— Это все?
— Да.
— Получается, что это сам Владомир Николаевич угрожал своему брату.
— Ну… Получается, что так.
— Хорошо. Мы все проверим. Этот брат, он до сих пор живет на даче у Голышева?
— Да. В домике для гостей.
— Скажите мне адрес.
— Э-э… Значит, так. Село Орлянка. Улица Дачная, дом семь. Но будьте с ним поосторожнее. Это совершенно неуправляемый тип. Я не удивлюсь, если это он убил Владомира. У этого мерзавца нет ни совести, ни тормозов. К тому же — он алкаш, и когда выпьет…
— Спасибо. Я уже достаточно напуган. Если вспомните еще что-нибудь, звоните.
Лазаренко положил трубку на рычаг и угрюмо взглянул на Кремнева.
— Звонил приятель убитого Голышева.
— Что-то случилось?
— Есть кое-какая информация… — Лазаренко пересказал Егору свой разговор со Стрельцовым.
Егор внимательно его выслушал, затем спросил:
— Что думаешь делать?
— Делать? — Максим пожал плечами. — Да ничего. А что я могу сделать? Меня, как ты помнишь, отстранили.
— Тебя — да, — кивнул Егор. — А меня — нет. Я по-прежнему в деле.
Лазаренко усмехнулся.
— Я, конечно, не вправе тебе что-либо рекомендовать, — сказал он, — но если тебе интересно, можешь съездить в Орлянку и побеседовать с братцем Голышевым.
— По-твоему, это входит в компетенцию наблюдателя? — иронично поинтересовался Егор.
— По-моему, да, — кивнул Лазаренко. — Ты будешь беседовать с Голышевым и одновременно наблюдать за его реакцией. В конце концов, именно за этим ты к нам и приехал.
Егор насмешливо прищурил глаза:
— Вот за что ты мне нравишься, Максим, так это за умение формулировать!
Мужчины засмеялись и пожали друг другу руки.
— Кстати, — снова заговорил Лазаренко, — после того как наша «гранд-дама» взяла ситуацию в свои руки, я думал, что все газеты выйдут с сенсационными заголовками. А газеты молчат. Как думаешь, в чем тут дело?
— Думаю, наша «гранд-дама» еще не определилась, что ей выгоднее — устроить скандал или спустить дело «на тормозах».
Максим подумал и кивнул:
— Да, наверное. А что там с переговорами? Они все еще продолжаются?
— Думаю, да. Даже «гранд-дама» не сможет этому помешать. Если, конечно, она не организатор и не заказчик всех этих убийств. Что думаешь по этому поводу?
Лазаренко поразмыслил немного, после чего ответил:
— Думаю, она на все способна. Хотя утверждать ничего не берусь.
— Уклончивый ответ, — насмешливо заметил Егор.
— Уж какой есть, — отозвался Лазаренко. — Ну, так что? Сгоняешь к брату покойного? Или тебе уже тоже на все наплевать?
— Сгоняю. Как, говоришь, называется село?
— Орлянка. Это тридцать километров к юго-востоку от города по Ламаевской трассе.
Егор поднял руку и посмотрел на часы.
— Съезжу, пожалуй. Если сумею оторваться от «хвоста».
Майор Лазаренко напрягся.
— За тобой что, следят? — встревоженно спросил он.
— Угу.
— Давно?
Егор криво ухмыльнулся.
— С того момента, когда мы распрощались с нашей «гранд-дамой».
Несколько секунд Максим с каким-то странным, тревожным интересом смотрел на Кремнева, потом сказал:
— Но ведь ты же обучен разным там шпионским приемчикам? Отделаешься от «хвоста» в два счета.
— Ты так думаешь? — приподнял брови Егор.
Максим легонько хлопнул Кремнева ладонью по плечу:
— Я в тебя верю, мой мальчик. У тебя все получится. Кстати, после того как побеседуешь с художником, позвони мне.
— А разве ты не отстранен от дела?
Лазаренко усмехнулся:
— Отстранен. Но ты можешь считать это моим хобби.
5
До Орлянки Егор Кремнев добирался не меньше часа. Еще минут двадцать ушло на поиски нужного дома.
Остановившись возле высокого кирпичного забора, Егор выбрался из машины, аккуратно закрыл за собой дверцу и быстрыми шагами направился к зеленым металлическим воротам.
Остановившись у ворот, он нажал на кнопку электрического звонка. Подождал с полминуты и нажал снова.
