— И золотые купил бы, да моя-то трудовая медная копейка закатилась в твою семейку, — твердит свое Мирон. — Железа у меня нет, а прочного дерева, так и быть, добуду, сделаю не хуже твоих железных…

Прибрел Мирон домой за полночь. Старуха его, бабка Афанасьевна, за прялкой сидит, пряжу прядет с гребня.

— Что, старик, голову повесил? — спрашивает она.

— Новая беда, старуха, на нас с тобой: два челнока у меня нынче пропало. Опять мы в долгу у Щипка остались… Не Щипок ли плут ту потерю подобрал?.. Буду челноки строгать, — говорит он.

Сел старик на порог, стал мастерить. Режет он, строгает, точит, ниткой примеривает. Устал. Да и темновато в избе. Палец невзначай порезал, большая капля крови спелой земляникой упала на белый березовый шашочек.

— Батюшки, поилец, кормилец, что ты это наделал? Руку порушил? Как теперь пойдешь ткать? — испугалась Афанасьевна.

— Ничего, на живом-то заживет. Дай-ка мне щепоть болотной травки-сушеницы на закрепу да еще охлопочек на повязку, — просит старик.

Сняла старуха с гребня остаток кудели, проще сказать — горстку недопряденного льна, который уж не годится в пряжу, малехонький опрядышек.

— Вот тебе охлопочек, лечись.

Унялась кровь.

Старик положил охлопочек вместе с березовым отонышком-чурочкой в печурочку — такое боковое окошечко в печи.

Спать легли. Обоим не спится, не дремлется с горя. Тужат оба.

— Вот кабы, старуха, был у нас с тобой маленький внучек, уж он бы нам, старым, помог! Плохо нам с тобой жить. Замаял нас Щипок. Сколько ни работаем, а счастье все никак не найдет дорогу к нам в избу, — жалуется старик.

— Ох, дед, не заморозила бы нас зима холодом, не загнала бы нужда в гроб голодом, — охает старуха. Спина у нее разболелась.

Поговорили и уснули. А дверь в избенку у них и привычки не было на засов запирать — немного в избе добра: печь пустая да обгорелый сковородник.

Утром дед Мирон и говорит своей бабке:

— Ты знаешь, что мне привиделось во сие?.. Будто березовый отопок в печурочке за ночь пареньком стал. Нашим, стало быть, помощничком!

— Ну, где уж нам с тобой помощника дождаться, так и станем маяться…

Только это старуха промолвила, а на печке кто-то как чихнет! Дед — туда, а там, не мал не велик, лежит парнишка кудреватенький.

На стене, как раз над голбцем 46 сумка висит. Уж не забрел ли какой бездомничек?

— Эй, ночлежничек, вставай! Слезай с нами картошку в мундире есть! — зовет Мирон.

Проворно слезает с печки мальчонка, такой приглядыш пригожий.

Зато как не бывало охлопочка-опрядыша, не видно и березового отонышка…

Вот так гость!.. Румяненький, волосы, ни дать ни взять, — переяславский ленок — что волнисты, что шелковисты! А сам ростом мал, но складненький.

— Кто это тут у нас ночевал? — спрашивает старик незнакомчика.

— Это я! Ваш помощник, ваш заступник, ваш внучек! — раздается веселый голосок.

— Внучек? А все-таки кто же ты? — удивляется Мирон.

— Я маленький, удаленький, родился со смекалинкой! — отвечает малышок.

— Как же нам звать-величать тебя? — спрашивает дед.

— Так и будем звать — Охлопочек! — говорит Афанасьевна.

— А по батюшке?

— Отонышек! — улыбнулась бабка.

— Охлопочек-Отонышек, а что ты умеешь делать? — еще больше возрадовался старик.

— Все, что ваши мальчишки умеют, то и я умею. Могу дрова колоть, и лен полоть, и прясть, и ткать, и в горелки играть.

— Ну, живи с нами, только у нас больно голодно, — тужит старуха.

— Я сам себя прокормлю и вам добуду, — отзывается Охлопочек-Отонышек.

— Всем ты, парень, хорош-пригож, только вот росточком не взял, — говорит старик.

— Росточком-то? — усмехнулся малец. — Это так кажется, кто меня не знает. Стоит мне на мизинец вот эту пряслицу костяную надеть да в осколочек зеркальный поглядеть, где надо — до стрехи достану, а то захочу — не выше вот этого веретенца стану.

