- Я вас уже почти люблю!
Стас не любил болеть. Впрочем, кто ж это дело любит, кроме школьников, которые всегда рады поводу пропустить занятия.
В детстве он ничем серьезным и не болел, и никогда не думал, что немалый кусок взрослой жизни придется растратить на госпитали и санатории.
После того боя, из которого его вынесли чуть живым, был госпиталь на Руте. Там медики попытались восстановить поврежденные газом легкие, но не преуспели - открывшаяся аллергия мало не убила пациента на месте. Врачи, тем не менее, сделали невозможное, - Стас выжил. Тогда-то его и отправили на Примулу, в один из лучших госпиталей флота. Надо ли упоминать, что исключительно из уважения к Гнедину старшему, усилиями которого не только Рута, вся зона Визиря осталась частью Солнечной Федерации.
В госпитале лечились исключительно представители командного состава. Там работали лучшие врачи, стояло самое современное оборудование.
Случай со Стасом был уникальный. Подобная реакция организма на регенерацию тканей была зафиксирована впервые за сорокалетнюю практику. Что же касается куда более сложной операции по пересадке органов, выращенных из стволовых клеток... теоретически такое было возможно. Где-нибудь на Земле, где еще живы и работают специалисты, способные сделать такую операцию. И где есть оборудование. Не на Примуле.
Выход был найден. Он не гарантировал пациенту после выписки полноценной жизни, он и саму-то выписку не гарантировал. Но врачи рискнули, и не прогадали.
Имплантаты, стимулирующие работу неповрежденной части легких сочетались с реанимационными капсулами. Плюс к тому - опыт биотехнологий, применяющихся в современной робототехнике...
Спустя годы, он сможет похвастаться Алексу - «Во мне сложных приборов больше, чем в андроиде», и отчасти это будет правдой. Но это через годы.
Было сделано четыре операции. Следующие полгода Стас просто не приходил в сознание. За это время в систему Примулы успели прорваться гведи, более того, их успели оттуда вышвырнуть. Много чего случилось.
Возвращение в мир живых ничем Стаса не порадовало. Если поначалу он еще надеялся восстановиться и вернуться к привычному образу жизни, то позже надежды развеялись, а перспективы остались. Нерадостные. В общем и целом в госпитале он провел полтора года.
Суицидальные идеи разной степени выполнимости покинули молодого инженера, когда врачи сочли, что непосредственно его жизни ничего не угрожает, и перенаправили долечиваться в один из местных пансионатов. К тому времени он уже немного мог передвигаться самостоятельно и не падал от каждого чиха. Положительная динамика!
Именно тогда Стаса навестил Павел Маратович, и с военной прямотой высказал, какой он видит дальнейшую судьбу сына. Судьба была расписана чуть ли не по дням и чуть не до самой старости. Это была неплохая, вполне приемлемая судьба. Вуз - заочно. Аспирантура. Преподавание на военной кафедре Визирианского универа. Возможно, если оправдаются неутешительные прогнозы медиков, то в виртуальном режиме.
Предполагалось, что жить он будет, пока, тут, на Примуле. Подальше от войны, политики и глобальных катастроф.
Сын у Павла Гнедина был все-таки один. И как раньше он старательно делал из него офицера, так теперь он придумал для Стаса полноценное будущее, которое не свело бы того после Рутанских приключений в могилу.
Стас со всей военной прямотой послал родителя в ту самую аспирантуру. Не потому, что перспективы ему не понравились. Это были чьи-то чужие перспективы и к его персоне они имели самое маленькое отношение.
Павел Маратович очень вежливо ответил, что другого приемлемого будущего у Стаса не может быть, потому что без помощи примулянских врачей он загнется меньше чем за год. В ответ он услышал, что сын имеет полное право загнуться там и тогда, где и когда сочтет нужным.
Павел Маратович заявил, что сын переволновался и не в себе, и дал Стасу время подумать. Год.
