнем глаза. Но как не силился вспомнить Крейс, когда он встречал этого парня, память хранила молчание. Прикосновение рук незнакомца к груди причиняло нестерпимую боль и Крейс закричал. Вторая рука незнакомца легла на лоб, золотые глаза стали ярче, как будто в них и впрямь полыхал настоящий огонь. Дор ненавидел колдунов. Мужчина помнил, как пришел со своим отрядом к старой заброшенной крепости. Амулеты должны были защитить солдат от магии. Дор бесстрашно вел свой отряд, не зная, что есть магия, которая способна подчинить сознание, заставить приклонить колени перед тем, кого ты должен был убить.