Одинокий, не имея рядом ни одной живой души, малыш, всегда такой веселый и непоседливый, закрыл глаза, ждал наиболее плохого, и окаменел… Но сразу же собрался из последних сил, последним стремлением, последним теплом, которое еще оставалось в нем. Помогая себе руками, он направился вперед шаг за шагом, шаг за шагом… и вдруг почувствовал рядом радостное скуление, а возле ноги ощутил знакомое дыхание. Это полоска света в воздухе, что ли? И Цомби прилепился носом к какому-то утоптанному месту с низенькой травой.
Ведь это же тропа!.. Но куда ею идти? Где север?.. Направо?.. Налево?.. Свет до сих пор дрожал на тропинке… А если лесные уродцы снова набросятся на него?.. Малыш ощутил, как его окаменелое тело пронзал холод… Он посмотрел вокруг, глянул на небо, которое покрылось голубоватыми пятнами, и невольно двинулся по тропе, дрожа и ожидая, что вот-вот ему в плечи вопьются холодные когти и клювы.
4
Черешары выбрали место для ночлега на широкой лужайке метров за пятьсот от входа в пещеру. Ловко поставили две палатки: одну большую — для ребят, вторую маленькую — для девчат. Быстро приготовили ужин, превратив его, как все решили днем, в роскошное пиршество. Все происходило в какой-то домашней и товарищеской обстановке при уникальной декорации, на редкость нетронутой и величественной. Они оказались словно на дне своеобразного казана, вокруг высились исполинские острозубые скалы, от деревьев веяло прохладой, и все это покрывали краски сумерек, которые переливались у них над головами.
Смельчаки были доброжелательны и сердечны: они пришли к пещере вместе с сумраком, подготовили место для ночевки, все здоровые, еще не голодные, и усталость медленно исчезала… Так!.. День еще не закончился, и свет не погас совсем, им оставалось сделать несколько дел, вообще приятных, некоторые из них даже веселые, а были немного и более тяжелые, с ними не каждый мог бы справиться. И роли уже давно распределены.
Итак, пока Урсу и Виктор подались с топорами у лес, чтобы выбрать дерево для плота. Лучия и Дан, работая почти наугад коротенькими экскурсионными лопатками, отгребли траву и листву по кругу между двумя палатками и начали копать внутри этого круга овальную яму. Ионел и Мария носили охапками хворост, словно остерегаясь один одного.
— Довольно! — остановила их Лучия. — С тем, что вы принесли, можно пережить полярную ночь…
Она уже хотела была разжечь огонь, но Мария вдруг остановила ее:
— Погоди! Сейчас еще нельзя разжигать!
— Почему? — пришла в изумление Лучия.
— О-о-ох! Холодная душа ученого! Ты не понимаешь, что огонь не имеет тех чар, если его разжечь не тогда, когда ляжет тьма, когда начинают мелькать звезды и сбрасывать искры в костер, а все со страстными глазами ждут дыма!..
— Тс-с-с! — оборвал Дан поэзию Марии. — Оставим в покое эту сороку и лучше послушаем дрозда.
Если бы девушке с черными косами и голубыми мечтами не хотелось послушать дрозда, то сколько стрел, а может, даже когтей воткнулось бы сейчас в Дана!
Но от опушки к палаткам донеслось кроткое пение — печальная песня дрозда. Мария забыла обо всем и вся и начала шептать:
— Птица, птица, ты летаешь… Злой мне участи желаешь… — И вмиг встрепенулась: — Я не хочу, чтобы она пела плохо! И пусть никто не поет! Скажи, Лучия!
— Светлая душа художника, — ответила Лучия. — Ты не понимаешь, не ощущаешь, что это поет не она, а… он, дрозд. Она высиживает яйца в гнезде, а он поддерживает ее песней. Там, на опушке, есть гнездо…
— Погоди! Сто-ой! — попросил Дан. — Лучия, если ты стремишься во чтобы то ни стало доконать нас, то опиши этих птиц. Но я тебя прошу, не забудь сказать, сколько граммов пуха у них на животах в первую неделю июля…
— А мне кажется, что описание дроздов могло бы быть интересным для нас… — бросился Ионел на помощь Лучии.
— О боже, мама родная! Браво, Ионел! У меня сложилось впечатления, что ты перепутал карманы. Вместо того, чтобы достать шутку, ты достал камень, гранит из тех архаических отложений. Не попади только им в голову человеку!
