«В здоровом теле здоровый дух», — привычно перевел Фингал и повернулся к матери.
— Между прочим, теперь я квалифицированный вакцинатор и обладатель сертификата, подтверждающего это! — объявил он.
Мама улыбнулась.
— Молодчина.
— А я по-прежнему считаю, что все это пустая трата времени, — вмешался отец. — Сынок, ведь у тебя светлая голова. Ты слишком сообразителен, чтобы становиться деревенским лекарем.
— Кем-кем? — Фингал невольно повысил голос, но вовремя спохватился, сделал глубокий вдох и продолжал уже спокойнее: — Я считаю, что сообразительностью обязан тебе, папа, потому что ты так много занимался со мной и Ларсом.
— А что толку? Чтобы ты стал провинциальным костоправом, когда мог бы…
— Коннан, — перебила мама, в голосе которой Фингал услышал стальные нотки, — Фингал с трудом нашел время, чтобы навестить нас. И Ларс тоже. Незачем портить такой удачный день.
— Извини, Мэри. — Отец вздохнул.
Господи, благослови маму, мысленно добавил Фингал.
Молчание нарушила появившаяся в дверях Бриджит.
— Кухарка говорит, что суп будет готов через десять минут. Она добавила в него картошки.
— Спасибо, Бриджит. Поблагодарите от нас кухарку.
Отец поднялся.
— Пойду вымою руки.
Мэри О’Рейли проводила мужа взглядом и повернулась к Фингалу.
— Спасибо, что сумел придержать язык. Ты изменился, сынок. Еще год назад ты вскипел бы, услышав, что отец считает тебя провинциальным костоправом.
Фингал невольно скрипнул зубами.
— Просто лучше бы он не заводился, мама. Через двенадцать месяцев я получу диплом, назад я уже не поверну. И хочу, чтобы отец смирился с этим.
Мать поднялась, склонилась и поцеловала его в щеку.
— Он смирится, а я тобой горжусь, — и она добавила: — Страшно горжусь.
Фингал покраснел до корней своих темных волос.
— Я тоже, — подхватил Ларс.
— Спасибо, брат. — Фингал улыбнулся. — Хороший ты человек, Ларс О’Рейли.
— Моих мальчиков я могла бы слушать часами, — вмешалась мама, — но кухарка обидится, если мы опоздаем на обед.
— Только после вас, мадам, — Фингал изобразил галантный придворный поклон. Как он и рассчитывал, суп оказался произведением искусства. В самый раз для регбиста перед матчем.
— По-моему, результат вполне удовлетворительный, — сказал Чарли Фингалу в раздевалке, стаскивая футболку.
Фингал сунул бутсы в сумку, застегнул молнию и рассмеялся.
— Значит, ты считаешь, что ради такого результата можно и потерпеть? — И он указал на здоровенный синяк под постепенно заплывающим левым глазом. Он открыл дверь. — И даже в таком виде подкатиться к той медсестричке, не раздумывая?
Он заметил среди зрителей Кэтлин.
— А как же! — откликнулся Чарли. — Или не потянешь роль раненого воина?
— Ладно тебе, — отмахнулся Фингал и вышел из раздевалки под лучи осеннего солнца.
— Фингал! Фингал О’Рейли! — позвала Кэтлин, стоявшая неподалеку, рядом с Бобом Бересфордом.
— Кэтлин! — Фингал улыбнулся. За прошедшие две недели им не удалось переброситься даже парой слов. Волосы Кэтлин каскадом ниспадали на плечи. Эти черные пряди, темнее, чем у Фингала, перебирал легкий ветерок. Кэтлин поджала губы.
— Ох и фонарь!
Небрежно пожать плечами Фингал не успел.
— Классный перехват и отличная пробежка, Фингал! — оценил Боб.
— Кто с нами пропустить по пинте? — спросил Чарли.
— Вы идите, — сказал Фингал, — а мы с Кэтлин в кино.
Боб повернулся к Кэтлин, взял ее руку, затянутую в перчатку, склонился и поднес к своим губам.
— Было чрезвычайно приятно познакомиться с вами, мисс О’Хэллоран, — произнес он. — Надеюсь, мы еще встретимся. — И он отпустил ее руку.
Даже не мечтай, свирепо подумал Фингал.
— Спасибо, мистер Бересфорд, — улыбнулась Кэтлин.
По крайней мере, пока они не зовут друг друга по именам, отметил Фингал. И удивился, заметив в себе вспыхнувшее чувство собственника.
Оставшись наедине с Фингалом, Кэтлин сказала:
— А вы здорово сыграли, Фингал.
— Да ладно, просто было кому отдать пас. Вот и все.
