Священник сжал губы, но ничего не сказал. Склонил голову в немом поклоне и, тихо развернувшись, вышел из светелки.

Калики вошли в Коломны после полудня. Накануне вечером они пережили, прижавшись друг другу — спина к спине, под разлапистой сосной у дороги разыгравшуюся бурю и сильнейший ливень. Пуще самих себя берегли они одну котомку, которую положили под себя, и пока дождь не кончился, прикрывали телами и плащами. Конечно, книга была плотно запаяна в бересту и промокнуть не могла. Но мало ли что.

Дерево не спасло двух старичков, похожих на грибы-боровички, от непогоды. Промокнув до последней нитки, они насилу дождались зорьки. И едва солнце осветило затянутое тучами грозное небо, они поднялись в путь, рассчитывая за день дойти до жилых мест. Порши тоже пропитались водой и отяжелели, проваливаясь то и дело в жирную грязь. Каликам приходилось останавливаться — подтягивать оборы* и счищать земляные «подошвы». Вскоре им повезло — на росстани дорогу пересекла свежая, глубокая после дождя тележная колея, которая и привела их в большое село. Калики так и шагали по колее, пока она не исчезла на крайней улице за приземистыми воротами крепкой избы с высокой лубяной крышей и расписными наличниками у слюдяных окошек. Присмотревшись, калики заметили, что колея более свежая выворачивает из ворот и уходит по улице наверх.

Улица имела всего три дома, да и те стояли в стороне от этого, ближайший саженях в пятидесяти. Места вокруг полно, так что селиться в тесноте? Людей на заросшей высоким бурьяном с обоих сторон дороге, покуда она просматривалась, было не видать. Похоже, хозяин телеги и дома убрался совсем недавно, если бы они шагали быстрей, могли бы застать его перед усадьбой. Но где взять сил для скорого передвижения? Да и куда спешить тем, у кого в запасе вечность?

Старичок помладше и пошустрей остановился перед воротами, воткнул конец посоха в сырую землю и, облокотившись на него, оглянулся на своего спутника — заросшего по самые глаза, седого, как неясыть и степенного, словно сытая рысь:

— А, Креслав, стучимся, что ли?

Тот приложил ладонь козырьком и некоторое время разглядывал притихшую усадьбу. Заметив качнувшуюся занавеску за мутным окном, переложил руку на округлую вытертую головку посоха и распорядился:

— Стучи, Ставер, кто-то есть.

Тот потянулся острым концом дорожной палки к калитке.

После первого же стука в глубине двора забрехала собака, судя по грозному лаю, — крупная. Старички молча ждали. Наконец, стукнула дверь в избу, и старческий голос несильно ответил:

— Иду я, иду.

Стукнул массивный засов, и в открывшейся калитке показалась немощная старуха с проваленными в беззубый рот сморщенными губами. Она осмотрела слезящимися глазами путников, неспешно стянувших шапки с седых волос, и, разглядев каликов, причмокнула:

— Ну, входите, божьи люди. Сейчас что-нибудь соображу, вчерашняя каша вроде стоит в печи.

Она посторонилась, и старички не спешно вошли. В глубине обширного двора, огороженного бревенчатым заплотом, весело поглядывала на них через неплотные жерди вольера черная лайка с белыми «очками» вокруг глаз. Старики с интересом уставились на собаку. Такую высокую и мощную лайку им видеть не приходилось.

— Хорошая у вас собака, зверовая? — поинтересовался Ставер, проходя вслед за старухой под навес у стены пристройки, где стоял вкопанный в землю мощный стол со скамейками по бокам.

Старуха покивала головой:

— Знамо, зверовая, а то б чего его кормили? У нас его родственников почти в каждом дворе, — и указала им рукой на скамейку.

Старики навалили посохи на столб, подпирающий камышовую крышу, и присели. Старуха, сгибаясь почти в пояс, поковыляла в дом.

— Шо думаешь? — подождав пока она уйдет, поинтересовался Ставер у старшего товарища.

— Не знаю пока, — покряхтел Креслав. — Старики говорили, где-то в этих местах его видели. Значит, надо попытать. Но захотят ли сказать? Не побоятся?

— Третий год уж пошел, как мы его ищем. Весь Урал исходили. Сколько еще бродить?

— Сам знаешь, Савелий перед смертью велел найти Воинко во что бы то ни стало. Мы слово дали, так шо теперь из пустого в порожнее переливать.

— Это верно, — Ставер скинул котомку и бережно уложил на колени.

Огляделись. С правой стороны за закрытой неплотно дверью сарая похрюкивали свиньи. Рядом с собачьей загородкой шумел открытый птичник, тоже под навесом — защита от сокола. Углядели путники и пустую в этот час конюшню на несколько лошадей и отгородок для овец и коз.