Стас думал полгода, прикладывая все старания, чтобы перестать зависеть от постоянной опеки врачей. Потом пошел к главврачу пансионата и имел с ним продолжительный разговор. Четко представляя собственные возможности, Стас не смог бы однозначно сформулировать, почему будущее, обрисованное отцом, ему так не нравится. Но то, что не нравится, это было неоспоримо.
Говорят, где родился, там и пригодился. Поразмышляв на досуге, Стас решил, что Рута - единственное место, куда у него есть не только возможность, но и желание вернуться. Что он там будет делать - это вопрос, который можно решить на месте. Оставалось выяснить, насколько он останется зависимым от услуг медиков.
Главврач неожиданно пошел ему навстречу.
Стас переехал в один из горных поселков, и полгода жил там, раз в неделю проходя обязательное обследование.
Если какие-то изменения в его состоянии за этот период и произошли, то не в худшую сторону. Стас получил от медиков официальное разрешение лететь на Руту. Разумеется, при условии регулярных обследований в тамошнем госпитале.
Главврач даже сам связался с рутанским НИИ медтехники, и договорился о прямой продаже пациенту ингаляторов, способных облегчить приступы астмы...
Гнедин-старший об этом не знал. А когда узнал, не стал вмешиваться.
Хотя чувство досады в последствии посещало его не раз и не два...
Как ни странно, ни страха, ни отвращения к медицинским учреждениям Стас не испытывал. Теперь его волновало только, выпустят ли его эскулапы на встречу с отцом, или же придется сообщать Павлу Маратовичу о своем прискорбном состоянии. Сообщать не хотелось...
Дана забралась с ногами в уголок широкого кожаного дивана. Очень хотелось спать, но заснуть сейчас казалось ей делом непозволительным. Заснуть сейчас означало пропустить много интересного.
То, как Джет и Алекс старательно избегают встречаться взглядами - окончательный разговор так и не случился, и скрыть от остальных взаимное недоверие у них не получается. То, как на саму Дану смотрит Мелисса. Тревожно смотрит. Она изменилась, но чтобы понять, в чем дело, нужно куда больше времени. А понимать-то и не хочется. Хочется просто смотреть...
Это последняя ночь, когда собравшиеся в комнате люди могут еще называться «своими». Уже завтра все изменится. Первый день после войны перечеркнет нечаянное товарищество, объединившее таких разных людей. Так бывает. «Мы дрались вместе!». «Мы вместе воевали». Уже завтра история перевернет страницу, эта ночь станет воспоминанием - одним из самых светлых и бережно хранимых. «Мы вместе выжили».
И ты завтра, забыв обо всем и обо всех, помчишься искать связь с орбитой - боль за оставшихся там зверей стала постоянным фоновым ощущением, как боль от стертой ноги в самой середине дальней дороги... ты улетишь, чтобы не вернуться.
Какой будет судьба Джета? Алекса? Мелиссы? Чем закончится встреча Саата с отцом? Как и куда потянутся их маршруты?
Какой будет рутанская пустыня теперь? Как изменится мир...
Почему ты думаешь об этом, если твердо решила никогда сюда не возвращаться?
Дана улыбалась. Давно-давно-давно уже она не чувствовала себя так спокойно.
Нет, неправильное слово. Спокойствия нет, просто все тревоги толпятся чуть в стороне. Какая это роскошь - отогнать тревоги хоть на час, когда знаешь, что этот час не принесет новых тревог.
Молчание висело в комнате, но тягостным не было. Единственно-правильное молчание, какое только имеет право существовать.
Джет подошел к бару, достал бутылку коньяка. Не самый лучший, синтетический, купленный в конце первой недели на Руте в соседнем баре. Но это единственное спиртное, что вообще нашлось в доме: Джет не пил в одиночку. Обвел глазами гостей.
Дана уже знала - в поселке Слепака погибло тридцать два человека. Наверняка многих она видела. Вспомнилось шоу, которое они с Бродягой учинили на поселковой площади. Когда-то. Давным-давно, несколько дней назад.
Джет принес с кухни все, что могло сойти за бокал - две чашки, рюмка, бумажный пакет для кофейного автомата. Зачем-то пояснил:
