Должно быть, прошло несколько дней после того, как старик распорядился бросить его в темницу. Впрочем, можно ли назвать темницей помещение, в котором ни на миг не гаснет свет? Ненавистный стеклянный сосуд, называемый стигийцами гальванической лампой, висел под потолком на ржавом железном крюке и напоминал маленькое солнце. Смотреть на него продолжительное время было невозможно. Несколько раз Орадо снимал светильник, пытаясь понять, что заставляет светиться внутри этой лампы тонкий стержень, погруженный в прозрачную жидкость, однако, не зная в достаточной мере физических законов природы, в конце концов оставил все попытки понять причину этого свечения. Одно было ясно: магия, если она и имела место быть в этом случае, играла очень незначительную роль.

Спать, впрочем, маленькое солнце, не мешало. Куда большее беспокойство молодому человеку доставляли кровососущие паразиты, во множестве своем обитавшие в грязной соломе и рваном тряпье, зовущемся одеялом. Это были мелкие жучки с длинными усиками, коих Орадо успел возненавидеть еще будучи виналием. Не обращая ни малейшего внимания на свет, они ползали по всей камере и чувствовали себя, должно быть, достаточно комфортно в обществе благородного узника царской темницы. Перебить их не представлялось ни малейшей возможности, а спрятаться от кровососов было негде. Смирившись со своим поражением в войне, которую он вел с насекомыми больше суток, Орадо просто попытался свыкнуться с мелкими, беспокойными сокамерниками, лишь изредка давя тех из них, которые были наиболее кусачими.

Если смириться с мерзкими насекомыми, обитавшими в гнилой соломе Орадо еще мог, то с нарастающим чувством голода сладить ему было невозможно. Конечно, ахеронцу изредка приносили еду - мерзкую, вонючую баланду, которой побрезговали бы, наверное, даже собаки. Однако, выбирать не приходилось. Чтобы поддерживать свои силы, молодой человек съедал все, что подавали тюремщики.

С того дня, как его бросили в тесную камеру, Орадо не переставал проклинать свою судьбу и собственную глупость. Как он мог довериться стигийской женщине? Ведь он не раз слышал о том, что не создали боги тварей хитрее и подлее, нежели стигийцы. Не потому ли сам змеиный бог обратил на этот народ свое внимание, что увидел в нем что-то родственное?

Не исчезала из его головы и мысль о том, что весь этот дворец был чем-то большим, чем творением человеческих рук. Но если это и правда был какой-то древний храм, то кто его построил? Когда?

Что-то невыразимо страшное вползало в его душу, заставляя ее сжиматься от предположения, что строители подземной крепости, даже сейчас обитали где-то там, за стенами темницы. Стараясь унять разыгравшиеся фантазии, в которых сквозь звучание барабанного боя слышались голоса омерзительных тварей, обитающих во тьме, Орадо часто вставал на ноги и начинал мерить шагами покрытый гнилой соломой каменный пол. Но иногда он замирал, вслушиваясь в тишину, осторожно подходил к какой-нибудь из стен и прикасался ухом к холодному камню. И тогда его охватывал безмерный, не основанный ни на чем, ужас.

Вот и теперь, сидя у каменной перегородки, отделяющей его от кошмара, что хранили в себе земные недра, Орадо рассматривал рисунки, нацарапанные каким-то узником на потемневшем от времени камне. Ахеронец слушал музыку тишины и понимал, что недалека та минута, когда рассудок покинет его. Быть может, та минута стала бы благословенной, поскольку жизнь в неизвестности, казалась невыносимой, а звучание барабанов в его голове, каждым часом было все громче и громче...

Однако, вместе с тем послышался и другой звук. Кто-то подошел к двери тюремной камеры, открыл ее ключом. Потом, в сопровождении раба, в помещение вошел хорошо одетый, смуглый человек. Он некоторое время рассматривал узника, после чего произнес на непонятном языке несколько фраз. Тут же, в камеру протиснулись бритоголовые стражники его величества, царя Амен-Каури. Не церемонясь, они выволокли Орадо в коридор, после чего повели его по лестнице, наверх, к тому этажу дворца- муравейника, где совершалось вечное празднество.