Где-то в глубине двора хлопнула дверь. Вслед за тем раздалось хриплое покашливание, и Егор услышал звук приближающихся шагов.
Лязгнул замок, и створка-железных ворот приоткрылась.
Художник Павел Голышев оказался двухметровым широкоплечим парнем с растрепанными рыжими волосами и толстыми щеками, усыпанными густой рыжеватой щетиной. Он был одет в полосатый, испачканный красками халат и кожаные тапочки. Под халатом у Паши не было ничего, кроме длинных семейных трусов. Мускулистая грудь, так же, как и щеки, была густо покрыта рыжеватой порослью.
Глаза у Паши были огромные, выпуклые и красные — от пьянства или бессонницы, а возможно, и от того и от другого сразу. Он был похож на огромного усталого сенбернара.
Открыв дверь, рыжий верзила посмотрел на Егора сверху вниз и меланхолично поинтересовался по-русски:
— Какого хрена надо?
— Поговорить, — сказал Егор.
Рыжий смерил Кремнева взглядом и спросил:
— А ты кто?
— Майор Кремнев. Егор Иванович.
Верзила сощурился и задумчиво поскреб рукой в затылке.
— Вот как, — сказал он. — Майор, значит? Хм… Ладно. Заходи, раз пришел. Я как раз думал, с кем бы мне выпить.
Двор был небольшой. Несколько асфальтовых дорожек. Крошечный бассейн с искусственными лилиями. Гамак. Метрах в двадцати от белого гостевого домика, в котором, по всей вероятности, и жил Павел Голышев, возвышался большой особняк из красного кирпича с высоким крыльцом и черными витыми перилами.
Во дворе, ближе к гостевому домику, стояла красная, довольно потрепанная «восьмерка».
Рыжий гигант распахнул дверь домика.
— Заходи!
Егор вошел. Художник вошел за ним и закрыл дверь на засов.
— Ну? — сказал он. — Чего встал? Проходи в комнату. Можешь не разуваться, у меня все равно бардак.
Вопреки ожиданиям Кремнева, обстановка в комнате оказалась вполне цивилизованной. Мягкие кресла, диван, журнальный столик. В углу — огромный телевизор с двумя высокими колонками, стоящими на полу, и стеклянная тумбочка со встроенным видеомагнитофоном, заваленная десятками видеокассет в пестрых коробках.
На полу — там и сям — скомканные вещи, пустые стаканы, бутылки из-под пива, вина и водки.
— Садись, где хочешь, — пригласил Паша. Он смахнул с кресла футболку и тренировочные штаны. — Можешь здесь.
Егор уселся в кресло и закинул ногу на ногу.
Паша подошел к журнальному столику, взял бутылку с яркой позолоченной этикеткой и повернулся к Кремневую.
— О чем будем беседовать?
— О ваших отношениях с братом.
— О! Это только под виски. Дернешь немного?
— Нет.
— За знакомство?
— На работе не пью.
— Ну, как хочешь, — пожал плечами верзила. — Может, тогда кока-колы?
— Можно.
Павел встал, открыл маленький холодильник, достал бутылку колы и кинул ее Егору. Затем вернулся к дивану, уселся поудобнее и нацедил себе полстакана виски. Отхлебнул, почмокал толстыми губами и сказал:
— Ну, вот. Теперь спрашивай.
И Егор спросил:
— Где вы были вечером двадцать восьмого августа?
Верзила склонил голову набок, беззаботно ухмыльнулся и уточнил:
— Во сколько?
— В шесть часов вечера, — сказал Егор.
— Э-э… Сейчас припомню… Сейчас… А! Вспомнил! Значит, так. Двадцать восьмого июня я сидел в этой комнате на диване и чесал себе задницу. Часов в пять начал и в восемь закончил. Если не веришь мне — поговори с моей задницей, она подтвердит. Еще вопросы есть?
— В каких отношениях вы были с братом? — невозмутимо спросил Кремнев.
— С Владомиром? — Паша пожал плечами. — Да в нормальных. Ругаться ругались, но морду друг другу не били.
— Значит, ссоры все-таки были?
— Ну, а как же без этого. Мы ведь живые люди.
— Из-за чего ссорились?
— Не помню. Я незлопамятный.
— Я слышал, вы продали квартиру, чтобы расплатиться с долгами?
— Это вранье! — резко сказал Павел.