— Я нисколько не шучу! — разволновался Ионел. — А если ты перепутал рот с мельницей, то иди отсюда и мели в другом месте. Может, найдешь где-то щербатую бабу, которая живет только чаем.
— Лучше уже щербатая баба, которая живет только чаем, чем такой, как ты, который живет лишь занудливостью и покупает похвалы… Не думай, что ты наступил мне на мозоль. Я с тобой не шучу!
На счастье, из леса возвращались, таща за собою по громадной связке шестов, Виктор и Урсу. Кому там уже хотелось ссориться! Шесты нужно было привести в порядок, составить их перед палатками, развести огонь, перенести ближе к яме хворост, а здесь еще и Лучия.
— Проведем сбор! — произнесла она. — Без болтовни и без отклонений от темы. Пример подаю я. В повестке дня три вопроса. Первый: выбор руководителя экспедиции… Второй: мероприятия по безопасности экспедиции… Третий: следствия этих мероприятий… И потом, вы знаете, что нас ждет: то, то называется сон.
— А костер? — запротестовала Мария.
— Костер? Он останется на усмотрение руководителя. Согласны?.. Итак, готовьтесь к голосованию…
Ионел распределил бюллетени — клочки бумаги, Лучия — карандаши… цветные, Дан держал урну, то есть карманный стакан.
— А сейчас называйте кандидатуру руководителя! — попросила Лучия. — Начну я: я предлагаю Ионела! Если кто-то хочет…
— Я! — подала голос Мария. — Я предлагаю Виктора…
— У кого есть еще предложения? — спросила Лучия раздраженным тоном. — Урсу!.. Ты хочешь что-то сказать?.. Чего ты так крутишься? Иди голосовать! И если ты считаешь, что мы играемся в бессмысленную формальность…
Но Урсу был весьма взволнован, чтобы затевать ссору. Его нисколько не интересовало, что хочет Лучия; он ощущал провокацию в ее словах, но не воспринял ее. Он еще раз глянул на вершины: солнце уже зашло, не было видно даже его лучей, и это ужасно обеспокоило парня. Он против своей воли подступил ближе к группе.
— У тебя есть какие-то предложения? — переспросила Лучия голосом, который предвидел новый взрыв.
— Тик! — невольно прошептал Урсу. Лучия припомнила утреннюю дискуссию между Урсу и Виктором:
— Очень хорошо! Если ты считаешь, что мы играем, и хотел бы подурачится, то лучше выйди из игры. Но я считаю, что это именно та возможность, когда тебя следует поставить на место! И немедленно!
Только такая несправедливость могла разозлить Урсу и довести его до того, что он сказал:
— А ты по какому праву ведешь себя как начальник? Тебя никто даже не предлагал!
— Если речь только об этом, то я ее предлагаю! — вскочила Мария.
— Тс-с-с! — вклинился Дан в первую секунду спора. — У меня тоже есть предложение: послушайте дрозда одну минуту…
Все посылки к ссоре неожиданно утихли. Не слышно было ни песни, ни шума, зависла тягучая гнетущая тишина.
Произошло то самое, к чему стремился Дан: за какую-то одну минуту покоя пламя угасло.
— Думаю, можно начинать, — сказал он. — Может, это и в самом деле игра, но мне нравятся красивые игры. Я говорю от своего имени, ясное дело… Но на самом деле…
— На самом деле, — подхватила Лучия, — это сильное серьезное дело. Думаю, время начинать голосование.
— Если это дело серьезное, а оно-таки в самом деле серьезное, — сказал Дан, — то я отказываюсь от этого карандаша. У кого еще коричневый карандаш? Мне кажется, что только у меня…
— У меня красный! — увидела Мария. — У кого еще красный? Итак, ни у кого!
— А у меня синий! — пришел в изумление Ионел.
— Ой, горюшко! — переполошилась Лучия. — Мои карандаши! Моя коллекция! Отдайте их немедленно назад! Это все было мне!
— Тебе?! — взвесил ее взглядом Дан. — Что было бы нам!.. Я читал, не помню уже в какой книжке, о некоторых выборах с цветами, мелом и местью…
— Может, лучше бы нам проголосовать руками на первых выборах… — сказала Мария.
— Я не согласен! — твердо прозвучал голос Ионела. — Это в самом деле начинает походить на игру… Довольно!