С мешками под глазами от недосыпания, голодный, пропахший потом и разного рода нечистотами, молодой человек побрел по уже знакомым коридорам. К своему удивлению, он не слышал веселых речей и не видел хищных зверей, которых для забавы подданных его величества приковывали цепями к полам и стенам. В залах дворца, Орадо видел только напуганных чем-то, переговаривавшихся шепотом людей. Мимо него быстрым шагом проходили неулыбчивые подданные Царя Царей, один вид которых нагонял на молодого человека тоску. У статуй неизвестных ему богов и богинь, Орадо видел молящихся жрецов, а в маленьких комнатках, наполненных ароматами от курительных смесей, замечал обнаженных белокожих оракулов, бездумно взиравших на потолок.

- Что случилось? - спросил Орадо у одного из своих сопровождающих, приостанавливаясь у приоткрытых дверей какого-то крохотного помещения, из которого слышалось пение молитвы на малопонятном ключнику языке. Тот смерил молодого человека презрительным взглядом и, не удосужившись ответить, толкнул его вперед. Не задавая больше вопросов, Орадо двинулся по коридору, тяжело переступая непослушными ногами по холодному полу.

"По крайней мере, - думал он, - здесь нет никаких светящихся кувшинов."

И, все-таки, что-то серьезное произошло во дворце за то время, что Орадо провел в темнице. Что-то, что вынудило правителя Кеми снова вспомнить об ахеронце и пожелать встречи с ним. Сердце молодого человека сжалось, когда он увидел темнокожих охранников вседержащего царя, встретивших пленника в приемной комнате. Эти верные рабы дряхлого тирана всего несколько дней назад, готовы были перерезать Орадо глотку за одно лишь неучтивое слово, которое он имел неосторожность произнести в присутствии их государя.

"Акт второй. Милости просим, дорогой Орадо Кастильский... Но интересно, чего еще от меня хочет этот старик?"

Двери в тронный зал открылись и молодого человека подвели к возвышению, на котором располагался высокий, укрытый бархатом трон. Возле трона, опираясь на золотую трость, стоял сам дряхлый вседержитель.

- Ступайте прочь, - приказал он великанам, махнув тощей рукой.

Послушно, те удалились из зала. Орадо же остался со стариком наедине. Впрочем, нет... В тени одной из массивных колонн звенело цепями какое-то крупное животное, разглядеть которое, ахеронец не мог. Должно быть, там находился один из хищных зверей, которых он видел накануне, в пиршественных залах.

- Как видишь, снова Змеиный трон пожелал увидеть тебя, - произнес Амен-Каури, приблизившись к Орадо. - Ты, наверное, уже начинаешь догадываться, почему?

- Я предполагаю, что случилось что-то, что потребовало от вас этой встречи.

- Случилось, - резко сказал старик, ударив длинным золотым посохом об пол. - Ты солгал, говоря, что не заходил в старую усыпальницу. Мы приказали бы вырвать твой лживый язык прямо сейчас!

- Вы вольны поступить со мной как вам заблагорассудится. Но вижу, что есть какое-то обстоятельство, которое не позволяет вам принимать неосторожные решения. Если позволите, я бы хотел узнать, намерены ли вы меня казнить сейчас? И что заставляет вас сейчас сомневаться в моей нечестивости?

- Тот рисунок, который Стражи Пустыни обнаружили на полу, возле саркофага... Скажи нам, кто научил тебя рисовать его?

- Полагаю, что вы уже знаете ответ на этот вопрос, государь.

- Догадываюсь, - прошептал Амен-Каури. - Наше возлюбленное солнце пустыни называло тебя некромантом. Однако, мы теперь видим, что ты, всего лишь, блоха, которая прыгает с места на место посредством старинных магических обрядов и заклинаний. В сущности, безобидное насекомое. Мы не станем спрашивать о том, что тебе еще рассказали те истлевшие свитки. Время слов прошло... Скажи, впрочем, неужели та чаша, ради которой ты убил рабов дочери Владыки блистательного города, так важна для тебя?