Она окинула его оценивающим взглядом.
— Неделю назад вы совсем сконфузились, когда Кевин Доэрти при выписке пытался отблагодарить вас. Вы из тех ирландцев, которых даже заслуженная похвала вгоняет в краску?
Он с трудом сглотнул.
— Кэтлин, уже почти пять часов. Мы рискуем пропустить начало фильма.
— Значит, я угадала. — Она рассмеялась. — Только не Кэтлин, а Китти, — и она сама взяла его за руку.
— Левой рукой придерживаем цилиндр шприца, — объяснял Джефф Пилкингтон Фингалу и Чарли. — Указательный и средний пальцы просуньте через кольца у верхнего края, а большой палец — через центральное кольцо на поршне.
До Рождества оставалась всего неделя. Фингал и Чарли учились отсасывать плевральный экссудат — жидкость, скапливающуюся между двумя слоями оболочки, покрывающей легкие. Джефф демонстрировал им большой шприц.
— А вот это, — продолжал он, указывая на деталь между шприцем и втулкой иглы с широким отверстием, — двунаправленный кран. Жидкость может поступать или в иглу, или из иглы.
Фингал внимательно следил за действиями Джеффа, с сомнением поглядывая на огромную иглу.
— Джефф, сдается мне, с такой штуковиной капитан Ахав гонялся за Моби Диком, — ему не нравился вид иглы, но еще неприятнее было представлять, как она вонзается в живого человека.
Повторение процедур и сознание, что они приносят пользу, постепенно помогли Фингалу преодолеть отвращение к необходимости причинять боль. Мало-помалу он свыкался с этим, но безразличием так и не проникся.
— Инструменты надо простерилизовать, — продолжал Джефф, сложил их в автоклав, закрыл крышку и нажал кнопку, доводя воду до кипения. — «Большую Берту» мы применяем только после инъекции новокаина. Для этого служит маленький шприц.
Хвала Богу за местную анестезию, подумал Фингал.
— Стерилизация займет двадцать минут, — сообщил Джефф. — Пойдемте пока проведаем пациента.
Втроем они вернулись из шлюза в палату святого Патрика. Сестра Дэли, стоявшая у кровати пациента, выпрямилась и встретила вошедших улыбкой. Фингал улыбнулся ей в ответ. Чем быстрее совершенствовались навыки будущих врачей, тем заметнее росло уважение старшей сестры и тем шире становились ее улыбки.
— У нас отсос экссудата у пациента с пневмонией с пятьдесят первой койки, — сообщил Джефф и направился к пациенту.
— Хорошо, я пришлю сестру с инструментами.
Над койкой была раскинута кислородная палатка вроде той, которая помогла давно выписавшемуся Кевину Доэрти. Новый пациент, мужчина тридцати четырех лет, был тощим, как палка, два верхних передних зуба у него отсутствовали, усы пожелтели от никотина, а правая рука заканчивалась культей чуть ниже локтя.
— Добрый день, сержант Падди Кьоу, — поздоровался с ним Фингал. — Как сегодня ваши дела?
— Пока вроде как я еще не в себе, мистер О’Рейли, — Падди закашлялся и скривился от боли. — Но я иду на поправку, благодарю.
Фингал отчетливо слышал хрипы в легких пациента. Четыре дня назад он сам принял его и в первый момент не узнал нищего, которому в марте прошлого года дал два шиллинга. Зато сержант Патрик Кьоу, которому каждый вдох причинял мучительную боль и сопровождался кашлем, хрипами и дрожью, без труда узнал Фингала.
— Да это же вы, сэр, — ахнул он. — Тот самый, что дал мне аж два шиллинга!
— Да ладно, — воскликнул Фингал, — хоть это и впрямь я!
Поставить диагноз было нетрудно, тем более что сержант уже не в первый раз страдал пневмонией. Фингал мысленно чертыхался и проклинал дублинские трущобы.
Рентгенография грудной клетки подтвердила, что у пациента пневмония левого легкого, осложненная плевритом. Больному был прописан кислород, обтирания, чтобы снизить температуру, и жаропонижающий препарат, который с конца XIX века не выходил из моды, — ацетилсалициловая кислота, или аспирин.
Недоставало медикамента, убивающего бактерии, но, по словам доктора Миккса, в 1930 г. доктор Флеминг прекратил попытки применить для этой цели производный препарат грибка Penicillium notation. Это вещество останавливало рост бактерий в лабораторных условиях, но очистить его настолько, чтобы применять для лечения людей, никак не удавалось. Пациентам приходилось полагаться на защитные силы своего организма и на его способность бороться с инфекциями.