— Неплохо живут, — Ставер навалился на стол локтями.

И тут же оба дружно обернулись на шарканье подошв. Старуха держала в руках большую миску пшеничной каши и краюху хлеба. Заглядывая под ноги, спустилась с невысокого крыльца и стукнула миской об стол:

— Угощайтесь.

Старики оживились и споро вытянули из котомок деревянные ложки. Старуха разломала хлеб пополам и протянула им. Калики тут же набили полные рты теплой кашей.

— А где весь народ? — Ставер откусил здоровый кусок от краюхи и прошамкал с полным ртом. — На пошосе шо ль?

— Ага, — старуха встала напротив и сложила руки на животе, с интересом разглядывая странников. — На луга укатили. Самый сенокос. Только вот погодка подкачала. Ворочают поди валки — надрываются.

— А что делать? Сгниет же иначе. А у вас хозяйство, смотрю, доброе. Здраво живете.

— Не жалуемся. А вы, видать, издалече? Говорите не как наши, да и вышивание мне ваше не знакомо. Хотя… — она склонила голову, щурясь на вышитые воротники их рубах. — Нет, не знаю, — и, неуверенно отвернувшись, присела напротив.

Старики переглянулись. Слабая надежда забрезжила в сердцах странников: старая говорила неправду. Ставер облизал ложку и закинул ее обратно в котомку. Кресень неторопливо доедал краюху. Проглотил последний кусок, вытер губы ладошкой и будто невзначай поинтересовался:

— А что, тетушка, какой веры в селе придерживаются? Старой али новой?

Старуха потупила глаза и внезапно закашлялась. Старики невозмутимо ждали ее ответа.

— Ох, чаго это я, подавилась не иначе. — Она поднялась и выбралась из-за стола. Молчком, не глядя на стариков, ухватила миску и направилась к крыльцу. Слова Кресеня догнали ее на первой ступеньке и заставили замереть.

— Мы вот в Рода триединого веруем и Сына его Сварога, как отцы и деды наши. А ты шо испугалась? Думала лазутчики мы?

Старуха скинула ногу в вязаном шерстяном носке, обутую в домашний лапоть без задника, на землю и обернулась:

— А чего мне бояться? Я, чай, у себя дома. А не сказала сразу, потому как много ныне всяких ходят по дорогам. Опасно стало в мире. Христиане требуют, чтобы в их Христа верили. А чего в чужого Бога верить, у меня свои есть. Родные. В них все мои предки верили, до десятого колена, про которых знаю, и остальные, что в памяти не остались, тоже им же требы носили.

— И часто эти христиане к вам заходят?

— Не часто, но вот одних, шибко надоедливых, наши метлами недавно прогнали. А другой, Сергий прозывается, уже неделю живет у бабки Ярофеивны. Тот вроде ничего. Интересно рассказывает, хоть и христианин. Такого и послухать можно. А вы чего в наши края забрели. Дело какое исполняете, али так, без смысла по свету бродите? — Старуха, пока говорила, вернулась к столу и уселась на лавку, не выпуская миску из рук.

Креслав почесал завитушки белой с вкраплением серого бороды на шее:

— Без смысла на свете ничего не делается. И мы не просто так по земле идем, — он глянул на Ставера.

Тот одобрительно опустил голову. Старейшина повернулся и уложил ладони в замок:

— Человека ищем, ведуна. Ушел он из наших краев уже лет шестьдесят назад как, спасал от разорения лик Белбожий. У нас тогда сотник княжий из варягов ужас как лютовал. Село сжег, немногие уцелели. А какие выжили, по балкам в степях от своих же несколько лет ховались. Потом прибил кто-то сотника, потише стало. Князя в городе нового выбрали, он нас особо не притеснял. Лет полста нормально жили. Уже и забыли, что тогда творилось. И тут вдруг опять началось, новый князь пришел, попы из гораков понаехали, давай родноверов, какие от веры отказаться не захотели, палить да в степи загонять. Матвей — ведун наш — долго жил, не скажу и сколько, перед смертью велел Воинко найти. Книгу одну ему передать надо. То волшебная книга Белбога, Веды его, ей многие тыщи лет. Нельзя, чтоб она в чужие руки попала. Там вся история наша и заповеди от Рода и руки его правой — Белбога. Вот и ходим мы по Уралу. Говорят, где-то здесь его видели. Не слыхала ничего про такого? Воинко кличут. Впрочем, он мог и другое имя назвать. Да и не знаем, сумел ли лик сохранить? Дорога-то дальняя, опасная. Ничего про него не знаем. — Креслав откинул длинную прядь белых волос со лба и внимательно вгляделся в старухины глаза.