И правда, мал, да удал парнишка. Показывает он костяное колечко — пряслицу, точь-в-точь такую же, что на веретено пряхи надевают, чтобы легче прялось, чтобы прядево шло ровнее, и зеркальце — с ноготь, не больше оно. Не зря, знать, с собой такие вещички носит.

И стал он жить со стариком и старухой. Сшила ему Афанасьевна одёжку из чего пришлось, а много ли такому и надо? Шапку, варежки сладили, валеночки скатали. Спрял он себе нитку тонкую, длинную, скрутил из нее кушачок, стал этой ниткой подпоясываться.

— Сам ты, внучек, с перст, а поясок в семь верст. На вот покороче, — хлопочут около него дед с бабкой.

— Этот кушачок мне понадобится, — отвечает он.

Соседки, бывало, спросят бабку на улице:

— Откуда у вас мальчишечка, такой проворыш, взялся?

— Бог послал, да счастье помогло. Из березовой чурочки появился, а как — и сами не видели. Живая кровинка на лице гуляет, бел ленок кудри украшает. А что росточком не взял — не беда! Были бы хлеб да вода, придет срок — он свое возьмет.

С тех пор, что было и что не было в селе, во всей Симской волости, всё на Охлопочка-Отонышка валят. Понятно, добрые-то люди зря на него не наговаривают. А богачи-пустомели что бы худого ни баяли, все равно нашей чести не убудет. Люди-то любят Охлопочка-Отонышка. Чего не придумают, как только речь зайдет про Огонышковы похождения! Если люди того захотят — и через игольное ушко пролезет Отонышек, лишь бы себя и других в обиду не дать мирским захребетникам.

Повел старик Охлопочка-Отонышка с собой на ткацкую фабричку: мол, не возьмет ли Щипок внучка хотя бы шпульки мотать за копейку в день.

— Я, Оплюй Оплевыч, помощничка нажил… Вон какой приглядыш! Прими шпульничком, он смекалистый, — просит Мирон.

— Такого-то коротышку! Да на что он мне? Да что он умеет делать? В пряже запутается, — сплюнул себе на бороду Щипок.

— Я все умею делать, я в дедушку и в бабушку пошел, — не дается в обиду Охлопочек-Отонышек.

— Да ты, такой заморыш, вместе с шапкой гроша не стоишь! — еще пуще чванится Щипок.

— Мал золотник, да дорог, а то велик у купца сын, да голова-то как овин, и то непокрытый, — не сдается Охлопочек-Отонышек.

— Да ты моим сыновьям, дочерям и в подметки не годишься! Они у меня — умные и все благородного образования! А ты что? — гремит себялюбец Щипок.

— Нельзя, внучек, пререкаться, — шепчет дед.

— А коли ты больно умелый, то сначала послужи мне по дому, — решил Щипок. — Сделай мне три дела, а я погляжу, сколь ты ловок. Первое дело: съезди один на мельницу, пшеницы-невеянки намели. Второе дело: с бельников старых из лесу доставь на дрова березнику. Третье дело: с круглых прорубей бочку воды привези.

— Мы работы не боимся, был бы хлеб. Все сделаю! — обещал Охлопочек-Отонышек.

— А сделаешь ли? Сдюжишь ли?.. Да ты мою варежку не поднимешь, силы в тебе — как в мерзлом воробье, — подтрунивает Щипок.

Однако взял он Охлопочка-Отонышка в работники по дому.

Вот посылает Щипок веселого работничка пшеницу молоть. Охлопочек-Отонышек насыпал в мешок зерна. Мешок на санки-покатушки положил. А старший-то сын Щипка, красноносый Полиешка, собирается в гости, рысака запрягает в санки-обшивни с медными скобами, с бархатным сиденьем. Бубенчики подвесил, шапку заломил набекрень, сам насмехается над батрачонком:

— Охлопочек-Отонышек, куда спешишь?

— На меленку!

— Чего молоть?

— Невеянку!

— Кого кормить?

— Безделинку! — смело отвечает Охлопочек-Отонышек; сам садится верхом на мешок.

— Ну, ну, какой языкастый! Ты у меня не больно гордись… А то я тебе покажу! — злится недотепа Полиешка. — Дурачок ты, а не работник… Чего уселся на мешке? Думаешь, санки сами поедут?

— Может, у кого другого и не поедут, а у нас покатятся, — не унывает батрачок.

Полиешка кнутом стеганул белого рысака в желтых яблоках. Снег столбом взвился за санками-обшивнями. Тут и санки-покатушки сами покатились за большими санями. Охлопочек-Отонышек посиживает на мешке. У реки остановились покатушки, как раз около водяной мельницы.